Темы
Альфред Геер
Вырезки из памяти
Часть 3-я
ЛАЗАРЕВСКАЯ
Немножечко истории об этом благословенном месте...
Дата основания – 1839 год, когда здесь высадился морской десант под командованием адмирала Михаила Петровича Лазарева, того самого, который вместе с Фадеем Беллинсгаузеном открыл в январе 1820 года Антарктиду. Выдающийся флотоводец, мореплаватель и географ, наставник геройских адмиралов Нахимова, Корнилова, Истомина – защитников Севастополя, похороненный впоследствии в одном склепе вместе с ними там же. За морское сражение при Наварине, где был разгромлен турецкий флот объединёнными флотами России, Англии, Франции, Греции, он был награждён высшими орденами этих стран. Лазарев увековечен в памятнике 1000-летию России в Великом Новгороде. На месте высадки десанта он основал форт, ставший маленькой крепостью, посёлком, названным его именем Лазаревский. Теперь это – Большое Сочи.
А первые поселения возникли на этом месте около четырех тысяч лет назад. Основным местным населением были адыги. Основная их деятельность – охота, позднее животноводство и земледелие. В 1869 году, когда эти земли перешли от Турции к России, местное мусульманское население практически полностью переселилось на территорию Османской империи. Лазаревское стало заселяться христианами: понтийские греки, армяне, казаки, абхазы, русские помещики с крепостными – осваивать новые земли.
В этом посёлке начался последний, самый лучший, я бы сказал, дачный сезон нашей эвакуации. Сейчас это – крупный курорт, микрорайон Большого Сочи. А тогда... тогда кончилась для нас Грузия, началась черноморская Россия. Это произошло в середине – конце сентября. Нашу верфь с её оборудованием, баржами, личным составом, семьями сотрудников погрузили на специальный поезд, и мы поехали. Выехали утром. Снова зазвучали знакомые названия станций, мимо которых проезжали с Димой месяц назад, когда ехали в Магри из Батуми и обратно. Проезжали Цхакая, Зугдиди, Очамчири, Сухуми, Гагры, Сочи и конечная для нас – Лазаревское. Остановки были только в Сухуми и Сочи. К вечеру приехали на место назначения. До Магри, где летом мы были в лагере, оставалось 10-15 км.
По дороге случилась грустная история. Мы ехали в вагоне типа теплушка, как из Одессы уезжали, вместе с Басиловыми. У них была немецкая овчарка, которая сидела у проёма вагона и с любопытством обозревала окрестности. Она была на поводке, который кто-то придерживал. Когда проезжали мимо какой-то деревни, там поднялся «приветственный» лай сельских собак. Поезд двигался медленно. И наша овчарка резко выпрыгнула вместе с поводком и побежала знакомиться с местной «знатью». Огорчились все, особенно дети. Собака была очень дружелюбной. Нас утешали, что она сможет найти хозяев. Но это было невозможно даже теоретически, учитывая количество мостов, туннелей, переездов вдоль железной дороги, которые охраняются даже в мирное время, а тогда шла война...
Но вот мы на месте. Рабочие и матросы под мудрым руководством партии занялись разгрузкой оборудования, а членов их семей повели знакомить с жильём.
Оно распределялось по рангу и по «справедливости». Кто был в руководстве?
Начальник верфи – капитан 2 ранга Вершинин И.О. с женой. Дом – 3 комнаты. Вокруг дома – забор-штакетник и деревянная будка-туалет во дворе.
Главный инженер – капитан 3 ранга Басилов В. Б. с женой и двумя детьми. Такой же дом, как у начальника, на фундаменте, но без забора и общий туалет с нами.
Парторг – старший лейтенант Геер Л.И. с женой, тёщей и двумя детьми (Дима и я). Домик на сваях – две комнаты, кухня с печкой, кладовка и веранда под крышей. Рядом – огромный куст шиповника. 60 метров до пляжа: во время шторма брызги попадали в окно. Туалетная будка находилась посредине между домами нашим и Басиловых. Мы не сталкивались ними, потому как редко ею пользовались: справлялись дома, как раньше.
