ОДЕССЕРЫ, или иммигрантская судьба одной московской пары

Судьбы человеческие

Павел Полян (Фрайбург)

ОДЕССЕРЫ,
ИЛИ ИММИГРАНТСКАЯ СУДЬБА ОДНОЙ МОСКОВСКОЙ ПАРЫ

1

  Элла и Юрий Одессеры – нынешние гамбуржцы и граждане Германии - в середине июля этого года могли бы отпраздновать 15-летие своей эмиграции. Оба коренные москвичи, оба кандидаты наук и сотрудники академических институтов (он - Института проблем нефти и газа, она - Института географии).

  Элла Одессер закончила географический факультет МГУ в 1962 году и всю жизнь – почти 30 лет - проработала в Институте географии, пройдя путь от лаборанта до старшего научного сотрудника. В 1975 году защитила диссертацию. Работала в лаборатории географии мирового хозяйства, постепенно расширяя круг научных страноведческих интересов. Одновременно ширилась и отраслевая структура интересов – к отдельным отраслям промышленности добавились туризм, наука и экономика в целом. Параллельно она преподавала в Педагогическом институте им. Крупской (ныне это Педагогический университет) – читала лекции по экономической географии зарубежных стран.

  Cтаршего сына с третьего курса забрили в армию, и эти полтора года службы в стройбате на Крайнем Севере были для него не просто тяжким испытанием и непрошенной школой выживания в условиях, в которых и жить-то не хочется. Для родителей двух сыновей мысль об эмиграции - это, собственно, прямая подсказка от военкомата. Хотя задумывались и до этого – еще в 1974-м, когда близкие друзья уехали в США и звали к себе. Но тогда не решились – и тоже из-за детей: страшновато было с младшеньким-грудничком.

  Но мысль – а может, когда-нибудь потом? – зацепилась, осталась…

  Это «когда-нибудь» настало, свалившись достаточно внезапно и как бы случайно: посольство Германии находилось в 15 минутах ходьбы от их московского жилья. Однажды в марте 1991 года, гуляючи, подошли к консульству Германии, а там интеллигентная толпа. «Что дают?»,– спрашивают Одессеры. А толпа отвечает: «Анкеты в Германию».

  И уже через четыре месяца - под номером 22(!) - пришло приглашение на собеседование в посольство. Трудно представить, но факт: в приемной консульства – ни души! Несколько раз чиновник консульства буквально часами беседовала с ними, а однажды, по доброте душевной и переизбытку времени, их, советских евреев, пробовал учить тому, как в Союзе нужно решать возникающие бюрократические проблемы: ясно как - взятками. Одной из таких проблем, кстати, был открепительный документ из военкомата для младшего сына. В приемной министра обороны дежурный полковник сказал, что сначала надо отслужить положенные два года, но обязательно предупредить о том, что собираешься эмигрировать, иначе могут послать на секретный объект, и тогда о выезде можно и забыть. День, в который они подали документы в ОВИР, стал историческим. Но по другой причине – он выпал на 19 августа 1991 года.

  Первым в феврале 1992 года уехал старший сын - он всегда всё быстро решал. В кармане у него были 34 немецких марки, и он их потратил на такси, чтобы доехать до гамбургского общежития. Через три месяца уехал и младший – ему было тогда 17 лет. А вот Одессеры-старшие всё копались, всё не решались сказать об отъезде на работе и, стало быть, уйти с нее.

  Но однажды позвонил из Гамбурга старший сын и сказал, что если не поспешить, то можно лишиться курсов немецкого языка. Этот звонок и стал той мышкой-норушкой, что оторвала-таки Одессеров от «корнеплода» под названием родина.

  Летели они в Гамбург «Аэрофлотом». Почему в Гамбург? Потому что Берлин в 1992 году уже не принимал – он и так был переполнен «дикими» еврейскими иммигрантами из Союза. А о Гамбурге слышано было немало доброго. Юра рассчитывал встретить здесь множество предприятий, связанных с нефтью, и предвкушал, как они будут драться между собой за честь иметь его своим сотрудником.

2

  В аэропорту – 15 июля 1992 года - их встречали оба сына.

