Гуманисты Ренессанса

Закономерности в немецкой истории

Анатолий Сирота (Эммендинген)

Продолжение. Начало в «Партнёр» № 8/2006

Индивидуальность сбрасывает оковы

Вопросы о судьбах итальянского Ренессанса историки ставили перед собой неоднократно и, как всегда, когда речь идет о событиях уже свершившихся, находили убедительные ответы. Сложность, однако, состоит в том, что великие исторические события обычно являются следствием сразу нескольких причин. Как справедливо замечает Буркхардт, мы никогда не можем быть уверены, что знаем их все. Многими как внешними, так и внутренними причинами объясняется и закат Ренессанса. Ниже рассматриваются лишь некоторые из них.

Обратимся снова к Буркхардту. «После того как, начиная с самых первых лет XIV в., несколько поколений блестящих поэтов-филологов заполонили Италию и весь мир культом античности, в XVI в. вся эта категория людей оказалась окруженной глубоким и всеобщим недоверием, причем произошло это в то время, когда ни у кого еще не возникало желания полностью отказаться от их наставлений и познаний».

Основными причинами изменившегося отношения к итальянским гуманистам стали обвинения «в злобном высокомерии и постыдных беспутствах».

Отметив, что по отношению если не ко всем, то ко многим представителям этой категории людей обвинения были справедливыми, Буркхардт мудро замечает: нельзя ставить в вину отдельным людям то, в чем «следует усматривать высшее стечение исторических обстоятельств». Объясняя затем на многих страницах, каковы же были эти обстоятельства, он называет гуманистов «жертвами сбросившей оковы индивидуальности». Увы, не только гуманисты, но и всё итальянское общество стало жертвой этого «сбрасывания оков». Яркие индивидуальности, отличающиеся «лица необщим выраженьем», необходимы обществу: без их творчества невозможно продвижение к новым горизонтам. Но, как известно, недостатки являются продолжением достоинств. «Герой» может увлечь «толпу» в опасном направлении, чрезмерный индивидуализм зачастую достигает пределов, за которыми он становится опасным для общественной нравственности. Оптимальное соотношение между личным и общественным, их сбалансированность - важнейший критерий, по которому можно судить о здоровье социального организма.

В городах–государствах ренессансной Италии этот нравственный баланс найден не был, о чем прежде всего свидетельствует существовавший в них своего рода культ «личной славы любой ценой».

Как рассказывает Никколо Макиавелли, «жажда бессмертия своего имени была столь велика, что «многие, не способные выделиться похвальными поступками, стремились к этому посредством поступков позорных». «Благороднейшая личностная гармония и великолепное искусство, которое восславило индивидуальную жизнь так, как на это не были способны ни античность, ни Средневековье», развивались «бок о бок с глубочайшей развращенностью» (Буркхардт).

Не случайно Ренессанс ассоциируется для нас не только с именами тех, кто достиг, казалось бы, пределов возможного и в воплощении красоты, и в разносторонности дарований, но и с «гениями злодейства». А также с тесными переплетениями образованности, художественной одаренности и злодейства как в одном человеке, так и в разных людях, находившихся между собой в тесном дружеском общении. Вместо того чтобы, следуя Пико делла Мирандоле, сделать выбор между «образом божественным» и «животным», человек Ренессанса парадоксальным образом сочетал в себе оба эти начала.