В такой роскоши мы ещё никогда не жили. Рядом с нашим домом ещё оставалась воронка от авиабомбы глубиной метра полтора и диаметром около шести. В ней мальчишки делали «салюты». Но это отдельная история. Расскажу позже.
Обустроились мы быстро, так как вещей у нас было мало, а такие предметы быта, как посуда, дали нам в столовой верфи. Кровать, раскладушка, стол, пара стульев тоже были инвентарные. Первым делом нас с Димой определили по школам. Пошла обычная будничная жизнь. Папа весь день на работе. В обед приходил домой. Верфь – в шаговой доступности. Иногда папа ездил в Туапсе на совещания по своей линии. Там был штаб ВМС ЧФ.
Последние известия с фронта были хорошие: мы теперь воевали в той Европе, где часть бывших врагов уже стала нам союзничками.
А здесь стреляли только охотники, которых оказалось среди сотрудников немало. То есть было кому, кого и чем стрелять. Кого? Кабанов, уток, фазанов, перепелов. Кто – чем. Охотники имели ружья при документах, патроны делали сами, многократно используя отстрелянные гильзы. Порох, пыжи, капсюли – не проблема, а с дробью приходилось выкручиваться. Я был в гостях и видел, как делается дробь. Некоторые делились добычей, когда везло на охоте. В общем, не голодали. И море с рыбой рядом, и речка с пескарями. Морские окуни, рыба-игла, барабулька, ставрида …
Остальных сотрудников расселили рядом. Образовался посёлок. Чинам пониже выделяли домики на две семьи. Семейные рабочие жили в бараках. Краснофлотцы – в кубриках экипажей. В отдельных домиках, подальше в стороне жили специалисты из США, они устанавливали дизеля на баржи. С ними были не близкие, но хорошие отношения. Добрые союзники, продуктовая помощь – сгущёнка, тушёнка, жвачка, леденцы, сигареты «Кэмэл». Идиллия...
Научили наших играть в бейсбол, почему-то у нас её назвали «лапта». Диснеевские фильмы крутили про «Бэмби», «Маугли», показывали «Серенаду солнечной долины» с Гленном Миллером, «Индийскую гробницу» и специально снятый и подаренный СССР фильм «Песня о России». Кто сейчас помнит, знает о нём? Я его видел.
Фильм начинается с того, как немецкие самолёты с крестами на крыльях налетают на колхозное село, бомбят и расстреливают из пулемётов на бреющем полёте собирающих урожай людей. А к ним на помощь из деревни на «Форде» мчится парень в выглаженных шортах, в белоснежной рубашке, с безупречным пробором на голове, голливудскими зубами и в наручных часах (народ хихикал), чтобы выслушать от умирающего, не помню кого, наказ, как отомстить фашистам. Фильм добрый, искренний и смешной для нас. Так они представляли нашу жизнь?
Пусть сейчас, через 80 лет, приедут в «ту же» деревню. «Фордами» и наручными часами никого не удивишь. Разве что тот «Форд» подорожал, как раритет. А вот жизнь…
«Дороги и дураки» не перевелись. Остались по наследству. Генетика...
Головинка
Банкетный зал
Моя задачка – вырезать из памяти сейчас То, что происходило Тогда, в детстве.
Вот одно из ярких воспоминаний. Рядом с Лазаревской находится посёлок Головинка, в котором был санаторий, дом отдыха ВВС для сталинских «соколов». Известно, что между авиацией и флотом существует взаимная симпатия. В США понятно, там авианосные соединения, а в СССР – гидроавиация. Кстати, в начале войны мой папа служил в этих войсках на озере Донузлав в Крыму.
Так вот. По поводу празднования 27-й годовщины Октябрьской революции там организовали банкет. Пригласили руководство ВМС ЧФ из Туапсе и других, в том числе соседей – «тройку» нашей судоверфи №1, т.е. Вершинина И., Басилова В., Геера Л. Собрались там генералы, адмиралы, каперанги, полковники с адъютантами чином не ниже капитана.
