Литературный Рейн. Григорий Пруслин

Первый свой рассказ москвич Григорий Пруслин написал лет 40 назад, послал на конкурс в «Вечернюю Москву» и стал лауреатом. Позже он получил лауреатство во многих других конкурсах, включая одесскую «Юморину». С тех пор сотни рассказов опубликованы в центральных газетах и журналах, а также в восьми авторских книгах Пруслина. У него два высших образования, кандидатская степень. Пруслин — член Союза писателей Москвы, член Союза журналистов Москвы и Международного союза журналистов (IFJ). С 1998 года живет в Кёльне. Несмотря на сложившийся имидж автора-юмориста, Пруслин видит и печальные стороны человеческой жизни, и тогда возникают бесхитростные повествования, как в этой маленькой повести. При этом автор не морализирует, не навязывает своих оценок, исходя из того, что каждый читатель поймет свое и по-своему рассудит.

Даниил Чкония

Григорий ПРУСЛИН

ЧЕРНАЯ ВОРОНЬЯ ТУЧА

Маленькая повесть*

У каждого человека происходят в жизни и хорошие, и плохие события. Но бытует убеждение, что хорошее остается в памяти навсегда, а плохое со временем забывается. Да нет, плохое остается тоже. И даже спустя много лет, на душе твоей «кошки скребут»…

Эта история произошла с ним более тридцати лет тому назад, но до сих пор он чувствует себя виноватым. Прежде всего, перед собой.

Он учился тогда в аспирантуре. С тех пор, как уехал поступать в институт, жил в общежитиях. Сначала — в студенческом, потом — в заводском, теперь — в аспирантском. Эта многолетняя общежитейская жизнь, с питанием в столовых не могла не дать о себе знать. Так что нажил он и гастрит, и колит по полной программе. Врачи настоятельно советовали съездить в санаторий, попить, пока еще не поздно, минеральной водички. Сначала отмахивался, а как прихватило пару раз… Пошел в профком.

— Знаешь что, — полистал пачку цветных санаторных бумажек профкомовский человек, — езжай-ка ты в «Добрянку». Есть такой санаторий в Тульской области. Отзывы самые положительные, да и от Москвы недалеко. Поедешь?

— Поеду. Если подлечат там, почему не поехать. И когда?

— Да вот, во второй половине августа. Пиши заявление, да не забудь карту медицинскую оформить, а то без нее не примут.

Вот так, безо всякого напряга, он и стал обладателем санаторной путевки.

Междугородний автобус шел от Москвы до Добрянки всего пять часов, но почему-то отправлялся в 18.30. Кто мог сочинить такое расписание, чтобы больные люди прибывали в санаторий почти в полночь? Да еще после утомительной дороги… Но ехать было надо…

…Автобус медленно пробрался через темный поселок и остановился у одного из корпусов санатория. Вышло человек пять-шесть. При свете одинокого фонаря они, разминая затекшие ноги, топтались у своих чемоданов. В этот момент на крыльце появилась женская фигура.

— С приездом! — громко приветствовала, судя по голосу, уже немолодая женщина. — С приездом вас! Ждем, ждем, не дождемся. Пойдемте, пойдемте, мои дорогие. На ночь вас пристрою, а с утра и оформлять будем.

«Больные» повеселели и гуськом, нагрузившись вещами, потянулись за встречающей. Она привела их в комнату, где стояло несколько кроватей, и сказала: «Вот, дамочки пусть здеся устраиваются. А мужчины рядышком переспят. Утром встретитеся».

Проснулся он от солнца, бившего прямо в глаза. Его соседей уже не было. В дверь заглянула вчерашняя старушка и ласково сказала: «Проснулся, касатик? Хорошо ты спал, я и будить не стала. Давай одевайся, умывайся и ступай в конец коридора. Регистрация там».

Такое начало отдыха ему понравилось. И солнце, и добрая бабушка, и три недели отпуска, которые были так нужны. К тому же, если еще и подлечат…

Он довольно быстро сдал документы, получил ключ от своей комнаты и, подхватив чемодан, вышел на улицу.

Санаторий «Добрянка» состоял из нескольких деревянных двухэтажных спальных корпусов, четырехэтажного нового панельного корпуса, лечебного здания, столовой, совмещенной через фойе со зрительным залом, и здания администрации, на крыльцо которого он и вышел со своим чемоданом после регистрации.

