Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Журнал «ПАРТНЕР»

Журнал «ПАРТНЕР»
История >> Неизвестное об известном
«Партнер» №9 (180) 2012г.

Мой пациент Вильям Генрихович


Владимир Качалов (Дюссельдорф)

Как-то летом 1971 года я проводил плевральную пункцию у больного раком легкого. В этот момент в процедурную вошла старшая медсестра и сказала, что сразу же после окончания процедуры меня просят зайти к заведующему отделением профессору Астрахану.
 
Ввожу препарат, снимаю маску и перчатки, но второпях забываю снять клеёнчатый фартук. Войдя в кабинет, я увидел, кроме напряженно улыбающегося профессора, еще трех подтянутых мужчин. Заметив на мне фартук, профессор делает брови домиком, но подтянутые мужчины великодушно не замечают моей промашки и после крепкого рукопожатия предлагают мне присесть. Они справились о моем самочувствии, участливо интересуются здоровьем жены и детей, а затем, сделав огорченные лица, сказали, что запланированный на следующий месяц отпуск придется на некоторое время отложить. Не дожидаясь моих вопросов, они тут же объяснили, что на днях в наше отделение поступит пациент, которому я должен буду уделять особое внимание. Все мои нынешние больные будут переданы другим врачам.
 
Переглянувшись с моим шефом, они добавили, что в заполнении истории болезни этого пациента будут некоторые особенности. Я не должен буду смущаться, если на некоторые вопросы пациент не сможет ответить и соответствующие графы останутся незаполненными. «Ваше руководство не будет к Вам за это в претензии. Не так ли?» - спросили они, взглянув на профессора. Тот ненатурально закашлялся и старательно закивал головой.
 
И всё-таки, несмотря на то что я был предупрежден, без казуса не обошлось. Я задал пациенту необходимый и совершенно невинный, на мой взгляд, вопрос: «Когда Вы впервые почувствовали затруднение при дыхании?». Он чуть иронично посмотрел на меня и сказал: «Владимир Константинович, какой Вы суматошный!»
 
Я не смог скрыть удивления и спросил: «Вильям Генрихович, чем же это я такой суматошный? Разве я тороплюсь, дергаюсь, бегаю туда-сюда?».
 
Он нахмурился и произнес: «Вероятно, я что-то не так сказал. Это очень плохо. При других обстоятельствах это могло бы обернуться для меня катастрофой». Выяснилось, что он хотел сказать «какой вы дотошный!».
 
Действительно, подобная ошибка в фразе, сказанной по-немецки или по-английски, могла бы привести его к немедленному провалу.
 
Бывают люди, впечатления от которых остаются на всю жизнь даже после недолгого знакомства. Таким был Вильям Генрихович Фишер, более известный под именем Рудольфа Ивановича Абеля.
 
Существует мнение и я его разделяю, что настоящий интеллигент должен знать что-нибудь обо всём и всё о чем-нибудь. При разговорах с Вильямом Генриховичем складывалось впечатление, что он знает всё обо всём. Уверен, что если бы не предательство, то американской контрразведке понадобилось бы для его раскрытия еще очень долгое время.
 
Его «крышей», как известно, была художественная студия. Свои картины он писал маслом, акварелью, рисовал карандашом; владел даже искусством шелкографии. Его художественные фотографии не раз занимали призовые места на престижных выставках. Он великолепно знал историю Древнего мира и Средних веков. Безукоризненно говорил на немецком и английском языках, знал латынь. Сидя в тюрьме, он перечитал огромное количество книг о птицах и написал серьезную научную работу по орнитологии.
 
Как-то раз я был у него на даче. Его жена показала мне комнату в мансарде, где он занимался своим любимым радиоделом. Это была настоящая радиомастерская. То есть всё, за что он брался, он делал на высоком профессиональном уровне.
 
Он читал книги с огромной скоростью. Лежа у нас в клинике, он начал изучать онкологию. Через каждые два-три дня я видел на его тумбочке новую книгу по этой дисциплине.
 
