Евгений Кочанов (Бонн)

 

И если вы собираетесь лишить власти тирана, посмотрите сперва, уничтожен ли трон его, возведенный в вашей душе. Ведь тиран может властвовать над свободными и гордыми, если только внутри их свободы есть тирания и внутри их гордости прячется стыд.

Халиль Джибран «Пророк»



Много, очень много в последнее время говорят об «Арабской весне». Есть ли положительные результаты, а, может быть, и нет? Были это революции или, напротив, грубые государственные перевороты, или же начало общественного возрождения, которое может принести непредсказуемые и, возможно, великие результаты? Рано выносить вердикты, но уже выносят.


По неизвестным мне причинам, практически все российские средства массовой информации дружно утверждают, что единственным результатом «Арабской весны» стала победа «исламского фундаментализма», и вот-вот образуется мировой халифат, с одной целью: завоевание мирового господства. Никакие революции не нужны слабым режимам - вот еще одна мысль. Лучше, дескать, потихоньку, эволюционно, способствуя развитию гражданского общества, которое, может быть, еще и не зародилось, но усилиями «просвещенной власти» уж точно зародится. А там – посмотрим. Посмотрим, конечно, но всё-таки давайте попробуем исходить из какой-то схемы, вроде той, которую я придумал в спешке, не продумав и теоретически не обосновав. Не Маркс, однако.


Простая, вроде бы, вещь – революция, но это все-таки единовременный акт, «переворот», что следует из латинского значения слова. Сакральность, «святость» этому значению привнесли высокопарные речи вождей и сервильные стихи поэтов, ошарашенных небывалой идеологией. Нет прощения Маяковскому, Сельвинскому, Есенину даже – ведь они знали, о чем идет речь.

 

 

Кончилась революция, да и гражданская война, хотя вовсе не всегда это непременный атрибут революции. Эволюция в России, думаете? Нет, начались новые эксперименты над исстрадавшимся обществом. Возврат крепостного права: у сельских жителей просто отобрали паспорта. Уехать куда-то, даже к родственникам в соседнюю область, – не менее пяти лет каторги.

 

Что, собственно, представляет собой эволюция? Это развитие идей, вспыхнувших и расцветших в силу и во время революции; речь, конечно же, идет о социальной эволюции, а вовсе не дарвинической. Хотя и последняя, как мне представляется, вполне может быть подвержена революционным встряскам.

 

Заметьте, Великая французская революция и впоследствии сопровождалась социальными потрясениями немалого масштаба, но ее кредо: «Свобода, Равенство, Братство» - осталось со всеми и навсегда. Американская революция, давшая свободу английским колониям в Америке, сразу перешла на эволюционный путь, которым она идет и до сих пор.

 

И все-таки, что же происходило в арабских странах на рубеже 50-60 годов ХХ века? Вспомним: слабые монархии рушились, к власти приходили молодые офицеры, воодушевленные идеями арабского социализма. Странная идея, не выдержавшая проверки временем. Но крови пролилось много. А дальше было то же, что было всегда – тот же родовой строй, но под лозунгами «социалистических преобразований».

 

Возможно, таково унылое движение истории: после революционного взрыва начинается медлительная эволюция, а когда и она теряет импульс – следует застой, стагнация. И уж потом приходит грозящий голодом спад, и дальше – коллапс, исход которого даже великие медики современности предсказать не берутся.

 

Импульс – вот что важно. С феноменальным развитием информационных технологий мы начинаем исчислять историю неделями, месяцами, в лучшем случае – годами. Понятие «век» напрочь исчезло из нашего обихода: мы торопимся.

 

 

Если появляется (или возрождается) импульс, продолжается и эволюция, в принципе-то вещь нестабильная и необязательная. Если же не появляется – значит, грядет новая революция. С потрясениями или без них – как уж получится. Готовы ли тираны сдать власть мирно и безболезненно или они будут держаться за свои посты до последней капли крови вверенного им народа – всё это мы наблюдали уже больше года, и чуть ли не каждое дуновение «Арабской весны» вызывало у нас чувства вполне противоречивые: от полного одобрения до крайнего неприятия.

 

Арабское общество не готово к революциям, оно консервативно и предельно исламизировано – вот еще один популярный тезис, присутствующий у самых разных авторов – от уважаемого мной Евгения Сатановского до совершенно одиозного Тьерри Мейсана, ставшего вдруг «весьма авторитетным» на Первом канале Российского телевидения.

 

Для начала возьмем первое событие и первый успех «Арабской весны» - Тунис. Диктатор Бен Али сбежал, и на первых относительно свободных выборах вполне предсказанную победу одержала партия Эн-Нахда, достаточно рыхлое объединение течений, при прежнем режиме объявленных «исламскими экстремистами». Почему объявленных? Ответ, как ни удивительно, достаточно прост. Так называемые «светские режимы» арабского мира (о них и далее пойдет речь) в начале использовали идеи так называемого арабского социализма до тех собственно пор, пока сама идея не исчерпала себя или не превратилась в свою противоположность. Светские– и в Египте, и в Ливии, и в Сирии, казалось бы, что лучше для продвижения демократии?

 

Победоносная Эн-Нахда в Тунисе, завоевав большинство мест в парламенте, вызвала первый взрыв сомнений. Исламисты, в целом – умеренные, но ведь и среди них есть радикалы, близкие к салафитам! Проверкой на прочность будущего курса явилось голосование по первому пункту конституции, в который салафиты требовали внести лишь один пункт – о том, что шариат является единственным источником закона. Не прошло.

 

 

В качестве одного из источников – вполне допустимо, ведь мы знаем, что и римское право, и французская, и американская конституции определяют правовые понятия практически всех государств мира. И пусть те же Иран или Пакистан называют себя «исламскими республиками», ведь нет в шариате понятия «республика», не слышал Пророк Мухаммед ни о греческой истории, ни о римской.

 

Нет в шариате понятий, соотносимых с нынешними представлениями о праве и справедливости. Я не случайно упомянул римское право, канонизированное почти за тысячелетие до возникновения ислама. Что ж, в других местах Земли были и другие законоуложения, та же «Русская правда», к примеру, но почему-то до сих пор никто не требовал применить этот кодекс к современной России.

 

Не состоялся «исламский фундаментализм» в Тунисе, но, говорят скептики, всё еще впереди. Возможно, но впереди скорее падение престижа исламистов. Общество пришло в движение; и среди образованной молодежи, ставшей движущей силой «Арабской весны», растет недовольство и возмущение столь скромными итогами начавшихся изменений. Что ж, нетерпелива молодежь и требовательна, и бескомпромиссна; тем и живо человечество.

 

В соседней Ливии, революционные события в которой с самого начала вызывали резкое неприятие российских властей и послушных средств массовой информации, ими же заранее был вынесен вердикт – тотальная исламизация, раскол страны на составные племенные части и неизбежная гражданская война. Причем и политики многие, и послушно следующие за ними журналисты, рассматривают эти домыслы как нечто уже состоявшееся, и в вину это ставят, как и положено, «агрессивному блоку НАТО». И никто не заглядывает даже в недавнюю историю Ливии, не упоминает, что брутальный полковник Каддафи, запретив в стране любую политическую деятельность, опирался в своей власти лишь на поддержку купленных им арабских и берберских племен. Те же, кто при Каддафи был подавлен или дискриминирован, сейчас поднимают голову, и возникают межплеменные трения. Иначе и быть не могло. Реальной же интеграции древней племенной структуры в единое гражданское общество не было и раньше, нет и сейчас. Это дело долгое, и лишь реальная демократизация Ливии может с ним справиться.

 

В конце апреля Национальный переходный совет, готовящий назначенные в июне всеобщие выборы в Учредительное собрание (с целью составления конституции), попытался забежать вперед и запретить создание политических партий по религиозному, этническому или племенному признаку. Но в стране, где ни о каких партиях и вообще-то не слышали, это ограничение угрожало тотальным политическим вакуумом – к подчеркнуто светским и общеливийским принципам готова лишь наиболее продвинутая часть городского населения, а ведь выборы должны стать действительно всеобщими! Ну, указ и пришлось отменить, что, конечно же, вовсе не свидетельствует о «торжестве исламизма». Всякие, разные партии будут представлены на июньских выборах. Посмотрим. Но уже и сейчас ясно, что утеряла смысл и содержание знаменитая формула мудрого американского дипломата Эдварда Джереджиана, согласно которой исламисты на выборах берут власть: «Один человек. Один голос. Один раз.» Сейчас, кажется, это уже не проходит.

 

В Египте президентские выборы уже начались, но итоги их станут известны не раньше третьей декады июня. 12 кандидатов, из них пять вполне реальных, из них двое исламистов. По опросам они плелись в хвосте, но – кто знает? Об исламизации Египта говорят уже сейчас, и в качестве доказательства приводят намеренное обострение отношений Египта с Израилем. Легче всего, конечно, в этом обвинить «исламских фундаменталистов».

 

Вспомним: Египет вел против Израиля войны 1967 и 1973 года, будучи воодушевлен идеями «арабского социалистического возрождения», никаких исламистов и на горизонте не было. Мир Садата с Израилем – вовсе не акт доброй воли, а вынужденный шаг, своего рода разновидность капитуляции. И тогда у власти были генералы, и сейчас. А они никогда не помнят уроков прошлых поражений.

 

 

Кого-то высказывания «авторитетов» в прессе убеждают больше, чем свидетельства о реальных событиях и процессах. Может быть, мои заметки заставят кого-то подумать и на эту тему. Ведь тема еще не закончена – события опережают суждения, а мы ведь попробовали охватить только часть обширного региона, в котором зацвела «арабская весна». Продолжим.