Мысли о национальной идентичности

Как понять, что такое национальность? Принадлежность ли это к определенному государству или, всё-таки, – к определенной культурно-этнической группе? Я никогда не задумывалась над этим вопросом, пока неожиданно в моей жизни не произошла перемена.

Вообще-то изменения в моей жизни бывали и раньше, так что здесь надо бы писать «произошла еще одна перемена». Так вот, мужу предложили годовой контракт в Новой Зеландии. Прожив ровно половину жизни в России и столько же, после эмиграции, – в Германии, я опять переехала в новую, неизведанную и очень далекую страну. Конечно, уехать с мужем по работе – это не эмиграция, но схожие моменты есть. Надо узнать страну, интегрироваться, завести свой круг общения, а главное – снова идти в школу и учить язык. Английским я владела, но для жизни в англоязычной стране надо было довести его до кондиции.

Школа моя находилась в красивом стеклянном здании в центре Окланда и была очень современной и интернациональной. Там занимались одновременно студенты не менее 30 разных национальностей. Мы не только проходили английскую грамматику, но и знакомились с политическими и социальными структурами Новой Зеландии, сравнивали их с нашими странами, рассказывали о своей любимой национальной еде, обычаях. В общем, в этой школе мы представляли свою страну и свою национальность.

Для всех я была Ирина из Германии, поэтому мне задавали вопросы о, как все считали, моей стране: «А как у вас в Германии...», «А какая у вас национальная еда...». На вопросы я отвечала, но при этом меня не покидало чувство фальши. Ведь пиво и сосиски – не моя национальная еда. Наверное, так чувствует себя шпион, выдающий себя не за того, кто он есть на самом деле.

В нашей группе было несколько ребят из Иркутска, которые подозрительно на меня посматривали, слыша мой неубиваемый русский акцент. Я им честно объяснила, что я родилась в России, в Санкт-Петербурге, много лет назад эмигрировала в Европу, вышла замуж, родила детей. Вроде всё выяснили.

Но вдруг к нам в группу перевелась молодая стопроцентная немка Сабрина из-под Ганновера! И я, неожиданно для себя, запаниковала. Как говорилось в любимом всеми фильме: «Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу!» Мне опять стало неуютно. И я вдруг задумалась, почему меня это напрягает? Где я фальшивлю? Было бы мне легче, если бы меня здесь все считали «Ириной из России»? Но как много я знаю о новой России? Что меня еще с ней объединяет кроме языка, любви к Санкт-Петербургу и немногих друзей, оставшихся там? Нет, сказать, что я из России, это еще больше запутать себя и остальных. Так откуда же я? Кто я? Какие у меня корни? Почему-то именно в Новой Зеландии я задумалась над этим вопросом. Видимо, с другого полушария открывается новая перспектива.

Моя бабушка, рассказывая о себе, говорила: «По маме я – еврейка, по папе – немка, по культуре и языку – русская, а по сути – «совок», „Homosoveticus”. Так и вся наша большая шумная семья была „Homosoveticus“.

В детстве я о национальности как-то не задумывалась, да и в школе нам внушали, что все мы – советский народ. Но новогодняя елка у нас дома наряжалась всегда к 24 декабря, и бабушка пекла лебкухен (что это в протестанское Рождество, я узнала намного позже), но лебкухену всегда предшествовал прабабушкин лэках (как я теперь понимаю, это было на Хануку). Потом вся семья громко и душевно за длинным столом, заставленным оливье, селедкой под шубой, дрожащим студнем и бутылками советского шампанского, встречала Новый год. Все любили друг друга, много пили, говорили, дурачились, а спустя несколько дней бурную деятельность развивала моя русская бабушка, и в нашей квартире поселялся головокружительный запах свежевыпеченных мясных пирожков. Весь этот межнациональный праздник живота заканчивался 13 января празднованием Старого Нового года.

Семья наша не была религиозной, и толком уже никто не знал, как правильно полагается отмечать все эти праздники, но традиции есть традиции, и старшее поколение, получив их от родителей, передало их нам. Всё это было абсолютно естественно для нас, детей.