  Кстати, о значении языковых курсов старший знал не понаслышке. Первые полгода в Германии для него вообще не существовало ничего, кроме изучения немецкого. И только после языка пришел черед поиска профессии, и он поступил на годичные курсы программистов „Siemens-Nixdorf“.

  Пока Элла жила в России, своего возраста она не чувствовала. Работала сразу же после окончания университета и всю последующую жизнь на одном и том же месте, взрослела как-то постепенно, в унисон со своими сотрудниками.

  И вдруг в Гамбурге, на языковых курсах, - граничащее с шоком откровение! Оказывается, Элла с Юрой – самые великовозрастные. Тут-то они и осознали барьеры, которые возраст ставит им в предстоящих поисках работы! Да и постижению языка он не товарищ, так что пришлось им стать не только самыми великовозрастными, но и самыми старательными в группе. И усилия эти (а точнее, сверхусилия) были не напрасными: уровень, которого оба достигли, оказался достаточным для того, чтобы работать переводчиками по первичному приему беженцев и иммигрантов, но, конечно же, не для того, чтобы свободно писать и говорить по-немецки.

  После окончания языковых курсов Одессеры пошли на 6-месячные курсы по профессиональной интеграции и практике. Вскоре после их окончания Элле удалось устроиться на трехмесячную практику по специальности в Гамбургский университет, к профессору-географу Занднеру. Тот оказался очень доброжелательным человеком, но загодя и письменно предупредил ее об отсутствии у нее малейших шансов на дальнейшую работу в университете. И в этом он был совершенно прав: явно недостаточный для преподавания немецкий и «чрезмерный» возраст делали Эллу решительно неконкурентоспособной.

  Блаженны работающие по специальности, но на работу Одессеры всё равно устроились, хоть и не по своему профилю. Первой в 1996 году начала работать Элла. После десятков отказов и разочарований один из номеров надежды всё же сработал. Речь шла о работе на корабле «Bibbi Altona», стоявшем на якоре на Эльбе, в Альтоне. Он служил общежитием для беженцев и иммигрантов, а также офисом для организаций, занятых их первичным приемом, - Федерального ведомства по труду, здравоохранению и социальным вопросам. Этому ведомству как раз и потребовались люди со знанием русского, и Эллу взяли на пробу переводчицей на гонораре. А после того как она себя во всех смыслах достойно зарекомендовала, а ее немецкий явно хорошел, ее взяли на полставки в фирму «Pflegen & wohnen», причем ее амплуа серьезно расширилось. В качестве служащей Элла проработала на своей полставки около 6 лет и даже наработала небольшую пенсию. Но как только ей исполнилось 65 лет, день в день, ее уволили. К этому времени на корабле уже работал Юра, которого тоже успели оценить и пригласить в свою «корабельную команду».

  Это, кстати, была тяжелая работа. Через корабль, а стало быть и через Одессеров, проходили все русскоязычные иммигранты, приезжающие в Гамбург, а таковых в иной день набиралось до четырех десятков: на каждого – несколько анкет и устная инструкция.

  Казалось бы, люди, которые в Москве уже давно были бы пенсионерами, в социально заботливой Германии могли бы уже и успокоиться, но Одессеры, наоборот, ринулись в битву за работу, получили ее и даже заработали себе небольшую пенсию!

  Но хотелось Одессерам большего – того, чем была отмечена жизнь на родине: полноценного общения и продолжения привычной научной деятельности. Они мечтали о форуме, хотя бы и скромном, где можно было бы обмениваться впечатлениями и размышлениями о жизни в Германии и России. И тогда, параллельно с работой, они затеяли издание научно-популярного альманаха «Гамбургская мозаика».

  Его первый выпуск вышел в 1997, а последний, пятый, - в 2002 году. Кроме просветительской, альманах имел и важную социальную функцию – служить для приехавших русскоязычных интеллектуалов достойной площадкой для самовыражения. Многие, в том числе и пишущий эти строки, откликнулись на призыв к участию в альманахе своими статьями, рассказами, стихами.