Большущий банкетный зал с паркетным полом, с витринными окнами по обе стороны. Стол во всю длину, сдвинутый от центра – чтобы оставалось место для танцев.
Наша «элита» приехала с женами и детьми (тремя – дети Басиловых и я). Мужчины в парадных мундирах с кортиками и начищенными до золотого блеска пуговицами, женщины – кто что имели они и наши соседки в посёлке. Как тогда говорили, «лопни, но держи фасон!». Впрочем, с ними никто не конкурировал, просто больше женщин не было.
И к ним выстраивалась очередь «золотопогонников», чтобы пригласить на танец, предварительно испросив разрешения у их мужей – младших по званию. Я этого не видел, но восторженные женские голоса по этому поводу при возвращении домой и после слышал неоднократно.
А не видел я по простой причине. До начала банкета нам, детям, поставили в углу зала отдельный маленький столик, а на нём – бутерброды из настоящего Белого хлеба с Настоящим Сливочным маслом, Красной и Чёрной икрой, разносортными колбасами, ваза с фруктами, ваза с шоколадными конфетами, бутылки со сладкой газировкой... Я был в шоке, как сейчас говорят. Слюнки текут от воспоминаний. И невозможно было всё съесть. Представляете? Это во время войны!
Но вот за главным столом все собрались, и началась торжественная часть. Во главе стола сидел генерал-лейтенант Соколов-Соколёнок – начальник Военно-воздушной Академии. С другой стороны сидели вице- и контр-адмиралы Кузнецов Н.Г. и Жуков Г.В. Они приехали из Туапсе (рядом), где был штаб ВМС ЧФ, с сопровождающими их лицами.
Начались здравицы. Первый тост – ну, конечно, за товарища Сталина, со всеми эпитетами. Второй – за Победу! Тут уже сомнений не было. Потом – за боевую дружбу воинов.
Детям стало интересно: а что у них на столе? Стали подбегать к мамам посмотреть. Мамы на нас шикнули и отправили гулять в субтропический парк с фонтанами, скульптурами и свежим воздухом. Предварительно официантки заправили наши карманы вкусностями, оставшимися на столе. Так мы пропустили танцы.
Возвратились в Лазаревку, когда уже стемнело. Все добрые, возбуждённые, весёлые. Нам в дорогу дали ещё половину жареного поросёнка. Такое не забывается.
Несостоявшийся брат
Грустная история... На Новый год у нас, неожиданно для меня, маму забрали в больницу. А через неделю её привезли с ребёнком по имени Гарольд. Мне сказали, что это мой младший братик. Я обрадовался, что уже не буду младшим, и сразу его полюбил. Но радость моя была недолгой. Я слышал разговоры о нём, будто он недоношенный, шестимесячный, что не жилец, что не берёт грудь, но не понимал, о чём это они. А мальчик боролся за жизнь. В какой-то день он даже проглотил двадцать чайных ложечек нацеженного мамой молока. Появилась надежда.
Но эта надежда умерла 21 января 1945 года. Это была единственная жертва той войны среди всех наших родственников. А на фронтах были все мужчины Гееры и мужья их сестёр: евреи солдаты-разведчики Борис Эйдис, Золя Рейдер с медалями «За отвагу» и русский полковник Иван Денисов со многими наградами. А если б не было войны, то был бы ещё один продолжатель рода нашего – Геер Гарольд Львович. Выходит, и наша семья в этой войне имела свою невосполнимую потерю…
Наши «салюты»
Я уже вспоминал про воронку от бомбы около нашего дома. Это к чему? Недалеко от Лазаревки в сторону Туапсе, на удалённых запасных путях, большие мальчишки обнаружили вагоны с боеприпасами. Как им удавалось таскать оттуда это «добро» – не представляю. Но такое было, и я держал в руках эти «вещички». Дима привёл к нам ребят вместе с «ними» – крупнокалиберными и другими патронами, с порохом разных цветов и форм (рассыпной, в мешочках, в черных кубиках, в виде жёлтых макарон и др.). Говорили, что это порох для орудий главного калибра линкора. Развели костёр на дне воронки и бросали туда эти «радости» с разных расстояний. Не буду описывать технологию их действий, но было красиво, громко и скандально. Слава богу, обошлось без травм. Больше такого не повторялось, а воронку стали использовать для непищевых отходов – золы, строительного мусора, – а затем засыпали.