С вопросом о национальности в первый раз я столкнулась в 16 лет, получая паспорт. На семейном совете все в один голос считали, что национальность я должна взять «правильную», то есть мамину, а бабушка вообще считала, что и мамину девичью фамилию «Петрова» в придачу. «Так легче жить», – объясняла она. Остановились на компромиссе. Национальность – русская, фамилия – папина. Из-за этой фамилии у меня впоследствии не приняли документы в университет. Вернее, приняли, но тут же тихо сообщили, что шансов поступить очень мало и лучше, не теряя времени, попробовать подать документы в другое место. Права была бабушка!

С паспортом и национальностью связано еще несколько семейных историй. Мой немецкий прадедушка Герман Ферман, несмотря на то, что его дядя 40 лет прослужил пастором в лютеранской “Petrikirche” на Невском проспекте в Санкт-Петербурге, всю жизнь считал себя русским. В автобиографии он писал: «В документах заявляю себя русским, ибо по всем признакам: общности территории, родному языку, социально-экономическим условиям, бытовому укладу, воспитанию и полученному образованию – по всей совокупности культуры я – русский». Но когда в мае 1941 года истек срок его паспорта и он отправился выправлять себе новый, молоденькая паспортистка усомнилась, что человек с именем Герман Ферман может быть русским. «Вы – немец», – уверенно сказала она ему. В это время у нас была горячая дружба с Германией, и на первой странице «Правды» Молотов и Риббентроп широко улыбались и жали друг другу руки в знак вечной дружбы наших народов. И Герман Ферман спокойно сказал паспортистке: «Ну, если нельзя «русский», то пишите –«немец». Она так и написала, а через месяц началась война, и известного московского театрального режиссера, теперь уже «немецкого шпиона», отправили в лагерь, откуда он не вернулся.

Помню, что папа долго не хотел менять национальность, хотя бабушка и настаивала. Но военную карьеру с записью «еврей» в пятой графе построить было практически невозможно. И однажды в шкафу я наткнулась на залитый чернилами папин паспорт, а рядом лежал новенький молоткастый, выданный «взамен испорченного», но уже с «правильной» национальностью, а также военный билет, где слово

«еврей» было перечеркнуто и сверху написано «русский». На всем этом красовалась большая синяя печать, а рядом надпись: «Исправленному «еврей» на «русский» верить».

Позже, уезжая в Германию по еврейской линии, мне пришлось восстанавливать свою принадлежность к древней нации, хотя здесь еврейкой меня считать отказались. Теперь уже мешала моя «русская мама» (хорошо хоть фамилия моя была не Петрова).

В Германии я встретила самого умного, доброго и необыкновенного человека. Герман Ферман порадовался бы, узнав, что в нашей семье появился еще один настоящий немец. Наши дети рождены во Франкфурте и крещены в лютеранской церкви. Круг замкнулся.

Так кто же я на самом деле? Какое у меня воспитание, какая культура? Где мой дом?

 А мой дом там, где накрывается большой стол, на котором стоит оливье и фаршированная рыба, где пахнет лебкухеном и пирожками с мясом; там, где за столом собираются любимые и любящие меня люди, и все одновременно говорят на русском, немецком, английском, французском и иврите. Вот там, где происходит это вавилонское столпотворение, где сидят, стоят и бегают все эти дорогие моему сердцу люди разных возрастов, иногда не понимающие друг друга, и есть мой дом, моя культурно-этническая группа, и к этой национальности я принадлежу.

Ирина Мёссле (Франкфурт-на-Майне)

Читайте также:

1. Русские глазами немцев. Журнал «Партнёр», № 1 / 2010. Автор А. Циприс
2. Размышоения о патриотизме, национализме и некоторых других «измах». Журнал «Партнёр», № 3 / 2005. Автор Г. Калихман
3. Подтверждение немецкого происхождения. Журнал «Партнёр», № 12 / 2016. Автор Т. Пуэ