ВО СЛАВУ ВЕЧНУЮ РОССИИ

Немцы в истории России

Георг Харманн (Оснабрюк)

Константин Тон — «самый успешный российский архитектор»

— Мужайтесь, Ваше Величество. Я вынужден сообщить вам скорбную вещь: Наполеон Бонапарт вошел в Москву... — Ответом было молчание. Перекрестившись, Александр I резко поднялся с кресла, большими шагами подошел к окну и молча уставился на серую петербургскую зиму. И спустя несколько минут тихо, но отчетливо произнес: «Даю обет в том, что, если русское оружие и русский военный гений освободят Москву и нашу страну от нашествия галлов, я построю в Москве великий храм. Во славу вечную России, в благодарность нашему народу и промыслу Божию, спасшему Россию...».

Сразу же после того, как французскую армию прогнали с русской земли, императорский манифест о строительстве храма был издан. Александр придавал этой стройке столь большое значение, что впервые в российской архитектурной практике повелел придать конкурсу на лучший проект храма международный статус. И через четыре года лично утвердил «романтическое и великолепное» предложение архитектора Карла Витберга. «Вы заставили камни говорить!» — ознакомившись с его проектом, восхищенно воскликнул самодержец. И сразу же, невзирая на протесты Витберга, назначил его руководителем огромной стройки. В октябре 1817 года «корона Москвы», как окрестил будущий храм император, была торжественно заложена на Воробьевых горах.

Однако вскоре всё изменилось. Взошедший на престол после смерти Александра его младший брат Николай I, ярый приверженец «истинно православного стиля», запрещает строительство «не русского по виду» собора. К тому же специалисты определяют «невозможность построения храма на покатых и отличавшихся зыбкостью почвы Воробьевых горах». Витберга неожиданно обвиняют в растрате государственных денег, судят и отправляют в ссылку в Вятку.

Но Николай не отказывается от обета, данного братом, и еще раз повторяет конкурс. Так и не усмотрев достойных, по его мнению, проектов, поручает проектирование второго храма Христа Спасителя петербуржцу Константину Тону.

Назначенному на эту роль архитектору мастерства было не занимать. Академик уже спроектировал немало достойных сооружений, в том числе и церковь Святой Екатерины, построенную в стиле русского храма XVII века. (На этом месте сейчас находится кинотеатр «Москва»).

Константин Тон родился 6 ноября 1794 года. Он был сыном обрусевшего немца-ювелира и стал архитектором по призванию. Как и оба старших брата, он закончил Санкт-Петербургскую Академию художеств. Наставник Тона, автор знаменитого Казанского собора А. Воронихин, по праву гордился своим лучшим учеником. К своей золотой выпускной медали Константин присовокупил еще и две серебряные: за проекты Сената и Дома инвалидов, а также получил звание художника первой степени и право на стипендиатскую поездку за рубеж. Куда Тон и отправился в 1819 году, набравшись предварительно опыта в Комитете для строений и гидравлических работ, где успел разработать оригинальный проект подогреваемой паром оранжереи.

Италия, встретившая Константина после посещения им Дрездена и Вены, стала для Тона, по его словам, «высшей школой постижения архитектурного мастерства». Молодой зодчий тщательно изучал древние и современные стили, попутно создавая и свой стиль, значительно расширяющий рамки национальной русской архитектуры. Результатом этих поисков стали созданные им в Риме проекты госпиталя и готического храма для православного богослужения. К тому же талантливый российский гость успевает настолько овладеть искусством реставрации, что за проект римского Дворца цезарей на Палатинском холме удостаивается от итальянцев звания академика Археологической академии. Именно за эти успехи вернувшийся на родину Тон был зачислен в кабинет императора Николая I, а через два года был произведен в академики Санкт-Петербургской Академии художеств. В Академии Константин сразу получил ответственный заказ — сложную реконструкцию академического конференц-зала и галерей. И молодой академик не только превосходно справляется с этим заданием, но и делает свой проект «весьма бережливым для государственной казны».

С этого времени распространенный в России стиль классицизма уступает место «тоновскому» русско-византийскому стилю. И хотя он встречает критику многих демократических деятелей культуры, называвших манеру Тона «угодничеством перед реакционным царизмом», спроектированные маститым архитектором храмы и другие здания начали появляться в городах и селах России.

Страна восторгается созданными Тоном храмами в Казани и Петергофе, собором в Царском Селе, памятником Дмитрию Донскому на Куликовом поле. Этим и объясняется факт получения Константином Тоном монаршего предписания на проектирование храма-памятника в ознаменование победы в Отечественной войне 1812 года.