А ещё мы стреляли вверх пустыми банками от тушёнки с помощью карбида. Технологию скрою от внуков и правнуков. Лучше мирные ракеты запускать...
Живая природа
Как-то зимой стало очень тепло, дружно зацвели подснежники, я увидел под кустами скопление этих цветов, сошёл с дорожки и пошёл собирать их. Вдруг что-то холодное и скользкое ощутил я. Всмотревшись, увидел огромную (у страха глаза велики!) желто-коричневую змею. И я «…бежал быстрее лани» домой к своей «Зоологии. Том 2». Оказалось, это была не змея, даже не уж, а безногая безобидная ящерица желтопузик. Мне просто повезло, что я увидел её на природе. Вообще они встречаются крайне редко и занесены в «Красную книгу».
Но змеи там водились, нас предупреждали об этом ещё в Магри, чтобы были внимательны. Назывались «медянки», яд которых не смертельный, но болезненный.
Между нашим посёлком и верфью от железной дороги до моря пролегал неглубокий пологий овражек шириной метров пятьдесят с пересыхающим летом ручейком. Весной это было царство лягушек с их кваканьем. Там я и видел маленьких змеёнышей или ужей. Летом там образовывалась дорога напрямую из посёлка на верфь, а осенью проточное озерцо глубиной максимум по колено становилось местом отдыха перелётных птиц (гусей и уток в основном), что привлекало наших охотников.
И ещё мне как-то раз пришлось увидеть охоту ястреба или кобчика за какой-то мелкой птахой. Бедная птичка металась из стороны в сторону, спасаясь от хищника. Тот уже готов был схватить бедолагу, но в последний момент она влетела в открытую форточку окна соседнего барака. Кобчик залетел туда же. Что там произошло дальше – не знаю.
Не только под ногами
Подножный корм. Это еда, которая пополняла наш рацион во время эвакуации. И не только тот, что под ногами, но и над головой, и на уровне рта, куда всё это отправлялось и выходило из нас в виде поноса (диареи). И дизентерии в том числе. В Энгельсе это были грибы, паслён, цветы клевера, макуха, подсолнечники. В Ура-Тюбе – косточки абрикосов; на Кавказе – алыча, шелковица, дикая черешня, мандарины, фундук, дикий щавель. Всё это заменяло нам витамины, углеводы, микроэлементы, закаляло наши желудки, а в Одессе (на следующий год) ели уже цветы белой акации. И были мы худыми, подвижными, находчивыми (ВсёнаходЯщими - едЯщими) и практически здоровыми…
Вокруг Лазаревки
Окрестности там очень красивые издалека. Сам я не ходил, а брат со своими сверстниками меня в свои походы не брал. Только однажды взяли меня с собой на речку Псезуапсе ловить рыбу. Поймали они трёх несчастных пескарей на пять человек. Да и что там ловить! Река – цепочка озерец с центральной протокой в долине, но судя по валунам, которые она прикатывает с гор, во время дождей и таяния снегов она становится грозной.
Никаких строений, хотя там была грунтовая взлётно-посадочная полоса, на которой стоял пассажирский «Дуглас» и метеобудка – кто-то всё-таки наведывался. Река выходила из ущелья, в котором находилась уникальная реликтовая самшитовая роща, единственная в бывшем СССР. Самшит –дерево редкой твёрдости и долговечности. В естественном состоянии он тонет в воде. Сейчас там заповедник, в том числе охотничий: кабаны, олени. Из этого дерева столяр-краснодеревщик выточил на верфи шахматы для моего отца, которые сейчас хранятся у моего сына.
Ну что ещё сказать «за Сахалин», то есть о погоде... Погода там преподносит сюрпризы в виде нередких смерчей. Я впервые увидел их осенью 1944 года. Какие-то чёрные шланги спускались из туч далеко в море. Люди, бывшие на берегу, говорили «Смерч, Смерч!» (а мне слышалось «Смерть, Смерть!») и показывали на эти кишки, которые двигались очень медленно, издалека. «Только бы не вышли на берег!» – переговаривались они. Я заволновался и побежал домой. Смерть я видел. «Смерть в море!» – кричал я. Папа оказался дома, видно, пришел поесть. Он вышел со мной на веранду, посмотрел в море и спокойно сказал: «Не смерть, а смерч, они тут бывают часто. Это не страшно. Они опасны в море».
Второй раз я видел группу смерчей весной 1945 года. Очень интересно было наблюдать, как из тучи начинает спускаться кишка, а ей навстречу поднимается столб воды, и они соединяются. А в это время на верфь двигались два тральщика со стороны Сочи. Они остановились и «ждали у моря погоды». И дождались. Тоже интересно. Причём если при становлении смерча столб воды поднимался медленно, то при разделении он падал быстро, а кишка из тучи расходилась неохотно. Говорили, что один смерч зацепил берег в устье реки и навалял много деревьев, которые потом вынесло в море, а прибой подарил их людям на дрова.
Когда готовили Сочи к олимпиаде, я подумал: а хорошо ли подумали архитекторы, строители и политики, когда затеяли этот проект? Да и речка там вроде скромная, но с очень крутым норовом. Впрочем, к моим воспоминаниям это отношения не имеет. Это к будущему, которого нет у меня...
А вот и наступило второе незабываемое солнечное утро,
о котором я писал в начале моих воспоминаний:
9 МАЯ – Д Е Н Ь П О Б Е Д Ы !!!
Рано утром за окном раздались ликующие крики: «Уррра! Победа! Конец войне!»
Вот я сейчас пишу эти строки, а у меня из глаз льются слёзы. Старый стал... дошло... Тогда тоже люди плакали и смеялись. Радовались и плакали, и снова плакали, и... Я тоже радовался, но не понимал. Почему только сейчас? Ведь мы Берлин 1 мая ещё взяли! А 2 мая берлинский гарнизон капитулировал. Пала столица! Что ещё? ...А война продолжается: ну вот завтра, ну ещё день... А бои продолжаются...
И вот она – Победа! Не может быть! Неужели всё?! Наконец!!! Что тут началось!!! Гениально простые и потому доходчивые слова и музыка песни, написанной уже через много лет, точно отразили момент того времени:
"...Этот праздник порохом пропах...
Это радость со слезами на глазах..."
Слова Владимира Харитонова, музыка Давида Тухманова…
«Праздник порохом пропах» – не только символизировал запах боёв и бомбёжек. Это был и натуральный запах пороха, потому что начало стрелять всё, что могло в тот момент оказаться в руках ликующих людей: винтовки, пистолеты, наганы, автоматы, ракетницы, ружья. В посёлке среди населения было много охотников, и они палили, не экономя патронов, собранных своими руками.
«Радость со слезами на глазах» – это радость за Победу и слёзы по погибшим в боях, умершим от ран в госпиталях, от болезней и голода в эвакуации, в тылу... Победа была для всех, кроме предателей.
У предателей победа сейчас и не только на моей родине. Бандеровцев и подобных им я предателями не считаю, они просто убийцы, садисты. Впрочем, такие есть и у победителей, и у побеждённых, у всех народов. Гореть им, где положено, если Бог есть. И хватит о них…
Итак, стреляло всё, стреляли все. И все были пьяные. Кроме детей. А дети крутились под ногами, всё замечали и радовались.
Так руководство верфи в лице нижеперечисленных решило устроить соревнование по стрельбе. Мишенью избрали петуха, мирно клевавшего зерно в навозе (наверное, искал жемчужное). Расстояние – метров 40-50 на фоне моря с галечным пляжем.
