Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Login

Passwort oder Login falsch

Geben Sie Ihre E-Mail an, die Sie bei der Registrierung angegeben haben und wir senden Ihnen ein neues Passwort zu.



 Mit dem Konto aus den sozialen Netzwerken


Темы


Memories

Михаил Гаузнер

 

ТРИ   ВСТРЕЧИ

 

Из-за перевода отца на работу в большой уральский город я пошёл в первый класс с опозданием на месяц. Заканчивался  военный 1944 год, в расположенной на окраине маленькой одноэтажной начальной школе было холодно, полутемно и неуютно. 

В свои восемь лет я свободно читал, легко производил арифметические действия, но с «письмом», как называли процесс написания букв и слов в школе, были большие проблемы. Этап «палочек» я миновал, т.к. никто меня этому не учил, и сам непонятно как наловчился писать печатными буквами. Правда, вместо буквы Я почему-то получалась R, простая И норовила изображаться как N, буквы бывали кривыми, иногда наползали одна на другую. С удивлением и умилением я после смерти матери обнаружил свои «художества», бережно сохранённые ею. Непослушное перо №86 частенько оставляло на серой рыхлой бумаге угрожающие кляксы, но писал я тогда довольно быстро и, как ни странно, в основном грамотно – наверное, потому, что много читал.

Стало ясно, что учиться в первом классе не было смысла, и через пару недель меня перевели во второй. Сразу стало интереснее, а главное – у меня впервые появился настоящий друг. Вначале нас сблизило то, что Давид (все звали его Додиком) был тёзкой моего любимого деда, а это библейское имя в уральском городе было большой редкостью. Потом стало ясно, что у нас много общих интересов – оба больше любили читать и рассказывать друг другу о прочитанном, чем играть в войну или драться «стенка на стенку».

Вскоре семья Додика переехала в другой район города, и после перехода в третий класс его забрали из нашей школы. Но мы продолжали часто встречаться и практически всё свободное время проводили вместе. А после окончания четвёртого, выпускного класса и я перешёл в большую светлую многоэтажную школу, которую почему-то называли полной средней. Несмотря на то, что мы жили довольно далеко друг от друга, наша близкая дружба продолжалась ещё два года. Додик практически каждое воскресенье бывал у нас дома. Моя мама полюбила этого умного, вежливого, хорошо воспитанного мальчика с нелёгкой судьбой – отец Додика погиб на фронте, мать одна воспитывала его и ещё троих сестёр, и им приходилось нелегко.

Через много лет я, уже студент, перебирая старые фотографии, нашёл маленькую любительскую карточку 6х9, на которой друзья – шестиклассники  были запечатлены на маскараде. Сам я, видимо, изображал врача – в белом халате, почему-то с галстуком - «бабочкой», с нарисованными чёрными усиками и аккуратной бородкой, в очках и шляпе, с маленьким чемоданчиком в руке. А на Додике был сооружённый из подручных средств костюм мушкетёра – тёмная блуза с белым круговым воротником перетянута ремнём с блестящей пряжкой, за который засунута шпага с эфесом и гардой, сделанной  из кружка картона. Панталоны ниже колена, светлые чулки (видимо, одолженные у старшей сестры), над туфлями прицеплены светлые банты. На голове шляпа с большими полями (надо полагать, картонными), на плечи наброшен длинный плащ до пола. И, конечно, нарисованные усы, но не скромные докторские, как мои, а залихватски загнутые вверх!  На обороте фото надпись «1949г.».

Когда моего отца перевели в Одессу, нам с Додиком  пришлось расстаться. В седьмом классе мы ещё переписывались, потом и это общение само собой прекратилось.

Прошло  12 лет, я к тому времени окончил институт, женился. Однажды, возвращаясь с работы, в безлюдном из-за моросящего дождя дворе своего дома увидел мужчину, который безуспешно пытался в неясном свете сумерек разглядеть что-то на дверях подъездов. Я подошёл к нему и спросил «Вы что-то ищете?». Из-под промокших и опустившихся полей велюровой шляпы на меня  смотрел человек, лицо которого неуловимо кого-то напоминало. Оптимизма на этом лице не просматривалось. Мужчина  поднял голову, обречённо взглянул на меня: «Я ищу…, –  сказал он и неуверенно продолжил, – кажется, тебя!» Это был Додик – повзрослевший, изменившийся, но узнаваемый.

Весь вечер мы проговорили. После окончания института Додик получил назначение в небольшой город южного Урала на комбинат, входящий  в систему атомной промышленности. Уровень секретности этого производства был настолько велик, что в качестве адреса для писем использовалось не название этого города, а номер почтового отделения областного центра, расположенного более чем в ста километрах от него. В направлении на работу был указан только этот индекс и фраза «В распоряжение тов. …». 