Сиджизмондо и Альберти

Одним из наиболее выдающихся злодеев эпохи был властитель Римини Сиджизмондо Малатеста. Среди множества приписываемых ему преступлений есть и попытка изнасилования собственного сына, и сожительство с дочерью, которая родила себе брата. Человеком он был высокообразованным и содержал на жаловании кружок гуманистов, устраивавших в присутствии Сиджизмондо свои диспуты и слагавших в честь него и его прекрасной возлюбленной Изотты латинские стихи. (Вам, любезный читатель, это ничего не напоминает?) В число друзей тирана входил и Альберти: перестроив для него в мемориальный храм-мавзолей церковь Сан-Франческо, он создал один из шедевров архитектуры Ренессанса. Саркофаги тирана и Изотты установлены внутри храма, саркофаги гуманистов – в нишах наружных стен. В том, что касается злодеяний, Сиджизмондо превзошел, пожалуй, только один из светских властителей ренессансной Италии - знаменитый Чезаре Борджиа, герцог Валентино. «Стремясь к славе и новым владениям, он не дает себе отдыха, не ведает усталости. Он сумел собрать вокруг себя лучших людей Италии», - это из восторженного донесения Макиавелли о его первой встрече с Чезаре Борджиа. Одним из этих лучших людей был Леонардо да Винчи, в качестве главного военного инженера сопровождавший армию герцога в походе против своей родной Флоренции...

Приведенные выше примеры типичны. Тираны, правившие многими городами-государствами раздробленной Италии, нуждались в гуманистах для составления писем и речей, зависимое существование при дворах тиранов - одно из тех упомянутых выше стечений исторических обстоятельств, которое не могло не сказаться на нравственном облике гуманистов. Придворная жизнь была цепью непрерывных интриг, заговоров, убийств и вооруженных нападений, воспринимавшихся как нечто само собой разумеющееся, как естественный фон. Жизнь самих гуманистов в этих условиях была чередой взлетов и падений; отстаивая источники своего существования, они злобно чернили коллег. В результате, как утверждает Буркхардт, им удалось поставить своеобразный рекорд: «Из всех людей, принадлежавших когда-либо к одному сословию, они в наименьшей мере обладали чувством сплоченности». Современников возмущало также высокомерие гуманистов. «Если они меня презирают как изобретателя, то насколько больше они этого заслуживают сами, поскольку ничего нового не открывают, а только цитируют труды других» – эти слова принадлежат Леонардо.

Загадка Макиавелли

Следует ли после сказанного удивляться тому, что попытки гуманистов насадить в обществе мораль, основанную на разуме, успехом не увенчались? Этические постулаты, не подкрепленные личным примером, повисали в воздухе... Но почему же расходились с практикой повседневной жизни благородные суждения о нравственности? Простейший ответ: разум, как это часто бывает с каждым из нас, оказывался не в состоянии противостоять напору идущих из подсознания импульсов. Но это только часть истины, и при том ее тривиальная часть. Ибо многое определялось еще и иной, отличной от современной, формой мышления - обстоятельство, которое всегда необходимо иметь в виду, когда мы пытаемся проникнуть в духовный мир прошедших эпох. (Вспомним то, что говорилось ранее об изменении типов сознания в ходе исторического развития. Гуманисты – люди переходной эпохи – думали уже не так, как схоласты Средневековья, но еще не так, как философы Нового времени).