Стрельба велась от калитки Вершинина – начальника верфи. По старшинству он стрелял первым. Пистолет ТТ. Все выпившие. Долго целится. Выстрел – мимо!
Второй – Басилов. Пистолет ТТ, целится недолго. Выстрел! Петух дёрнулся, сказал «Кука - ...» и свалился за бугор. Кому победа, а кому – холодец для обеда. А петух был красавец, первый петух в наших курятниках, и холодец из него, говорят, был очень вкусный.
Попало Вершинину от жены тоже оч-чень. Петух-то оказался вершининский! Но он стрелял первым. Не узнал, наверное, своего Петюню. Но так попасть с первого раза можно только по пьяни, сказали «спецы»: точно в голову. Я свидетельствую – чистая правда. Я первый побежал и видел, как тот пытался ещё бегать. Папе стрелять не пришлось. Он уже утром пострелял во дворе из своего нагана. Пуля пробила деревянную раму окна в спальне и застряла в стене комнаты внутри.
Но «...недолго музыка играла...». Возникли новые заботы, проблемы: реэвакуация, демобилизация. Возникли новые кадровые задачи на судоверфи, которые в значительной мере легли на плечи отца как на парторга.
Но это были не мои задачи. Война окончена. Все мысли и мечты – об Одессе. Что нас ждёт? Но мне ещё предстоит закончить второй класс, а Диме – седьмой, тогда это был выпускной класс неполной средней школы, после чего можно было поступать в техникум.
После окончания занятий в школе решили блеснуть талантами своих учеников. Моя мама, в молодости «подающая надежды» артистка любительского театра, решила «блеснуть» мной. Я этого не знал. Для начала она дала мне выучить последние 16 строчек стихотворения Лермонтова «На смерть поэта»: «А вы, надменные потомки…» и этим ограничиться. На это у меня ушло пять минут.
Видя такой старт, мама удивилась и сказала, что я это уже читал, и предложила: «А ты попробуй выучить сначала!» Когда я посмотрел, сколько это – сначала, мне совсем не понравилась такая идея. А прочитав, я мало что понял. Что за певец – «добыча ревности глухой»? Что за «венец терновый, увитый лаврами»? Мне это ни о чём не говорило. На механическое запоминание ушло минут 10 - 15. Затем мама сказала, что я буду «декламировать» это стихотворение со сцены и стала показывать, как нужно читать «с выражением». А мама настаивать умела. Я помню «двойной» дуэт – Дима со скрипкой и рядом мама с ремнём, когда он разучивал гаммы, этюды Вивальди, Паганини и других иностранцев. Для него это было хуже, чем война.
Наконец маме показалось, что дело пошло на лад и остаётся выучить только эпиграф к стиху от какого-то античного автора. На моё замечание, что там нет рифмы, она сказала: «Главное – содержание». «Отмщенье, Государь, отмщенье, паду к ногам твоим, будь справедлив, и накажи убийцу, чтоб казнь его в позднейшие века твой правый суд потомству возвестила, чтоб видели злодеи в ней пример» …
Я стоял на краю сцены, смотрел в окно, безучастно и безошибочно и без всяких жестов отчеканил всё стихотворение вместе с эпиграфом. Получив свою порцию аплодисментов, я сошёл со сцены и направился в зал к маме. Она была довольна. Мне было восемь лет, а на вид не больше шести. И прочитав такое длинное и серьёзное стихотворение, я, видимо, произвёл впечатление на учителей и родителей. Удивительно другое. Прошло столько лет, а я помню это произведение, как и «Бородино», и большие отрывки из «Мцыри». «Воздух чист и свеж, как поцелуй ребёнка» – из «Героя нашего времени». Всё М.Ю. Лермонтов. А себя, любимого, не запоминаю. Не Лермонтов...
(Да, он не Байрон, он – другой, а я – так вообще из оперы иной...)
