Стриженов. Тарасов

Александр Нилин родился в 1940 году в Москве, в семье известного прозаика Павла Нилина. Смолоду Нилин-младишй увлечен искусством, литературой и спортом. Учился в Школе-студии МХАТ, где его мастером был Олег Ефремов. Закончил факультет журналистики МГУ и Высшие режиссерские курсы.

Нилин - автор книг "Видеозапись" (М.,1985), "Стрельцов. Человек без локтей" (серия ЖЗЛ, М., 2002), "XX век. Спорт" (М.,2005), написал книги о Воронине и Бескове.

Сегодня мы предлагаем вашему вниманию короткие новеллы Александра Нилина. В них пружина сжата до предела - удар кисти, и перед вами - характер. Завершенный образ эпохи. Это - писательский дар, помноженный на мастерство...

Даниил Чкония

Александр НИЛИН

Стриженов

Роли боксеров предусмотрены не во всех фильмах подряд. Тем не менее в киношколах, особенно американских, обязательно учили боксу. И в наших, судя по воспоминаниям о двадцатых годах минувшего века, - тоже. Не проверял, как обстояли дела позднее, однако Нона Мордюкова утверждала, что у нее во ВГИКе была по боксу пятерка, во что по беглым наблюдениям, охотно верю.

Но Стриженов заканчивал Щукинское училище - и боксу для фильма "Мексиканец" учился у мастеров-боксеров в подготовительный к съемкам период.

Любовь к автору рассказа "Мексиканец" Джеку Лондону предваряла наше повальное увлечение Хемингуэем на подходе к шестидесятым. Но фильм "Мексиканец", если не ошибаюсь, начали снимать несколько раньше, чем вышел двухтомник автора "Старика и море". И мужчины - герои Лондона соперничали в нашем воображении с мужчинами из "Трех товарищей" Ремарка.

"Мексиканец" имел в России также театральную историю, но получается, что непосредственно связанную с кинематографом. В двадцать первом году мхатовский режиссер Валентин Смышляев на сцене Первого рабочего театра Пролеткульта поставил пьесу по рассказу "Мексиканец". Декорации к спектаклю сделал Сергей Эйзенштейн. Кто помнит содержание рассказа, согласится, что кульминация его - поединок на ринге профессионального боксера с юношей-мексиканцем, бьющимся за деньги на покупку винтовок повстанцам. Роли боксера и мексиканца у Смышляева по очереди исполняли два приятеля-красноармейца, одновременно приехавшие из провинции в столицу. Режиссер придумал спектаклю открытый финал - в театре дрались по-настоящему. И в зависимости от того, кому на этот раз доставалась победа, поворачивался сюжет. Скажу теперь главное: роли бойцов исполняли будущие знаменитые советские режиссеры - комедиографы Иван Пырьев ("Трактористы", "Свинарка и пастух", "Кубанские казаки") и Григорий Александров ("Веселые ребята", "Волга-Волга", "Весна"). Рассказ об этом спектакле я слышал от Любови Петровны Орловой. Она резюмировала: все дальнейшее соперничество между Пырьевым и Александровым проистекало именно оттуда.

Постановщик "Мексиканца" в конце пятидесятых Владимир Каплуновский с классическим сюжетом не экспериментировал. Он видел несомненным героем первого молодого артиста тогдашнего кинематографа Олега Стриженова, уже снявшегося с оглушительным успехом и в "Сорок первом" у Чухрая, и в "Оводе". Для полной достоверности в ключевой сцене бокса постановщик пригласил на роль профессионала экс-чемпиона страны в полутяжелом весе Геннадия Степанова (родного брата Анатолия Степанова, сыгравшего Рогова в "Первой перчатке"). Дело стало за небольшим - обучить азам бокса (и в самый короткий срок) кумира миллионов Олега Александровича. В педагоги к артисту призвали лучших тренеров - и, конечно же, Константина Васильевича Градополова, который и сам снимался в кино ("Кружева" и "Частная жизнь Петра Виноградова"). Не обошлось и без спарринг-партнеров. Контакты с ними оказались для знаменитого нашего актера не вполне безболезненными. Мастер спорта Новичков (не тот, что выступал в семидесятые, а тот, что дрался в послевоенных турнирах) рассказывал потом, что режиссер ему велел сильно не бить Стриженова, но "интересно же врезать настоящему артисту". И случалось разное... Тем не менее, Олег Александрович Стриженов вышел из отлично им сыгранной роли окрепшим. А навыки боксера пригодились ему еще раз, когда изображал он прославленного одессита Сергея Уточкина - авиатора, велосипедиста и вообще выдающегося спортсмена начала века. В дальнейшем народный артист держал иные, чем на ринге, удары.

Кинематограф не слишком позаботился о новых ролях для любимца публики. И когда относительно недавно увидел Олега Александровича в фильме, где партнером у него необычайно модный сегодня артист Сергей Безруков, не мог не подумать с поздним сожалением, что даже знаменитый Стриженов у нас недооценен и не использован в полную силу своих возможностей.

В МХАТе Олег Александрович поработал недолго, но роль Мексиканца исполнялась им с полной верой в предлагаемые обстоятельства. И, похоже, что вера в свое боксерское предназначение угнездилась в Стриженове надолго. Однажды пришлось мне достаточно много лет назад оказаться свидетелем, как в "Красной Стреле", мчащейся к Ленинграду, наш любимый артист крупно повздорил со своим суровым коллегой, чем-то обидевшим бывшего Овода и Мексиканца. И стать бы неосторожному коллеге жертвой стриженовского рукоприкладства, но попутчики своевременно вмешались - и удержали Олега Александровича от опрометчивого поступка. Тем не менее, крепко схваченный за чесавшиеся руки Стриженов твердил: "В жизни я - один, а на ринге - другой".