Обратимся снова к двум приведенным выше высказываниям Макиавелли. В первом из них он осуждает тех, кто стремится к славе любой ценой, во втором восхищается дарованиями рвущегося к славе величайшего злодея эпохи. В каком случае Макиавелли был «равен самому себе»: когда он в течение 15 лет верой и правдой служил на административном посту родной Флоренции в пору республиканского ее существования или когда сочинял обессмертившее его имя «руководство к действию» для тиранов всех времен и народов (трактат «Государь», предполагается, что прообразом послужил Чезаре Борджиа)? С XVI в. и по сей день в сотнях работ исследуется загадка, которую загадал нам своей жизнью и творчеством великий флорентиец. Оценки колеблются от провозглашения Макиавелли наставником народов в борьбе с тиранией (Жан Жак Руссо) до зачисления его в лагерь иезуитов, для которых цель оправдывает средства. Но, как говорят ученые, если долго не удается найти ответ, то это может означать, что вопрос неверно поставлен. Проблему решили философы. Пытаясь понять, почему им не удается свести в единую систему взгляды ни одного из ренессансных гуманистов, они пришли к неожиданному выводу: не удается потому, что таких систем в природе ренессансного мышления не существовало! Кажущееся нам необходимым логичное, внутренне не противоречивое изложение вовсе не было целью мыслителей Ренессанса, ибо иной, менее рациональной, чем наша, была сама форма их мышления. Четкая авторская позиция исключалась: излагались различные подходы к одной и той же проблеме, например, с позиций веры и разума. Эти подходы могли противоречить один другому, но противоречия не комментировались: ренессансного автора интересовал прежде всего сам процесс мышления. «Выявить стройную рациональную систему в такого рода воззрении не удается – ренессансный мыслитель не проводит от начала до конца какой-нибудь один определенный принцип, а следует сразу многим» (В. Лазарев. Ренессансное мышление и его особенности,1983). Думается, что множественность подходов сказывалась и на нравственности, где она проявляла себя в тех расхождениях между этическими постулатами гуманистов и их жизнью, о которых говорилось выше.

Итальянское общество того времени не сумело выработать мораль, соответствующую достигнутому им уровню индивидуализации, «развитой итальянец стоял тогда ближе к злу, чем любой другой народ», - утверждает Буркхардт. Мораль гуманистов не стала всеобщим достоянием так же, как не стала им «рациональная мораль» их предшественников – античных стоиков (см.«Партнёр» № 4/2006 ).

Красота, которая не спасла свой мир

Не лучше обстояло дело и с альтернативным разуму основанием морали - с религией, на которой основывалась мораль народных масс Средневековья. Историки часто приводят красочные жизнеописания римских пап времен Ренессанса, сочетавших знание античной литературы и покровительство искусству с самым бессовестным стяжательством и кровавыми интригами. К их числу относится и Сикст IV, которому Европа обязана сооружением знаменитой капеллы и первым (в 1471 г.) музеем. Лев X, из рода покровителей искусств Медичи, в злодействах замечен не был: им полностью владела весьма характерная для его современников страсть к наслаждениям радостями жизни. К числу последних относилось и искусство, в том числе и такое дорогостоящее его произведение, как строившийся в это время собор Св. Петра. Денег папе постоянно не хватало. Пришлось инициировать шумную кампанию по продаже индульгенций в Германии, где она стала одним из звеньев в цепи событий, которые привели Лютера к его выступлению против церкви. А одним из первых звеньев этой цепи было возмущение безнравственностью всего римского духовенства – от пап и до рядовых священников, открывшееся Лютеру при посещении им Рима в 1510 г. За несколько лет до этого скончался папа Александр VI, отец Чезаре Борджиа, столь же повинный во множестве убийств злодей, как и его сын. В народе говорили, что душу папы унес дьявол после истечения срока договора о ее продаже. (Нашлись очевидцы, утверждавшие, что рядом с папой ударяют молнии.) Для итальянцев, для которых развращенность духовенства была повседневно наблюдаемым зрелищем, в этом крылась одна из причин их собственной безнравственности. Время от времени пошатнувшуюся веру удавалось вновь возбудить появлявшимся то в одном, то в другом городе пламенным проповедникам, которые, в отличие от церкви, стремившейся удерживать верующих в страхе перед чистилищем, грозили им в наказание за грехи прижизненными карами. Склонные к экзальтации люди Средневековья толпами сбегались на их проповеди, бурно каялись, но вскоре снова возвращались в мир своих греховных будней. Одним из таких проповедников-харизматиков был и Джироламо Савонарола, на несколько лет ставший фактическим властителем Флоренции. Но ни он, ни другие проповедники, обличавшие церковь не менее страстно, чем деятели Реформации, не сумели оказать длительного влияния на общество. Одних обличений для этого оказалось недостаточно, а новых религиозных идей, способных оживить веру, у них не было. (Продолжение следует.)