Но не успел он сделать и десяти шагов, как случилось что-то необыкновенное. Сорвавшись с ветвей маленькой березовой рощи, стоявшей сразу же за корпусами, в небо взметнулась черная туча ворон. Именно туча, другое слово здесь нельзя было подобрать. С громким криком стая закрыла полнеба, и тень от нее, как при солнечном затмении, покрыла сумерками все вокруг. Никогда в жизни до этого он не видел столько птиц и впервые понял, что понятие «воронья туча» вовсе не гипербола. Задрав голову, он наблюдал за птицами. А они минут пять-десять покружили над Добрянкой и дружно опустились на деревья так быстро и точно, как будто бы каждая ворона четко знала свое место на ветках. Опять засияло солнце, стало тихо и спокойно, а он все никак не мог прийти в себя.

— Испугались? — услышал он девичий смех и обернулся. Позади него стояла невысокая девушка в легком платье.

— Это с непривычки, — подошла она поближе. — Все удивляются, кто раньше не видел. У них здесь вся роща в гнездах, туда даже гулять никто не ходит. Говорят, заклевать могут. Вороны — сильные птицы и умные, их разговаривать обучают. А вы только приехали?

— Вчера ночью. Сейчас зарегистрировался, пойду свое место искать.

— Пойдемте, покажу. Еще до завтрака время есть.

— С удовольствием, — согласился он. — И на завтрак меня отведете?

— И на завтрак отведу, — опять засмеялась она, — и с ложечки покормлю.

Здесь они засмеялись оба, и он почувствовал себя с этой девушкой совершенно свободно, как будто со старой знакомой. Звали ее Альбина, приехала она из Москвы и пребывала в «Добрянке» уже десять дней.

— Жалко, — сказал он ей, — что вы раньше меня уедете. — Кто же меня кормить будет?

— Жалко, — серьезно согласилась она. — Но зато я все здесь знаю и вам расскажу.

В корпус Альбина с ним не пошла, а подождала у входа, пока он нашел свою комнату и оставил там чемодан.

— Идите к сестре, — сказала Альбина, когда они вошли в столовую, — и попроситесь за столик № 10. Я там сижу, и место есть свободное. Да не бойтесь, не бойтесь, не буду я вас с ложки кормить, вы уже большой мальчик.

Все складывалось просто замечательно. И путевка в санаторий, и удивительно быстрое знакомство с симпатичной девушкой, и столик в столовой у окна вместе с ней, и даже солнечное августовское утро.

После завтрака, показавшегося ему очень вкусным, они вышли из столовой.

— План такой, — сказала она. — У меня сейчас процедуры, а вы идите к своему врачу и тоже попросите лечение на первую половину дня. Тогда после обеда мы будем свободны и что-нибудь придумаем. Я вас на экскурсию поведу. В обед нам место встречи изменить нельзя — столик № 10. До свидания!

На обед в столовую он пришел одним из первых и не потому, что очень проголодался. Просто хотелось скорее встретиться с Альбиной. Надо же, удивился он сам себе, что-то раньше за собой я такой резвости не замечал. Нет, конечно, у него были девушки, и он не имел комплексов, но сейчас ожидал встречи с нетерпением. Альбина появилась буквально следом за ним. Может быть, и она спешила на свидание. За разговорами обед пролетел незаметно, и они вышли на уже знакомое крыльцо.

— Вы свободны? — спросила она, и ему послышался в этом вопросе какой-то двойной смысл.

— Свободен, — ответил он. — Я в полном вашем распоряжении.

— Так уж и в полном, — засмеялась она. — Я обещала познакомить вас с местными достопримечательностями, предлагаю сразу же и начать.

— Я готов, но не думаю, чтобы здесь было нечто примечательное. Обыкновенный подмосковный пансионат…

— А это от нас зависит, — улыбнулась Альбина. — Человек везде найдет что-то интересное для себя. Пошли, пошли, сейчас увидите.

Она повела его вокруг столовой, и метров через пятьдесят они оказались у небольшой тихой речки с берегами, густо поросшими кустарником. По ту сторону речки простиралось небольшое поле, а за ним стояла березовая роща, насквозь просвечиваемая солнечными лучами. И вся эта картина настолько была хороша, спокойна и умиротворена, что он застыл на месте.