Вместе с тем, умел он и ценить боксерские таланты, превосходившие его собственный. Так, он встал на колени перед встретившимся артисту Виктором Агеевым. Правда, встреча случилась возле дверей ресторана гостиницы "Ленинградская", но великий Агеев был чрезвычайно польщен.

Тарасов

Прозвавший Анатолия Тарасова "Троцким" Всеволод Бобров знал о Льве Давыдовиче вряд ли больше, чем полагалось знать зрителю фильмов типа "Ленин в Октябре". Тем смешнее некая аналогия-перевертыш. Известно, что Сталин заимствовал у Троцкого немало страшных идей и до еще более страшной практики довел. В хоккее же все произошедшее с командой Армии и клубом ВВС отчасти облагорожено спортивным интересом - и вовсе некорректным было бы вообще сравнение, не отражай советский спорт стереоскопически жизнь в тогдашнем государстве.

Я бы не стал утверждать, что Анатолий Владимирович заимствовал у Василия Сталина идею суперклуба - она лежала на поверхности. Но Сталин-младший первым, пусть и ненадолго, ее осуществил. И Тарасову глупо было бы пройти мимо столь впечатляющего опыта. Василий Иосифович никаким специалистом не был, что, однако, вполне искупалось неограниченностью его возможностей и властных полномочий. Анатолий Владимирович у всех на виду превратился в тренера выдающегося, начав с того, что с огромной фантазией и стойкостью оборонялся от превосходящих сил команды военных летчиков, куда генерал-сын генералиссимуса призвал всех лучших игроков, отнятых, главным образом у команды Армии, с которой продолжал работать Тарасов.

Я хорошо помню все игры его команды - я за нее тогда болел - против ВВС. Команда во главе с Бобровым каждый раз кроме мифического матча где-то на Урале в подгруппе предварительного турнира, когда Николай Сологубов "наглухо закрыл" "Бобра", побеждала. В армейском клубе не оставалось ни одного хоккеиста, приближавшегося в тот момент по классу к сподвижникам Всеволода Михайловича. Но, как тренер, Тарасов в ту пору несомненно выглядел изобретательнее Боброва, которому генерал Сталин вверил свою полосатую под цвет военно-воздушного флага команду. И к чему бы играющему наставнику - Тарасов, между прочим, года до пятидесятого, а то и пятьдесят первого тоже совмещал функции - чего-либо изобретать? ВВС по своему составу приближалась к команде, как сказали бы теперь, мечты. Когда Боброва с партнерами вернули в ЦСКА, теперь уже под неоспоримое водительство воспрянувшего Тарасова, у вошедшего в зрелость и славу тренера мог возникнуть соблазн положиться на звездный состав - и не искать на свою голову приключений. Но Тарасов вошел уже во вкус тренерской работы - и простительный соблазн органично переплавил в доктрину обязательной атаки, в достижение подавляющего преимущества с первых же секунд матча. Возможно, он и обеднял себя несколько в сопоставлении с годами противостояния ВВС. Однако кто же мог перепроверить: так оно или не так? Шанс в обороне искали теперь другие, все, можно сказать, остальные тренеры.

Анатолий Владимирович вошел и во вкус власти. И уже до конца карьеры своей тренерской в большом хоккее ничем так не бывал озабочен, как неустанностью в наращивании и укреплении. Тарасов ведь тоже краткое время работал у Василия Сталина - тренировал футбольную команду ВВС - и законфликтовал с ним, что характеризует специалиста как человека отнюдь не робкого. Неприязнь к Василию он до конца жизни сохранил. И все же позволю себе предположить, что жизненные университеты Анатолия Владимировича, все-таки, имени Сталина - отца и сына. Игрокам он откровенно говорил, что располагает властью, подобной власти Петра Первого. Но он судил о Петре точно так же, как Бобров о Троцком - по кинофильму. А в фильме по сценарию Алексея Толстого представал все же советизированный Петр.

Мне легко сейчас говорить о том, что почти неограниченная власть, отвоеванная себе Тарасовым, могла и в противоречие придти с его тренерским творчеством. Но чем еще мог он обеспечить себе свободу этого творчества, как ни беспрекословностью подчинения себе, что сломало не одну из хоккейных судеб.

Психологической колоритностью он напоминал тех, кого брал себе в истории за образец, или, на худой конец, исполнителей их ролей все в том же кино. И даже в жестокости проводимых им методов он бывал неотразимо артистичен - некая комичность, проступавшая в облике Тарасова с годами, делала его внешне, в общем-то, добродушным. И своеобразный юмор смягчал иногда впечатление от грозных высказываний и решений старшего тренера.

Артистизму Анатолия Владимировича хоккей кое в чем обязан своей телевизионной рейтинговостью. Зрелище руководившего подопечными со страстью, от которой он никогда не уставал, Тарасова, иногда превосходило картину самой игры. С ним нельзя было соскучиться. Ни на экране, ни за кадром. Анатолий Владимирович не осуществил лишь один замысел в своей долгосрочной тренерской программе - не сыграл с профессионалами. Пал, так уж получается, жертвой им же продуманной интриги. Ждал, что позовут, как Ивана Грозного (сравнение, согласитесь, из того же ряда), назад на царствование - и не дождался.

Но миссия великого тренера к осени семьдесят второго года была, в сущности, закончена. Система работала и без него. А поступили с Тарасовым с той же жестокостью, какую сам он в нашем хоккее и ввел в обиход по отношению к ветеранам.