Площадку для строительства Тон выбрал удачно: храм должен был подняться над рекой, в самом центре Москвы. Причем так, чтобы своими огромными габаритами не подавлять более скромные по размерам кремлевские соборы. Предложение архитектора было высочайше утверждено, и 10 сентября 1839 года на месте Алексеевского монастыря митрополит Филарет заложил первый камень в основание будущего храма Христа Спасителя.

Строительство собора длилось долго. Тон учел ошибки своего предшественника: тщательно подготавливал грунты и фундаменты. Наружные леса были сняты лишь в 1860 году, но еще двадцать лет продолжались работы над внутренним убранством храма. Здесь трудились знаменитые русские художники В. Суриков, И. Крамской и В.Верещагин. Национальный стиль храма архитектор утвердил и тем, что строил его только из отечественного камня и работал только с русскими мастерами. Сорок четыре года не прошли зря: собор, построенный в своеобразном русско-византийском стиле, огромный, высотою в 103 метра и площадью в 6,8 тысяч кв. метров, рассчитанный на 10 тысяч человек, вознесся над Москвой пятью золотыми куполами, поражая жителей и гостей города невиданным доселе великолепием. Тон строил храм на века: техническое обустройство здания отвечало лучшим современным требованиям. И хотя многие искусствоведы оценили стиль новостройки как «псевдорусский», в глазах народа храм стал олицетворением российской духовности и государственности.

Одновременно со строительством храма Христа Спасителя знаменитый архитектор построил Большой Кремлевский дворец (1849), а затем и Оружейную палату (1853). Связавшая Москву и Санкт-Петербург железная дорога украсилась спроектированными им же Николаевскими (ныне Московским — в Санкт-Петербурге и Ленинградским — в Москве) вокзалами. Неутомимый Мастер конструирует и знаменитый металлический шпиль колокольни Петропавловской крепости. И хотя многочисленные оппоненты академика продолжали обвинять его в «сухости и холодности» его проектов, в смешении стилей и излишнем «золотом» украшательстве, общественность и пресса называли Тона «самым успешным российским архитектором».

К сожалению, столь же успешно построить свою личную жизнь Константину не удалось. Когда у него, уже 48-летнего академика, родился первый сын, Тон не был женат на его матери. А потому после брака ему пришлось усыновлять своего же ребенка. Судьба Константина Тона-младшего была трагичной. Юноша, поступивший в Академию художеств, ослеп. Да и потом, когда Константину Тону уже перевалило за пятьдесят и его гражданская жена Амалия Барклай подарила ему еще четверых детей, его новая семья так и не стала законной. Дети не могли носить фамилию отца и, чтобы снять с них клеймо безотцовщины, их усыновил один из друзей неудачливого семьянина.

В остальном же у Мастера было всё в порядке. Тон, назначенный ректором Академии художеств, был осыпан наградами и званиями, обласкан славой. На одном из его юбилеев многочисленные ученики с благодарностью поднесли своему наставнику золотую медаль с его изображением в лавровом венке. В рабочем кабинете академика висит его портрет кисти великого Брюллова.

Но полученные на стройках многочисленные травмы и простуды всё чаще напоминают о себе. Лечение не принесло облегчения. Весной 1880 года москвичи, находившиеся возле храма Христа Спасителя, наблюдали странную сцену: к собору поднесли носилки со старым, надсадно кашляющим человеком. Старик долго не отводил взгляд с сиявшего золотыми куполами храма. Так Константин Тон попрощался со своим любимым детищем и со своей жизнью. Освятили собор уже после его смерти, наступившей «от грудной болезни» 6 февраля 1881 года.

Через несколько дней после смерти архитектора его официальная вдова получила телеграмму. «Память о Константине Тоне не изгладится, пока будет существовать храм Христа Спасителя», — утверждал неизвестный отправитель. Как впоследствии оказалось, эта память пережила великое творение Мастера даже тогда, когда в 1931 году большевики по личному распоряжению Сталина взорвали Храм как «памятник монархизму и милитаристскому культу», а заодно расстреляли двух инженеров, отказавшихся принять участие в этом чудовищном преступлении.

«Времена проходят — и мы меняемся вместе с ними...» В 1994 году руководство новой России принимает решение воссоздать великий храм в том виде, в котором он был освящен в 1883 году. И вновь, как в прежние времена, разгорелись споры о его художественной ценности: для людей XXI века пришедшее из прошлого произведение архитектуры оказалось столь же новым, каким в свое время было и для современников Тона. Как и во времена Тона, народ принял этот храм как символ возрождения духовности России.

...Возможно, Константин Тон не был гением. Но не вызывает сомнения, что этот человек был одним из лучших архитекторов своего времени, оставившего потомкам прекрасные образцы своего творчества.

До сегодняшнего дня в истории русской архитектуры еще не было человека, который смог бы изменить облик своей страны так, как сделал это Константин Тон.