— Ну, — засмеялась Альбина, — я была права? Вижу, вижу, что права. Признайте же, здесь замечательно!

Он только мотнул головой.

— Это еще не все. Здесь и лодочная станция есть. Вот пойдемте, возьмем лодку и поедем вдоль реки, хоть до самого ужина.

— На лодке не ездят, — почему-то глупо сказал он. — На лодке плывут.

— Плывут, плывут, конечно же! И мы поплывем. Поплывем?

— Обязательно! Где здесь эта станция?

Она опять засмеялась и за руку потащила его вдоль берега.

Лодочная станция оказалась маленьким домиком, около причала колыхалась пара лодок. Служитель вынес им весла, и уже через пять минут они плыли по реке. Она была настолько спокойной, что сразу и невозможно было понять, по течению ли они плывут или против него. Он уж и не помнил, когда последний раз сидел на веслах, но почему-то сразу почувствовал себя уверенно и греб в удовольствие. Может быть, потому, что напротив него на корме сидела красивая девушка в цветастом платье.

— Лодку надо сдать до шести часов, — сказала Альбина. — Так что, давайте засечем время, чтобы знать, когда поворачивать.

Он согласился, но почему-то не хотелось думать о времени. Хотелось бесконечно, не торопясь, касаясь веслами прибрежных веток, плыть по этой красивой речке, которая петляла из стороны в сторону, плыть и глядеть на Альбину.

Августовское солнце припекало, он разделся, оставшись в одних плавках. Альбина же на его предложение сбросить одежду как-то настороженно взглянула и отказалась, так и оставшись в платье до конца прогулки. А конец прогулки наступил очень быстро. Может быть, от прекрасной погоды и хорошего настроения, а, скорее всего — потому, что все время они провели в беседе на разные темы, которые как-то сразу нашлись между ними.

Они причалили к берегу, сдали лодку и отправились на ужин. Как ни странно, он прошел в почти полном молчании. Наконец, они вышли из столовой.

— Какие планы? — спросил он у девушки.

— Я зайду к себе, — почему-то тихо ответила она, — а в восемь давайте встретимся здесь же.

Он согласился и смотрел ей вслед, пока она не вошла в корпус.

К столовой он опять подошел первым. Она не опоздала и пришла ровно к восьми, одетая в легкий голубой свитер и джинсовые брюки. И прическа у нее была другая.

— Привет, — сказала она и тронула его за руку. — Пойдем?

Не дожидаясь ответа, она пошла по знакомой дорожке за столовую, вышла к речке, но повернула в противоположную от лодочной станции сторону. В молчании пройдя сотню метров, они достигли беседки, стоящей на самом берегу. Также молча вошли в нее и сели на скамейку у стены. Никто из них не решался заговорить первым. От вечерней реки заметно веяло прохладой.

— Тебе не холодно? — тихо спросил он и попытался обнять ее за плечи.

— Нет, не надо, — она отодвинулась немного. — Не надо. Давай просто поговорим.

В беседке было темно, только свет луны отражался от близкой воды. В этот вечер они проговорили долго. В основном она рассказывала о жизни, о своей судьбе. Родителей Альбина не знала. Сколько помнила себя, жила в детском доме, который, на счастье ее, оказался добрым и теплым. Она вспоминала и своих друзей, и воспитателей, и заведующую Анну Михайловну, которая была настоящей мамой всем детям. И это Анна Михайловна помогла получить Альбине маленькую квартирку на Преображенке, после того как девочка покинула детдом. Вообще-то по закону детдомовским выпускникам полагалось жилье, но когда у нас соблюдались законы?

Альбине было 23 года, она работала бухгалтером на небольшой фабрике. И там люди оказались к ней доброжелательными, но, сами понимаете, никто не мог заполнить в ее душе пустоту. Хотя она и была контактной девушкой, имела подружек, любила читать книги и ходить в театры, но…

Почему-то в этот вечер он ничего не говорил о себе, лишь чувствовал, что его готовность внимать рассказу была ей необходима. Часа три пролетели незаметно, и они пошли обратно почти в полной темноте. Он боялся, что она споткнется, и хотел, было, взять ее под руку, но она опять отстранилась и сама просунула свою теплую ладошку под его локоть. Он довел Альбину до корпуса, и, прежде чем уйти к себе, она приподнялась и слегка коснулась губами его щеки.