  Продержаться более 6 лет для печатного издания на русском языке – уже достижение. А тот интеллектуальный потенциал, собравшийся вокруг «Гамбургской мозаики», в настоящее время в значительной степени унаследован издательским домом «Partner»: оба Одессера часто публикуются на его страницах, а Юрий еще и работает редактором в ежемесячном журнале «Партнер-Nord».

  А вот отношения с Гамбургской еврейской общиной, членами которой Одессеры стали сразу же по приезде, сложились неблестяще. Встретили их там неприветливо. Сначала даже документы не хотели принимать, так как в обеих метриках не было отмечено, что их родители евреи. Хорошо, что в метрике старшего сына было сказано, что его родители евреи. Документы потом приняли, но на всякий случай предупредили, чтобы никакой помощи от общины не ждали, хотя об этом они и не просили.

  Второй преподанный общиной урок – та недоброжелательность, с которой Элле отказали в работе в общине, объявленной по конкурсу. Она получила в Германии не один десяток отказов, но ни с чем подобным сталкиваться не пришлось. (Той же скандальностью отличались, кстати, и звонки из общины на корабль, где она работала: общинные работники требовали немедленно прекратить всякую помощь евреям со стороны «корабельных», а посылать их вместо этого немедленно и прямехонько в общину! Еще бы: где же еще их встретят, как некогда и саму Эллу, с таким непревзойденным, ото всей души, хамством и презрением?). Единственное за всё время персональное письмо на ее имя содержало требование заплатить недостающие взносы. И какая же после этого охота туда заглядывать?

  В 1998 году Юрия избрали в Совет Гамбургской еврейской общины. Его программа достаточно типична: приехавшие нуждаются в помощи, особенно поначалу. Община помогает прибывшим новичкам в устройстве на новом месте, а также входит с ними в контакт на почве еврейской культуры, с которой они едва знакомы, но к которой имеют интерес. На знакомом им русском языке, разумеется. Попутно ведется знакомство с еврейской традицией. В этом виделся шанс интегрировать «русских» в еврейство, с одной стороны, и создать будущее для общин – с другой. Однако у старых членов общины эта идея встретила жесткое противодействие. Даже в перечне важных дел общины статус еврейской культуры оказался где-то между прохудившейся крышей и сломанными стульями. Община изолировала себя от большинства своих членов, сама толкнула их на путь ассимиляции и упустила, возможно, свой последний исторический шанс. Поняв это, Юра решил более не баллотироваться.

3

  Есть тонкое сочетание между двумя космосами иммигранта – космосом его старой родины и космосом родины новой. Интеграция во второе не обязательно, но часто сопровождается дезинтеграцией из первого. Связь со старой родиной со временем уменьшилась, и проявляется она преимущественно в ностальгии по друзьям и родственникам. Русского телевидения дома у Одессеров нет - из боязни создать помехи в освоении немецкого языка. Но когда они иногда смотрят русское телевидение, то их не покидает ощущение всё меньшего и меньшего понимания русских ценностей, русской жизни, русских проблем. Кое-что даже вызывает раздражение, например, всё более и более назойливая роль религии или сохранившаяся от прежних времен нетолерантность.

  «Их» Россия как бы всё больше отдаляется от «их» Германии. Но это еще не означает того, что Германия к ним «приближается». Назвать свою жизнь в Германии сплошной удачей или счастьем при всем желании не получается. «Мы приехали сюда слишком поздно, чтобы начать всё сначала», - говорит Элла. Но даже если отвлечься от возраста, то и в таком случае стопроцентная интеграция и полное «вхождение» в новое общество, полное слияние с ним в принципе не возможны и, наверное, не нужны.

  Это справедливо и для другого «космоса» - для России, где та же Элла, прожив 52 года, никогда не чувствовала такого слияния. Что-то всегда оставалось неприемлемым, непонятным и чуждым.

  Работа на корабле подарила Одессерам немало знакомых среди местных немцев и помогла почувствовать себя комфортнее в немецком обществе. Особенно прочные связи завязались с теми, кто и сам когда-то был иммигрантом: они, как оказалось, более других в состоянии понять новоприехавших.

  В целом же иммигрантская траектория четы Одессеров - двух интеллигентов и неутомимых тружеников – вызывает огромное уважение, а сами они – симпатию и желание быть в числе их друзей.