После долгого забытья я, наконец, пришел в себя. Я лежал на деревянном вокзальном диване в зале ожидания железнодорожной станции Бузулук, а надо мной склонился старичок с бородкой. Он мял мне живот и как-то заботливо спрашивал: «Болит – не болит?», выстукивал меня костяшками пальцев, а потом попросил пописать в горшок...

Когда мы после окончания учёбы приехали на летние каникулы, до начала войны оставались буквально считаные дни. Однако почти все надеялись, что войны не будет, так как у нас с Гитлером договор, тем более, что он воюет со всей Европой. К тому же советская пропаганда внушала народу, что войны не будет, а если и будет, то бить врага мы будем на его территории.

Мой отец Яков Давидович Гаузнер прожил большую, интересную и достойную жизнь. Как многие представители его поколения, в молодости он учился и работал. Сначала окончил Одесский машиностроительный техникум, потом – Одесский индустриальный институт, работал на машиностроительных заводах Одессы. В 1938 г. был назначен начальником механического цеха завода «Кинап».

10 марта 1944 года началась моя военная биография. После смерти матери и распада нашей семьи моим вторым родным домом на долгие годы и десятилетия стал армейский коллектив, который вырастил, воспитал, закалил мои волю и характер, дал образование, позволившее в полной мере реализоваться моей военной карьере. 

Это был уже не первый разговор об эвакуации.

- Пойми, – говорил Иосиф, – в Одессе оставаться нельзя. Уже после «хрустальной ночи» в Германии стало ясно: фашисты ненавидят евреев, и вы тут не выживете. Моя любимая сестра и ваша маленькая Риммочка мне очень дороги. Услышь меня, Семён!

- Никуда мы не поедем! Я инженер, хороший специалист, знаю семь языков...

По возрасту мы были самыми молодыми курсантами училища, а по сравнению с жизненным и профессиональным опытом наших новых товарищей, которые прибыли из боевых частей, мы с Сашкой были детьми.

Многие из них уже успели повоевать в конце войны в боевой авиации, были членами партии и имели навыки партийной работы в частях и подразделениях.

Однажды я вместе с другими пожилыми людьми ожидал начала работы одного учреждения. Стоявшая впереди женщина внимательно посмотрела на меня и сказала: «Вы – Миша». Я подтвердил. «Вижу, Вы меня не узнали. Я – Неля, много лет работала с Вашей мамой. Недавно я прочитала в газете Ваш очерк, и в очередной раз вспомнила Риву Моисеевну. Прошло уже около тридцати лет, а мы до сих пор её помним. 

Впервые я услышал об орбитальных полётах ракет в октябре 1957 года, будучи на службе в Заполярье. Потом смотрел в киножурналах «Новости дня», но о космодроме Байконур, узнал гораздо позже, а уж о том что бы служить там, у меня и в мыслях не было. Всё было так засекречено, что ничего конкретного ни прочитать, в открытой печати, ни сказать никто не мог.

О самом близком друге непросто писать – не уверен в своей объективности, в возможности найти те самые точные слова, которые выразят, кем он был и для меня, и для других. О друге, которого уже нет среди нас – еще сложнее.

В этом году Евгению Марголину было бы  восемьдесят, а я ясно вижу его таким, каким он был, когда мы встретились на первом курсе Одесского политеха – высокий, красивый голубоглазый парень с открытым лицом и доброй, чуть ироничной улыбкой.

Я мысленно возвращаюсь к тем дням, когда был подписан приказ о моём увольнении из армии - 5 марта 1976 года. Позади ровно 32 года службы в Красной и Советской армии, из них - три года, воспитанник военного оркестра и три года рядовой музыкант и двадцать шесть лет на офицерских должностях - от лейтенанта до подполковника. Почти половина жизни в рядах армии!