Детский психолог советует

Совет психолога

Записки практикующего психолога

Катерина Мурашова (Санкт-Петербург)

Мужчина пришел один, без женщины и ребенка. Постучал и стоял на пороге, поблескивая глазами из коридора молча и смущенно. Я приняла бы его за коробейника, которые регулярно забредают к нам в поликлинику и всегда реагируют на мою дверную табличку («стучите и вам откроют»), но помешал откровенно зрелый возраст и четко прописанная на породистом лице интеллигентность. Коробейники обычно молоды, напористы и дворняжисты.

– Вы ко мне? – все-таки уточнила я. – Тогда проходите.

Он назвался Виктором Михайловичем. Объяснил, что пришел по поводу пасынка, которому тринадцать. Жена пойти с ним в поликлинику решительно отказалась («ты сам себе что-то придумал»), а мальчика по имени Коля он почему-то с собой даже и не звал. Виктора Михайловича волнует то, что мать слишком опекает сына и не дает ему никакой самостоятельности. Мама и бабушка до сих пор провожают Колю в школу, контролируют каждое его действие и едва ли не завязывают ему шнурки. При этом сам Коля гиперопеке практически не сопротивляется и охотно предоставляет матери всё контролировать, ни на чем не сосредотачиваясь и фактически ничем, кроме компьютерных игр и просмотра телевизора, себя не утруждая.

«Странный визит, – резюмировала я свое первое впечатление. – Такое впечатление, что он сам толком не знает, зачем пришел и чего от меня ждет. Или дело вообще не в том, что уже прозвучало, и он не решается сказать. Может быть, Коля тут фигурирует лишь в качестве предлога, и речь идет об отношениях с женой?»

– Давно ли вы пришли в эту семью? – спросила я.

– Достаточно давно, чуть больше пяти лет, – ответил Виктор Михайлович. – Сначала я старался не вмешиваться в воспитание, думая, что вот мальчик еще маленький и достаточно рассеянный, может быть, с ним так и надо…

– У вас есть еще дети?

– Да, два сына от предыдущего брака, сейчас они уже взрослые, младший заканчивает институт. У меня с ними очень хорошие и достаточно близкие отношения, я никогда не прерывал общения с той семьей и всегда принимал участие в судьбе сыновей.

– А как ваша нынешняя жена к этому относится? – попыталась что-нибудь нащупать я.

– С пониманием, вполне. Она никогда не пыталась препятствовать моему общению с сыновьями, находила и находит вполне естественным, что я уделяю им много внимания. А вот к Коле почему-то с самого начала не особо подпускала.

– А отец Коли?

– Он живет в другом городе, звонит раз в год, чтобы поздравить сына с днем рождения, и фактически ни разу не появлялся за всё то время, что мы вместе.

– Но чем же я могу вам помочь, если вы с Колей фактически не взаимодействуете, а жена от взаимодействия по этому вопросу с вами или со мной отказалась?

– Не знаю, – Виктор Михайлович уныло пожал плечами. – Когда росли мои родные сыновья, я много работал и как-то не очень интересовался их взрослением и собственно воспитанием. Мне казалось, что оно происходит само собой. Дети смотрят, как живут родители, смотрят в мир, и как-то что-то перенимают. А вот теперь (может быть, вы скажете: поздно!) заинтересовался этими вопросами, стал читать статьи в Интернете, книги, вот ваши книжки прочел…

Экзистенциальный кризис? Ищет новые смыслы? – пыталась догадаться я.

– Вы пишете, что родители должны постепенно «отползать», чтобы ребенок мог осмотреться и самостоятельно освоить освободившиеся от них территории, и я с этим согласен. Но у Коли этих территорий практически нет. Мать моет его в ванной, собирает ему портфель, бабушка подает и забирает тарелку…

– А ваша жена работает?

– Работает полный день и полную неделю, в том-то и дело! На работе она эффективный и даже жесткий профессионал, своим сотрудникам не только предоставляет достаточно самостоятельности, но безоговорочно требует ее с них. Я доподлинно знаю, о чем говорю, потому что мы познакомились как коллеги.

– Вы пробовали указать ей на это противоречие?

– Да, конечно! Она говорит: ты путаешь божий дар с яичницей, это совершенно другое дело. Вообще у нас с женой прекрасные доверительные отношения, мы понимаем друг друга, за пять лет ни разу толком не поссорились. Но когда доходит до этой темы, у нее как будто шторка падает…

– Может быть, Коля – болезненный мальчик или был таким прежде? Так бывает, если родители много лечили ребенка…

– Нет! Она вообще не водит его к врачам! Николай – тьфу! Тьфу! Тьфу! – здоров, но когда все-таки изредка простужается, они с бабушкой обычно лечат его сами. Я бы даже сказал, что у жены какая-то фобия детских поликлиник, вот и сейчас она проявилась. Я бы отступился, конечно, чтобы не портить отношения, но мне, понимаете, совесть не позволяет, ведь, на мой взгляд, она просто на моих глазах калечит парню судьбу. Я знаю, что вы не даете советов, но все-таки: что я могу…

В этом месте я почему-то поверила, что он пришел говорить не только о себе.

– Но ведь есть и ваш личный интерес…

– Да, – потупился Виктор Михайлович. – С самого начала наших отношений я заговаривал об общем ребенке. Мне, конечно, очень хочется дочку, но я был бы рад и сыну, – грустная улыбка, – в мальчиках я по крайней мере немного разбираюсь… Жена категорически отказывается. Причины выдвигает самые смехотворные, не выдерживающие никакой критики.