Американская юстиция предусматривает суд над провалившимся иностранным разведчиком. Суду предшествует испытание на детекторе лжи и другие современные способы допроса. Пытки в американских тюрьмах официально запрещены. Зато стала широко применяться медикаментозная обработка, в результате которой человек полностью терял контроль над собой. Зная, что противостоять такому допросу физиологически невозможно, он прокусил себе язык. Цель была достигнута. Понять, что он говорит разбухшим кровоточащим языком, было невозможно.
 
Суд должен был состояться по всей форме, с обвинением и защитой. В качестве адвоката ему назначили одаренного, хорошо известного в США юриста Донована, тайно сотрудничавшего с ФБР. Эрудированный и обаятельный Донован в процессе подготовки к суду должен был перевербовать полковника Абеля, но получилось наоборот. Вильям Генрихович остался верным присяге, а Донован выступил с речью, в которой доказывал неправомерность применения к Абелю высшей меры наказания.
 
К счастью, подоспел эпизод с американским самолетом-разведчиком У2, сбитым над территорией СССР. Впоследствии летчика-разведчика Пауэрса обменяли на Абеля.
 
А Донован, покоренный интеллектом и мужеством Абеля, написал о нем книгу в тысячу страниц, в которой не скрывал своего восхищения и преклонения перед нашим разведчиком.
 
Как-то раз на утреннем обходе он протянул мне толстенную книгу на английском языке. Я замер от неожиданности. Автором книги был Донован. На внутренней стороне корешка, в его верхнем углу, было написано: «Абелю от Донована». Подпись.
 
Грустно улыбнувшись, Вильям Генрихович сказал: «К сожалению, Владимир Константинович, я не могу подарить Вам эту книгу. В Советском Союзе есть только два экземпляра: один в Центральном аппарате, другой у меня и, как видите, подарочный. Я хочу оставить его моей приемной дочери. Понимаю, что даю Вам эту книгу только посмотреть, т.к. Вы не прочитаете ее за всю мою (!) жизнь...». Так он иронизировал по поводу своих «перспектив».
 
Болезнь-злодейка спешила и, несмотря на все наши усилия, вырвалась за пределы легкого и ударила в нижний отдел позвоночника. Появились сильные боли, развился паралич ног, нарушилась функция тазовых органов.
 
Вильям Генрихович был немолод, состояние его было тяжелым, и я смело написал в назначения для дежурных сестер катетеризацию мочевого пузыря три раза в сутки.
 
Среди ночи у меня дома раздается телефонный звонок. Сестра Валя докладывает, что при попытке выполнить назначение она столкнулась с типичными трудностями (эрекция), а дежурный уролог - на экстренной операции. Мгновенно одеваюсь. Я уже выходил из квартиры, когда вновь раздался звонок и Валя сообщила, что со второй попытки всё удалось.
 
Утром счастливый вхожу в палату и вижу, что Вильям Генрихович мрачнее тучи и потусторонним голосом декламирует: «Ich weiß nicht was soll es bedeuten, daß ich so traurig bin...».
 
Понимаю это по-своему и говорю: «Вильям Генрихович, не надо так расстраиваться, всё ведь получилось!» - «Вот то-то и печально, что получилось. Ведь в первый момент я уж было вознадеялся, что не получится».
 
Несчастный понимал, что это был последний проблеск угасающей жизни. Изумляла его находчивость. Время от времени его приемная дочь Эвелина приносила ему любимые им бутерброды с печеночным паштетом. Приподняв голову, он откусывал кусочек и с наслаждением жевал. Я несколько раз настоятельно просил Эвелину не давать ему откусывать от бутерброда, а нарезать его мелкими кусочками и понемногу класть в рот.
 
Это мое требование диктовалось отнюдь не эстетическими соображениями, а повседневной клинической практикой. Засохшие хлебные крошки на простыне - злейший враг лежачих больных. Они не только колются, но и резко ускоряют образование пролежней.
 
На обходе в очередной раз обнаруживаю крошки в постели. Напускаю на себя строгость и спрашиваю: «Вильям Генрихович, откуда опять крошки?» Глазом не моргнув, он тут же отвечает: «Владимир Константинович! Вы должны знать, что крошки в постели больного самозарождаются...».
 