Город, в котором предстояло работать, представлял собой закрытую, тщательно охраняемую зону. По приезде на ближайшую к нему небольшую железнодорожную станцию было предписано найти справа от выхода из здания маленький домик, предъявить свои документы, и молодого специалиста доставят, куда надо.

Работа и проживание в таком месте имели свои преимущества – значительно более высокий уровень зарплаты и прекрасное снабжение, которое в то время всеобщего дефицита было даже более важным. Но въезд в город и выезд из него  без специального разрешения был невозможен. Особенно не допускались поездки работников комбината, связанных с секретностью, в места, где можно было предположить возможность контакта с иностранцами.

Оформив очередной отпуск,  Додик впервые за четыре года работы получил путёвку в одесский санаторий. Вероятно, в системе режима секретности произошёл сбой, иначе его не выпустили бы в портовый город, где бывают иностранцы.

Мой адрес сохранился у Додика со времени нашей недолгой переписки, и в первый же день он отправился на поиски, которые так удачно закончились под дождём. Несколько следующих вечеров провели у меня дома.  Додик познакомился с моей молодой женой, с удовольствием вновь общался с моими  родителями и бабушкой, которые хорошо помнили этого чудесного мальчика и радовались за него.

Однажды Додик заявил: «Что это мы всё время встречаемся тут? Я хочу пригласить вас в ресторан. Какой в Одессе самый лучший?».  Мы пытались его отговорить – мол, дома приятнее, уютнее, но Додик стоял на своём. Договорились пойти в ресторан «Одесса», который одесситы по старой довоенной привычке называли «Лондонской». Он славился классическим интерьером, спокойной обстановкой и прекрасной кухней.

Я с женой и Додиком  пришли в ресторан задолго до вечернего наплыва посетителей и заняли столик. Когда мы немного выпили, справились с вкуснейшей закуской и расслабились в предвкушении продолжения застолья, к нам подошёл официант и извиняющимся тоном сказал: «Простите, мне нужно обслужить постояльца нашей гостиницы, а свободное место есть только за вашим столом. Он один, быстро поужинает и уйдёт. Не будете возражать?». Я разрешил.

Официант подвёл к свободному стулу высокого светловолосого  мужчину в непривычном для советских людей клетчатом пиджаке, с шейным платком и таким же платочком в верхнем карманчике, усадил и что-то сказал ему по-английски, показывая на нас. Мужчина вежливо поздоровался; моего слабого знания английского, не использовавшегося со школьных времён, хватило, чтобы кое-как понять сказанное и вежливо ответить.

Додик побледнел и сквозь зубы еле слышно сказал мне: «Идём покурим». Ничего не подозревая, я стал объяснять, что курить можно и здесь. «Идём покурим!» – настойчиво повторил Додик.

В вестибюле он, с трудом владея собой, прошептал: «Я не имею права  общаться с иностранцами!! Если узнает мой куратор по режиму, у меня будут очень большие неприятности, и хорошо, если они ограничатся только служебными!»

Я пытался убедить друга, что здесь навряд ли за ним следят – он на отдыхе, далеко от своего куратора, и нет оснований для волнения. Но Додик был полностью выведен из себя. От прекрасного настроения не осталось и следа. Ужин был скомкан, настроение испорчено.

Когда срок пребывания Додика в санатории подошёл к концу, он уехал, с беспокойством ожидая неприятностей на работе. Мы недолго переписывались, но в заведомо просматриваемых письмах обсуждать эту тему было нельзя, телефонные переговоры были невозможными, и контакты со временем вновь прервались.

С тех пор прошло много лет – на этот раз больше пятидесяти. Однажды я в своей электронной почте прочитал письмо…от Додика! Тот увидел в интернете мои очерки, опубликованные в одном из русскоязычных журналов, и на моей личной страничке нашёл электронный адрес.

Мы обменялись письмами, потом организовали связь по  скайпу и в первый раз общались почти три часа – до тех пор, пока с удивлением обнаружили, что на Урале уже два часа ночи. Оказалось, что у нас сохранилось много общего и в жизненном пути, и во взглядах, и в образе мыслей. Совершенно не ощущалось, что пролетели эти долгие полвека. Потом общение много раз продолжалось.

«Если бы мы все эти годы жили в одном городе или хотя бы могли регулярно общаться, – подумал я после первого разговора, – вероятно, оставались бы близкими друзьями». 

Принято считать, что наивная детская дружба быстро забывается и не оставляет серьёзного следа в душе. К счастью, это не всегда так.

Правильно  говорят, что старая дружба не ржавеет!





<< Zurück | Gelesen: 550 | Autor: Гаузнер М. |



Kommentare (0)
  • Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
    Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich


    Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

    Zur Anmeldung >>

dlt_comment?


dlt_comment_hinweis

Autoren