— Спокойной ночи, — тихо сказала она. — До завтра

. Он прошел к себе в комнату, лег в постель, смотрел на яркие звезды за окном и долго не мог заснуть.

Утром они встретились за завтраком, и Аля была такой же веселой, как вчера, только в другом платье. И день прошел похоже. До обеда — процедуры, а после — снова лодка, ужин и разговоры в темной беседке над водой. Все десять дней, что остались до Алиного отъезда, они были вместе. Пару раз сходили в кино, разок на танцы, но каждый вечер обязательно заканчивался беседкой. Они давно перешли «на ты», рассказывали друг другу, не стесняясь, подробности из своей жизни, в конце концов, им же было не по пятнадцать лет. Но ни разу Аля не разрешила ему обнять себя и поцеловать позволяла себя лишь у корпуса при расставании. В чем тут дело, стало понятно только в последний вечер перед ее отъездом.

Их разговор в беседке начался уже привычно. Но вдруг Аля замолчала и как-то совершенно по-новому посмотрела на него. Даже во тьме он почувствовал что-то необычное в ее взгляде.

— Ты, наверное, обижаешься на меня, — сказала она. — И я тебя понимаю. Ты взрослый человек, и я не девочка. И ты думаешь, конечно, что я не разрешаю тебе даже обнять себя из-за какого-то принципа. За эти дни мы много говорили с тобой. Мне кажется, что я уже все знаю про тебя, ты, наверное, думаешь, что и про меня все знаешь. Но это не так.

Аля замолчала и встала со скамейки. Он встал тоже.

— Три года назад, — она заговорила очень тихо, почти шепотом, но он слышал каждое слово, — я попала в Блохинвальд. Знаешь, что это такое? Это онкологический институт им. Блохина. Откуда у меня, двадцатилетней девчонки, мог появиться рак груди, не смогли объяснить мне даже врачи. Да и не в объяснении дело. Там, в отделении, таких молодых не было, и ко мне все, и персонал, и больные, относились с какой-то особенной жалостью. А я лежала и думала, за что мне это?! Да, врачи пытались избежать операции, но не вышло. И тогда мне удалили грудь. А мне было всего двадцать! Каждые три месяца я ходила на обследование. Прошел год… И, видно, метастазы не покинули меня. Вторую грудь удалили тоже. Говорят, время лечит. Ерунда все это. Время может залечить тело, но никогда оно не залечит душу. Я не вижу своей будущей жизни. Нормальной жизни, такой, как у других женщин. Да ты и сам понимаешь теперь, почему я никогда не снимаю платье, почему не даю мужчине обнять себя. Так что, пожалуйста, не надо на меня обижаться. Спасибо тебе за эти дни. Мне было очень хорошо с тобой и я, даже в мыслях, не претендую на что-то большее. Но если ты захочешь, приезжай ко мне. Вот здесь мой адрес и телефон.

Альбина быстро вытащила из кармана маленький листок, сунула ему и побежала к корпусу. Он не смог ее догнать.

А назавтра провожал Альбину на автобус, идущий в Москву. Она была как-то чересчур весела. И пока он ставил чемодан в багажник, уже устроилась в автобусе и смотрела на него сквозь стекло. Он вспрыгнул на подножку и протиснулся к ней.

— Слушай, а ты ведь даже не взяла мой телефон.

Она улыбнулась. — Не надо, захочешь, сам позвонишь.

Автобус уже скрылся за рощей, даже пыль от него улеглась на дороге, а он все стоял и смотрел в ту сторону. И здесь, как будто по заказу, как и в день его приезда, в небо рванулась с криком черная воронья туча. И опять тень от нее закрыла солнечный свет.

В тот вечер он долго не мог уснуть. Все лежал и думал о том, что произошло. Он не мог разобраться в своих мыслях. Да, Альбина очень хорошая девушка. Да, она ему понравилась. И он, вполне возможно, не оставил ее равнодушной. Но что это было? «Курортный роман?» Да нет, даже «романом» это не было. Тогда что? Жалость к этой несчастной девушке, которую так обидела жизнь? Но чем он мог помочь ей? Жениться на ней? Он не признавался ей в любви, ничего не обещал, да и вообще их отношения были платоническими. Казалось бы, что ему беспокоиться. Но покоя не было.

Назавтра он позвонил Альбине. Она подняла трубку сразу же, как будто ждала звонка. И голос ее искрился радостью.

— Ну, как ты доехала? — спросил он. — Уже работаешь?

— А как ты там без меня? — она не ответила на его вопросы. — В беседку ходишь, на лодке катаешься?

— Аля, — он засмеялся, — всего один день-то и миновал. Да и дождь вчера шел, так что лодка не состоялась. А в беседке, честно скажу, был. Посидел один на нашей скамеечке. Они проговорили по телефону до тех пор, пока у него не кончились все монеты. На прощание он успел только сказать ей: «Через пять дней я буду в Москве!» Что ответила Альбина, он уже не услышал.

Действительно, скоро его лечение в «Добрянке» закончилось, и в положенный срок он отправился в Москву. Но чем ближе он приближался к столице, тем большее волнение охватывало его. И хотя он понимал, что оно связано с Альбиной, но не представлял совершенно, что же должен предпринять. Автобус пришел где-то после обеда. Прямо с автобусной станции он позвонил ей. Но телефон молчал. Видимо, Аля была на работе. Если бы она ответила, он, скорее всего, сразу же и поехал к ней. Но теперь направился в общежитие. Оставил чемодан, умылся с дороги, сходил в столовую и опять позвонил по номеру, который уже знал наизусть. На этот раз Аля была дома и страшно обрадовалась его звонку.

— Где ты? — закричала она.

— Скоро буду у тебя, — только успел ответить он, положил трубку и выскочил на улицу. Он забежал в магазин, взял коробку конфет, у старушки около метро купил букет и поехал на Преображенку.

Альбинина квартира была на первом этаже «хрущебной» пятиэтажки.

Открыв дверь, Аля бросилась ему на шею. Ее глаза светились от радости. — Знаешь, — сказала она, ставя букет в вазу, — а я почему-то думала, что ты не придешь.

— Почему? — даже обиделся он. 

— Не знаю, — засмеялась Аля, — думала и все!

Этот вечер в ее крохотной квартирке чем-то напоминал их вечера в «добрянской» беседке. Они говорили, перебивая друг друга. Конечно, был ужин с вином («Нашим желудкам уже можно», — смеялась она). Был чай с его конфетами. Уже поздним вечером Аля поглядела на зашторенное окно и тихо спросила. — Ты останешься?

Он остался.

Она дождалась, пока он лег на раздвинутый диван, застеленный свежей простыней, потушила свет и пошла в ванную. Он ждал ее, и что-то вздрагивало внутри. Словно до этой ночи у него не было женщин. Но здесь было что-то другое. Она вошла, на фоне освещенных дверей из ванной на момент вырисовалась ее фигурка в прозрачном халатике. Свет погас, наступила темнота, и он почувствовал, как к нему под одеяло скользнуло ее тело. Он повернулся к Але. Она лежала на спине и закрывала рукой свои груди. Он наткнулся на эту руку и почувствовал, как она еще сильнее прижала ее к груди. Волна жалости, смешанная с каким-то другим чувством, накрыла его.

Он не помнил, сколько прошло времени. Помнил только, что, откинувшись от него, она сказала, как выдохнула: «Господи, как в раю побыла!»

Он проснулся, когда Али уже не было дома. Она убежала на работу, пожалев будить его. В записке, оставленной на столе, прочитал: «Поешь что-нибудь и захлопни дверь. Целую. А.».

Он встал, умылся, застелил кровать, но есть ничего не стал. Дверной замок мягко щелкнул за ним. Целый день он не находил себе места, не зная, что делать дальше. Аля не требовала ничего от него, он не обещал ей тоже ничего, но он не мог просто так приходить к ней в гости и оставаться на ночь. Хотя, возможно, для нее и это было бы радостью. А для него это было бы подлостью. По крайней мере, он это именно так воспринимал для себя…

…Больше он ей не звонил и никогда не видел.

Прошло тридцать лет. Он женился, защитил диссертацию. У него есть дети и даже внуки. Все постепенно забывается. Но до сих пор время от времени в его душе взметается черная воронья стая и заслоняет солнечный свет.

*Журнальный вариант