Каким-то образом данные о бурном прогрессировании его болезни дошли до лежавшей в нашем же Институте, но в другом отделении, его жены. Когда я зашел ее проведать, она - обычно сдержанная, почти суровая женщина, - увидев меня, разрыдалась и запричитала: «Бедный, бедный Виля!».
 
Я стоял, как истукан. Не было таких слов, которые были бы уместны в этот момент. Я присел на ее кровать и плакал вместе с ней.
 
Наплакавшись, она взяла меня за руку и, заглядывая мне в глаза, которые я тщетно пытался спрятать, с непередаваемым надрывом сказала:
 
«Володя, Вы же - специалист высшей квалификации! Неужели действительно ему ничем нельзя помочь?». Я и тут не нашелся, что сказать, и только отрицательно покрутил головой. Она закрыла лицо руками и тихо заскулила. Слушать это было невыносимо.
 
Потрясало то, что эта женщина убивалась не по поводу своей близкой кончины, а по поводу надвигающейся смерти своего любимого. Невольно хотелось крикнуть: «Люди! Смотрите, как надо любить друг друга!».
 
Меня колотил озноб. Я тогда считал себя уже обстрелянным врачом-клиницистом, привыкшим видеть чужое горе. Но оказалось, что к этому привыкнуть нельзя. Рана, нанесенная тогда моей душе, не зажила до сих пор. Недаром говорили древние медики, что врач умирает с каждым своим больным. Затихнув, она показала мне его коротенькое послание, переданное ей накануне. Там было написано по-английски какое-то стихотворение, из которого я запомнил только окончание: ...To you I'd fly my dear. But thoughts like that Are ideal things And I stay here... 
 
Рудольф Иванович Абель (настоящее имя Вильям Генрихович Фишер; (11 июля 1903, Ньюкасл-апон-Тайн, Великобритания — 15 ноября 1971, Москва, СССР) — советский разведчик-нелегал. С 1948 года работал в США, в 1957 году был арестован. В те времена руководство СССР заявляло, что не занимается шпионажем. Для того чтобы дать Москве знать о своем аресте и о том, что он не предатель, Вильям Фишер при аресте назвался именем своего покойного друга Рудольфа Абеля. В ходе следствия он категорически отрицал свою принадлежность к советской разведке, отказался от дачи показаний в суде и отклонил попытки сотрудников американских спецслужб склонить его к предательству.
 
Осужден на 32 года тюремного заключения. После объявления приговора сначала находился в одиночной камере следственной тюрьмы в Нью-Йорке, а затем был переведен в федеральную исправительную тюрьму в Атланте. В заключении занимался решением математических задач, теорией искусства, живописью. Писал картины маслом.
 
10 февраля 1962 года был обменян на сбитого над СССР пилота американского разведывательного самолета Ф.Г.Пауэрса и американского студента Фредерика Прайора.
 

7 апреля 1927 года Вильям Фишер женился на выпускнице Московской консерватории арфистке Елене Лебедевой.

 

 

 

 

 

 

 

 


<< Назад | №9 (180) 2012г. | Прочтено: 801 | Автор: Качалов В. |

Поделиться:




Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Топ 20

Идиш – германский язык, но также и еврейский

Прочтено: 23783
Автор: Пиевский М.

Версальский мирный договор

Прочтено: 4666
Автор: Клеванский А.

Мистические тайны Гойи

Прочтено: 3240
Автор: Жердиновская М.

РЖЕВСКАЯ МЯСОРУБКА

Прочтено: 3178
Автор: Аврутин М.

Немецкая слобода и российская история

Прочтено: 3098
Автор: Воскобойников В.

«Фабрика ядов работает без выходных…»

Прочтено: 2980
Автор: Хоган С.

Первый комендант Берлина – Генерал Берзарин

Прочтено: 2709
Автор: Векслер Л.

«Крымнаш» или всё-таки не наш?

Прочтено: 2632
Автор: Переверзев Ю.

«Как же так, Ваше Величество?»

Прочтено: 2576
Автор: Парасюк И.

Бабий Яр. Крик безмолвия

Прочтено: 2523
Автор: Плисс М.