Но вы же согласны с тем, что люди вашего уровня за границей живут намного лучше?

– Значит, страна богатая. Еще же есть фактор – снимать фильмы, которые приносят зрительскую прибыль. А я не снимаю такие фильмы, не умею. Мои фильмы нравятся меньшинству. Я могу только обольщаться тем, что есть Моцарт, Бетховен, они всегда нравятся меньшинству, но существуют вечно. Вот это сравнение мне льстит. Пусть я нравлюсь меньшинству, но зато это всегдашнее меньшинство. А денег оно не приносит, поэтому говорить, что кто-то чего-то мне должен… Да ни фига!

И потом, я не пойму, а что мне, заплакать и сказать: "Дайте, пожалуйста, мне чего-нибудь больше, чем другим?" Или что? Я вообще никогда ничего не прошу. Я занималась тем, чем занималась, из любви к своей профессии и получала от этого колоссальное удовольствие. Даже в советское время, когда было столько мерзости, преследований, запретов, увольнений, дисквалификаций. Я могла все это бросить. Никто меня не заставлял. Я не была рабой в цепях, не приносила себя в жертву, не была героем, как это считается, не проявляла никакого мужества, просто делала то, что люблю. И что, я сейчас должна сказать: "Дайте мне больше гречки за это"? (смеется).

– Многие из тех, кто наблюдает за событиями в Украине, все чаще говорят о том, что хотели бы уснуть летаргическим сном и проснуться в другой реальности. Вы как на все современные события смотрите?

– Никакой другой реальности я пока не предвижу. Не могу сказать, что я хочу уснуть. Есть вещи, которые меня пока интересуют, хотя я и не здорова. Меня интересует искусство, и я продолжаю его обожать. Это касается всякого искусства вообще – кино, литература, музыка, балет. Если я перестала быть в нем производителем, это не значит, что я перестала быть потребителем. И это доставляет мне удовольствие, блаженство! Я люблю своих близких, хочу им помогать. Это – любовь во всех ее видах. Я не хочу уснуть, потому что близкие во мне нуждаются.

– Что подсказывает вам ваша житейская мудрость, каким видите будущее Украины?

– Что вам сказать, если я не верю в прогресс? Но хотела бы его иметь. Думаете, в глубине души или ума у меня есть что-то положительное и я это скажу? Напрасно надеетесь. Я не умею так. У меня очень пессимистический взгляд на вещи. Мне очень жаль, что он у меня такой. Перемены будут, но через год, через два – это очень быстро. Через пять, через десять – тоже. Может быть, станет хуже. Не знаю. И никто не знает, кто говорит, что знает. Просто говорят, но неубедительно. Бывает так, что и убедительно гипнотически скажут, что кажется, загипнотизировал – остроумием, обаянием, ходом мысли. Я не говорю просто так, точнее говорю, даже пытаюсь гипнотизировать свою кошку, и то не получается.

Я не могу говорить обо всем и делать вид, что я такая всезнайка. Не считаю себя мудрой, у меня есть определенный талант к определенной серии искусства… Для меня все так ясно, что то, что происходит, – это плохо, отвратительно, мерзко… Я до слез сочувствую борцам, которые могут этому посвятить себя и верят, что они победят, но сама я – не борец.

– А что именно плохого вы видите? Украину разделят на куски, она перестанет существовать как государство, как этого жаждет Россия?

– Ой, вот этого я не знаю. Я могу надеяться, что этого не будет. Со временем рухнет режим Путина. Так всегда случается в современной истории. Все цветет, расцветает, а потом нападают – и исчезают без особых следов. Я вообще пацифистка, против войны. Но если тебя по голове бьют, и ты должен отвечать… Я против того, чтобы люди убивали друг друга. Это не ново. Давно существует такое желание. Ничего не меняется. Происходит одно и тоже – убийство, но параллельно с этим, и меня всегда это удивляет, существует искусство, литература, какие-то рассуждения о добре и зле. И это все нормально. Я тоже всегда так думала, но когда это далеко было, ты иначе воспринимаешь, а когда стало рядом, меня прямо как ударило.

Я обожала Майдан, тогда он мне казался мирным и замечательным. Там не было убийств, а потом все пошло, как во всякой революции: все приходит к гильотине всегда.

– Многие украинцы надеялись и верили, что станут европейской страной, а похоже, оказались никому не нужны...

– Я вообще затрудняюсь сказать, что такое Евросоюз. Наслышана, но что для этого нужно, кроме преодоления коррупции? Там живет большая часть западных стран, и что от этого такого невероятного возникнет? Почему к этому нужно стремиться, а не к тому, чтобы кончилась война? Чтобы иметь шенгенскую визу или что? Меня это настолько косвенно касается, что я не умею об этом думать.

– Вы уже так давно живете в Одессе, что практически стали коренным жителем этого города. Верите, что с приходом Михаила Саакашвили жизнь в Южной Пальмире изменится в лучшую сторону?

– Сначала я как-то хорошо к нему отнеслась. Мне понравилось его обаяние, его успешность у себя в Грузии и вообще манеры его поведения. Я тоже считала, что посторонний человек – это хорошо: он свежим взглядом смотрит. Потом перестала до конца в это верить, хотя не усомнилась. Я все еще продолжаю в него верить. Но то ли ему многие устраивают препоны, то ли это какие-то непробиваемости...

Недавно посмотрела про него документальный фильм, который, вероятно, сняли его враги, как обычно это бывает. Хорошо сделали. Накопили против него массу материалов: какие-то пытки, насилие во время его правления. Правда это или нет, бог весть. Может, это все клевета, а может, так и есть. Я считаю, что он сильный, интересный человек. А удастся ему что-то сделать или не удастся, не знаю, пока я ему сочувствую.

– Вы видели перепалку Саакашвили с Аваковым? Что о ней думаете?

– Да, видела, с подражанием Жириновскому. Он тоже поливал своего оппонента, только соком. Мы свечку не держали, как там было на самом деле. Не берусь предположить, про кого из политиков можно сказать что-то абсолютно достоверное. Если можно верить, что это дело идет к лучшему, то я хочу верить. Я всегда стараюсь сначала верить, а потом сомневаться или кого-то жалеть.

– А с Саакашвили лично общались?

– Нет, никогда. Но отношусь к нему пока хорошо. Говорю "пока", потому что все пока замедляется и перестает быть на сто процентов убедительным, но это ведь ничего не значит.

Я общалась с советником Саакашвили Сашей Боровиком, который ему помогал. Я сейчас даже не знаю, где он, но он, когда приехал, почему-то решил, что я захочу или смогу восстановить Одесскую киностудию. У него было такое желание. Это касалось административной деятельности. Если я почувствовала себя нездоровой снимать кино как режиссер, какое у меня могло возникнуть желание заниматься финансовой, административной деятельностью в восстановлении киностудии? Мне это показалось невероятным, и я отказалась, потому что никогда не любила этим заниматься. Я для себя не умела добыть деньги, могла только снимать фильмы.

– Вместо Арсения Яценюка на кресло премьер-министра предлагали нескольких кандидатов. Самым реальным называли бывшую гражданку США, которая по указу Петра Порошенко получила украинское гражданство, нынешнего министра финансов Наталью Яресько. Правда, пока она отклонила предложение. Как относитесь к ее кандидатуре?

– Понятия не имею, что она собой представляет. Может быть, она замечательная. Ну, она же тоже живой человек. Если большинство считает, что она разбирается… Раз она жила в Америке, так что, там все хорошие? Главное – разбираться в экономике, потому что страны от этого процветают или не процветают. Я читала Гайдара и понимала, что он в этом разбирался, это было для него страстью, которая затмевала в нем другие, может быть, личные стремления к обогащению…

Вот Виктор Шендерович последовательно и остроумно критикует Владимира Путина, говорит о том, что лишь бы были правильные законы, и они соблюдались, а если они не соблюдаются, демократия – тоже нехорошо, но это наименьшее из зол. Я смотрю RTVi, "Эхо Москвы", есть такой политолог Константин Ремчуков, который действительно очень хорошо понимает экономику. Я же ее не понимаю, как не понимаю высшую математику, но что, я буду говорить, что я ее понимаю? Я не обо всем на свете имею мнение. Как говорят: "Скажите ваше мнение". А у меня нет мнения, потому что я не разбираюсь, зачем же мне делать вид?

– Но о событиях в Одессе, в Доме профсоюзов, которые произошли почти два года назад сейчас предпочитают не говорить, с чисто человеческой точки зрения, вы же не могли не иметь своего мнения?

– Не надо было стрелять, я же говорила, что я – пацифист. А расследовать, конечно, нужно. Значит, есть какие-то злыдни, заинтересованные лица, которые хотят замазать, скрыть и утаить. Мне кажется, это само собой разумеется, что преступления должны расследоваться. А еще лучше их не совершать вообще. Но кто-то же в этом виноват? Я даже не знаю, кого лично в этом обвинить.Я всегда недостаточно интересовалась законами, даже конституцию не знаю. Конечно, это ужасно. Но настолько пессимистично все выглядит. Бывают моменты, вот как Майдан, когда казалось, что вдруг что-то поменяется. Но это с каждой революцией так: вначале это кажется каким-то всплеском замечательным, а потом все начинает скатываться в другую сторону, загрязняться, искривляться...

– Вы многие свои картины снимали в Крыму. Как думаете, полуостров вернется когда-нибудь в состав Украины?

– В данный момент, судя по той ситуации, которая сейчас там происходит, думаю, что нет, но вдруг может что-то произойти противоположное – развалится Россия и что-то случится...

Я бы поставила на Крыме отрицательный знак и перестала об этом даже думать. Не в этом дело, важно, чтобы не воевали. Так я думаю сейчас, но что подумаю, когда изменится внешняя ситуация, не знаю.