Конец эвакуации
Приближается финальная часть нашей эвакуации. Папу командируют в Одессу с отделением матросов и рабочими верфи - одесситами по программе реэвакуации. В основном – разведка на местности. Одесса уже больше года снова советская, многие одесситы уже вернулись. Кто-то – в своё жилье, кому-то, чьи дома были разрушены, выделяли свободные помещения, а у некоторых квартиры захватили люди, оставшиеся в оккупации. Все эти вопросы нужно было решать. Возникали разные моменты. Такой момент получился и у нас.
Наш дом был разрушен. Папа обратился в соответствующие инстанции, где ему предложили свободную квартиру в Колодезном переулке №4, жильцы которой погибли в гетто. Там были три комнаты – две смежные с окнами на улицу и одна с окном во двор. Отцу (орденоносцу, с ранением, четыре года на фронте) сразу выписали ордер на две смежные комнаты и одну комнату дали матросу Петрову из группы, которая была с папой. Всё прекрасно, центр города. Правда, все удобства во дворе (туалет, вода, канализация), печное отопление. Вообще в этой квартире было ещё три комнаты и кухня и все удобства с окнами во двор. А во время румынской оккупации дорогие соседи хотели присоединить эти еврейские комнаты к себе. Но пока они хотели, другие соседи, которые жили во дворе в другом флигеле, захватили наш фасад, чем очень обозлили «коренных» жителей.
В знак негодования они заложили ракушечником проём со своей стороны, оставив дворовых захватчиков с фасадом, но без удобств. Не рассчитывали соседи на возврат власти Советов. Но Бог не фррр…и видит всё. Власть вернулась, и в пустующую квартиру, которую оставили «дворовые бандиты», поселили возвратившихся из эвакуации с Дальнего востока, уже на законном советском основании, семью Скирды. «Банда четырёх» состояла из мамы, дочки, сына и внучки от дочки.
А тут появляется отец с ордером. «Коренные» злорадствуют. У «бандитов – румынский ордер. Кажется, всё ясно. Но 10 апреля 1944 года была освобождена Одесса. Красная Армия в ходе боёв несла потери, и при освобождении своих территорий всех мужчин призывного возраста, которые оставались в оккупации, тут же забирали в армию и на передовую. Необученных, необстрелянных – на убой. В чём их вина, что им было 15 -18 лет, когда румыны взяли Одессу? С другими мужчинам этой семьи – тоже непонятка. Мужья мамы и дочки были, возможно, репрессированы (возможно!), и получили они румынский ордер на еврейское жильё не просто так, а как пострадавшие от Советов.
Так вот внука, которому исполнилось 19 лет, когда освободили Одессу, сразу забрали в армию, и он погиб вскоре. «За Родину, за Сталина!»
Папе открытым текстом сказали, что если он не выселит их немедленно, хоть на улицу (именно так и делали в то время), тогда могут возникнуть проблемы. (О таких проблемах «волновался» Хрущёв: вот будут возвращаться из эвакуации, а жильё уже занято. Что делать? С этим вопросом в политбюро он чуть не погорел, его «отмазал» тогда Каганович). «У тебя же есть матросы!» – сказали отцу. – «Не церемонься!»
Как бы там ни было, но потерять ребёнка – такое и врагу не пожелаешь. И сейчас я считаю, что отец поступил порядочно, правильно. Он оставил им одну комнату временно, до его возвращения. Ему обещали помочь найти жилье местным «оккупантам».
Что же касается удобств, то в каждом одесском дворе таковые тогда имелись, и это считалось вполне нормальным. Не нравится уборная твоего двора? – идёшь в соседний, идёшь на работе, в спортзале, на природу, в конце концов. Это даже лучше, чем знать, как благоухает твой сосед по коммуналке, которых было большинство. А носить воду от дворового крана – так это физкультура для мужчин и предлог посплетничать для женщин! Одесский двор (смотри к/ф «Ликвидация»)... Всё это считалось мелочью после эвакуации, после войны. К такому мы привыкли.
Вскоре папа вернулся в Лазаревку, решив большинство вопросов, касаемых возвращения. Осталось с нетерпением ждать... потому что собирать было практически нечего.
(окончание следует)
Мне понравилось?
(Проголосовало: 15)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>