Достоевский в Вене

Сандра Хоган (Вена)

«Преступление и наказание» в венском варианте

В прошлом номере журнала мы рассказали о русских театрах Дюссельдорфа. Напомним, что эти театры ориентируются в основном на русскую публику.

Статья автора из Вены знакомит наших читателей с театром, «говорящим» на русском и немецком языках. Задача постановщиков – познакомить венцев с русской классикой, русской культурой.

– 723, 724… извините… 726… простите… – считает шаги Родион Раскольников, пробираясь к сцене и в темноте зала натыкаясь на зрителей. Он появился из боковой двери неожиданно, шокируя публику высоченным ростом и зловещим плащом, левую полу которого явно оттягивал топор.

– 730! 730 шагов…

Герой замирает перед дверью жилища старухи-процентщицы Алены Ивановны. Несколько секунд – и происходит убийство. Еще несколько секунд – второе. Когда топор опускается на голову ее сестры Лизаветы, красный свет заливает занавес.

«Что же будет дальше, если такое начало!» – взволнованно шепчет мне на ухо соседка, пожилая австрийка, осеняя себя крестным знамением.

А дальше… Вспыхивает полный свет. Перед нами зал судебных заседаний. Идут последние приготовления перед началом процесса: расставляют стулья для обвинения и защиты, «втыкают в сеть» наушники для прослушивания перевода, наполняют стаканы водой… Из зрительских рядов поднимаются и проходят на сцену прокурор-обвинитель и адвокат подсудимого, две миловидные девицы. Они обмениваются дружескими приветствиями, чтобы потом, во время процесса, схлестнуться резко противоположными взглядами на состав преступления и его исполнителя.

Двое полицейских (девушки в голубых сорочках), отталкивая назойливых папарацци, через зрительный зал вводят и усаживают на скамью подсудимых Раскольникова.

– Встать! Суд идет. Erheben Sie sich! – командует представительница правосудия, обращаясь к нам, зрителям.

Некоторые повинуются, встают, другие недоуменно переглядываются. Строгий приказ повторяется. Встают все. «Процесс» начинается. Именно так названа в программке инсценировка Валентины ДеВаль, написанная по мотивам романа Федора Достоевского и воплощенная на сцене учениками 11-го класса венской школы Рудольфа Штайнера.

Cудят Раскольникова по-настоящему, приводя аргументы «за» и «против», анализируя мотивы и разбирая показания свидетелей с сегодняшних позиций. Присутствующие в зале уже поняли, что они не зрители, а самые настоящие присяжные заседатели. К ним апеллирует то одна, то другая сторона – обвинение и защита. Ухо востро держат как немецкоязычные, так и русские зрители. Каждый получает свою порцию информации на родном языке и может вникнуть в суть происходящего.

Билингвизм. То и дело из наших рядов вырывается очередной «свидетель», жаждущий «дать показания». Заявления подсадных актеров воспринимаются, как выстрел. Впрочем, выстрелы тоже прозвучали. Целых два – Дуня выстрелила в Свидpигайлова, а потом он сам застрелился. После первого выстрела моей соседке стало дурно. Несмотря на это, спектакль она досмотрела до конца, поскольку не знала содержания романа, а знать хотелось.

Алиса Баумгартнер, преподаватель русского языка, ставит свой шестой двуязычный спектакль. До этого были «Тараканищe», «Ревизор», «Обыкновенное чудо», «Чайка» и «Мастер и Маргарита». Каждый раз режиссер ищет новый подход для того, чтобы передать содержание русской классики австрийскому зрителю. Ведь в зале сидят мамы и папы, бабушки и дедушки, друзья и знакомые юных актеров, изучающих русский язык. Потому-то на немецкий переходит то «иностранец» Воланд, то господин фон Дорн, то аристократка Аркадина.

– Г-н Достоевский, – обращается сторона обвинения к автору романа «Преступление и наказание», – Вы несколько лет провели в Германии. Наверняка Вы говорите по-немецки?

– Ja, ich spreche Deutsch, – отвечает «Достоевский», – и далее воспроизводит страницы своей биографии уже по-немецки.

Недоразумение возникает с трактовкой романа.

– Разве он не о преступлении и наказании? – вопрошает самоуверенное обвинение.

– Bы поняли именно так? – удивлен «автор».

– Именно так.

– Ну как же?! Разве не ясно, о чем мой роман?

– Нам неясно.

«Достоевский» берет за руку свою «жену» Анну Сниткину, Разумихин вытаскивает из «свидетельских» рядов Дуню, Соня прижимается к Раскольникову…

– Он о Любви! – поясняет «автор».

И суд «удаляется на совещание»… Как еще можно поступить на его месте?

До прочтения инсценировки мало кто из тех, кто играл в этом спектакле, знал имя Достоевского. Сегодня каждый из них готов рассуждать о русском классике и его вкладе в мировую культуру.

Великая роль театра!