– Из-за политических взглядов вы не потеряли друзей, знакомых из России?

– Я таких людей, которые совково настроены, жалею. Они мне кажутся дураками. Но я не спорю на эти темы с людьми, которые убеждены в противоположном. Думаю, это бессмысленное занятие. Они сами поймут.

– Вы же видите, сколько известных актеров, с которыми вы в разные годы работали, находятся в большинстве тех, кто так думает.

– Ну, я же говорю, что актеров многие считают дураками. Актеры во все времена были при дворах, королях, но это не мешало им быть одаренными. Но они такие Иванушки-дурачки. Конечно, не все. Есть ужасно умные. Но из очень умных я не знаю таких, кто сейчас против Украины.

– Тот же Владимир Бортко… Вы слышали его недавнее высказывание о том, что Сталин – это символ России?

– Ну, неправильные мысли говорит, ну и что? Я же не могу влезть в его голову. Может быть, он на что-то рассчитывает. Я знаю только одного человека, которого очень люблю, ценю и понимаю ход его мыслей. Это Олег Табаков, он так безумно любит свой театр и так хочет его поддержать, что считает, что если будет поддерживать Путина, то его театру будет оказана поддержка. А театру сейчас очень тяжело, и ему это нужно от власти. Он мне об этом не говорил, но я его много снимала и понимаю его душу. Не знаю, оправдываю ли его, но я понимаю ход его чувств. Он как бы не для себя это делает, хотя и для себя, получается, для своего театра, который он обожает и хочет, чтобы он жил и поддерживался финансово. Они же все зависимы. А Табаков обожает своих актеров, свой коллектив. Он так устроен и это мне понятно.

– А Никиту Михалкова вы тоже понимаете?

– Ну, нет! Это для меня загадочное существо, но ведь очень много загадочных существ на свете. Например, скорпион или лев. Он – талантливый человек, много хороших, даже замечательных фильмов снял, но при этом в нем, как в Лимонове, есть другая сторона. Я ее постичь не могу. Для меня это – шизофрения. Я не понимаю, как психиатры это постигают, и постигают ли вообще, или делают выводы из практики. Михалков для меня непостижим. Иногда просто идиотски непостижим.

– С Табаковым вы общались, хоть по телефону, после его заявлений об Украине?

– Мы вообще особо никогда не общались по телефону, только работали. В последний мой день рождения он прислал мне такую бумажную поздравительную телеграмму, каких я вообще не получала. Да, они еще есть, просто непопулярны. Она была такая потрясающая, с похвалами, что я очень талантливая, что он так рад, что мы работали вместе, как это прекрасно было, жалко, что это не продолжается. Значит, он чувствовал что-то такое… Не вину передо мной, но хотел объясниться, что он не совсем такой, каким кажется. Это я поняла из его телеграммы.

– А что думаете о таких людях, как Лия Ахеджакова, Андрей Макаревич, которые идут против толпы и за свою позицию очень сильно осложняют себе жизнь на родине?

– Это – борцы и герои. Они – политики, это было в их сущности. Честь и хвала их героизму. И те, и другие – талантливые люди в искусстве, но они разные. У Макаревича искусство всегда было политизированным, касалось всеобщих тем, в таком положительном плане. Лия Ахеджакова – чеченка (мать актрисы была русской, а национальность родного отца не установлена, воспитывал Ахеджакову отчим. – "ГОРДОН"). Люди, которые в подчиненном положении живут, среди других масс, учатся шире смотреть на вещи и понимать относительность всего на свете.

Вот говорят, что народы Советского Союза жили очень дружно. Да, действительно, как бы жили дружно. Молдоване, чукчи, татары, всегда принужденно делали равнодушный вид, когда слышали анекдоты о себе, значит, в глубине души они все время чувствовали то, что чувствуют сейчас. А сегодня оно раскрылось, вспыхнуло, и по-разному, иногда очень искривленно, но иногда очень прямо проявляется.

– С возрастом ощущение счастья у вас изменилось?

– Все в этой жизни исчерпывается! Или наступают перерывы. Для меня абсолютным счастьем было снимать кино. Сейчас – это семейные отношения, потребление чужого искусства, читаю, слушаю. Ну и мало ли, есть еще какие-то умилительные моменты в жизни, например животные. Я люблю животных, и все, с ними связанное, меня интересует. Это не принято называть счастьем, но можно и так назвать. Собака у меня умерла, которая была, а кошки меняются все время. Одна из кошек была очень нетерпимой ко всем остальным животным, поэтому мы не могли завести собаку. А сейчас боимся заводить, потому что сами стали болеть и думаем, как же с ней рано утром выходить гулять… Всякие неприятные мысли приходят о том, что будет с этой собакой, если мы умрем раньше нее.


Полное интервью можно прочитать здесь

Удалить комментарий?

Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!