– Есть что-то еще, чего вы не знаете, – сказала я. – Идите и постарайтесь узнать. У жены или, может быть, у тещи. Такое поведение жены и матери, да еще с «падением шторки» должно чем-то объясняться. Чем-то из прошлого. Узнаете – приходите, лучше, конечно, с женой.

Он пришел опять один, выглядел возбужденным.

– Представьте себе, вы были правы! – воскликнул он. – Я выполнил ваше задание. Теща не сразу, но раскололась. Я впервые в жизни задал несколько прямых вопросов, и она мне ответила. Детей у жены было двое. Двойняшки или близнецы – этого я не понял. Второй мальчик родился уже очень больным и умер на второй или на третий день в роддоме. Теперь-то я понимаю! И теперь мы с вами...

– А я – нет, – сказала я. – Не понимаю. С натяжкой, но смертью одного из детей можно объяснить гиперопеку над оставшимся. Но категорический отказ рожать ребенка в следующем, безусловно удачном браке? Не сходится. Есть что-то еще.

Виктор Михайлович выглядел обескураженным.

– И что же, вы мне так ничего и не скажете? Что мне теперь делать и вообще…?

– Ничего не скажу, – отрезала я. – Жена ведь знает о ваших визитах ко мне?

– Да. Она явно не одобряет, но и не препятствует.

– Ну вот. Попытайтесь под это дело собрать еще информации. Ей наверняка тяжело носить это в себе.

– Она очень сильный, умный и уверенный в себе человек.

– Тем более. Идите и приходите вместе.

Я не даю советов. Да если бы и давала: что можно посоветовать человеку, который фактически не участвует в происходящем?

Виктор Михайлович опять стоял на пороге. И снова один.

– Что ж, проходите, – вздохнула я.

– Я выяснил. Она все эти годы винит врачей в том, что они не боролись за второго мальчика. Ей кажется, что они просто дали ему умереть. Она говорит, что они фактически напрямую ей это сказали: ребенок у вас есть, с ним вы выйдете из роддома. Поймите, все к лучшему. Вы сможете уделять внимание здоровому сыну, а не вкладываться в глубокого инвалида, который всё равно умер бы через некоторое время.

Я первый раз в жизни видел ее слезы. И ее ненависть. Она говорит: как кто-то мог решать, во что мне – мне! – вкладываться?!!

Она боится, что у умершего мальчика было что-то врожденное, наследственное. Но не желает теперь выяснять. Думает, что все может повториться, и не хочет еще детей. Она ненавидит врачей и не понимает, что напрямую выполняет их рекомендацию: вкладывается и уделяет оставшемуся ребенку то внимание, которое было рассчитано на двоих (один – тяжело болен).

Она не велела мне больше к вам ходить. Но я пришел тайком – скажите же теперь, наконец: что мне сделать?

– Признайтесь, что ходили ко мне. И передайте жене мой совет: она всё делает правильно – о Коле действительно нужно побольше заботиться, потому что он ее единственный ребенок. И рожать общих детей при сложившихся обстоятельствах действительно не надо – полностью исключить что-то генетическое мы не можем, вы уже немолоды, у обоих есть дети, зачем же рисковать?

Виктор Михайлович выглядел ошеломленным.

– И это всё, что Вы можете мне, нам сказать?!!

– Да, – кивнула я. – Только передайте дословно. И если захотите, зайдите ко мне где-нибудь через год…

Я не помню, попрощался ли он. Но только его явная интеллигентность удержала его от хлопка дверью.

Мне, конечно, было неловко, но что я еще могла? Женщины тут нет, мальчика тоже. Мужчина в отношениях матери и сына не участвует. Женщина в любом случае встретит в штыки любой совет из детской поликлиники. Значит, и совет должен быть соответствующим, рассчитанным именно на такую встречу. Виктор Михайлович умен, должен понять, когда остынет.

***

Девочка сидела на руках папы и жевала соску.

Я почти сразу вспомнила отца, а мать увидела впервые.

Жесткое, почти хищное лицо женщины очень смягчается при взгляде на близких. В красивых глазах непроливающиеся слезы:

– Пусть бы он умер потом, мы все умрем когда-то, но он жил бы, был бы рядом теплом, горем, улыбкой, криком, был бы с нами хоть сколько-то, со мной… Могу ли я…

– Можете, – говорю я. – Народная мудрость, это ведь действительно мудрость, как ни крути. Она говорит: человек жив, пока живет память о нем. Верните того мальчика, память о нем в семью. И он в каком-то смысле проживет непрожитое. Как его звали?

– Егор…

– Ну вот. Расскажите Коле, что у него был брат. Теперь, когда у него есть маленькая сестра, ему будет проще это понять и принять. Назначьте какой-нибудь день памяти, пусть он будет в вашей семье так же, как живут в ней ваша покойная бабушка, еще кто-то…

– Дедушка. Я его очень любила, он со мной много занимался, у меня на стенке его портрет…

– Они были двойняшки или близнецы?

– Двойняшки.

– Вы можете представить себе Егора не младенцем, а ребенком? Лет семи-восьми…

– Конечно, я сто раз представляла!

– Ну и отлично! Какой-нибудь художник за ваши деньги наверняка сумеет передать…

Она явно воодушевилась программой действий.

Виктор Михайлович, уходя, наклонился ко мне и прошептал:

– А еще говорят, что психологи не дают советов!

– Врут! – также шепотом ответила я.

Вы можете задать свой вопрос Катерине Мурашовой, написав по адресу: partner.psychologie@gmail.com

В рамочке, по центру страницы, выделить другим шрифтом: