Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Давид Фогельман   

 

Лицом  к  лицу  с  войной

 

 Часть 1. Бегство

 

Я родился 1 мая 1925 года в городе Каменец-Подольский, на Украине. Мой отец Яков Шмулевич Фогельман был дамским портным, мать Маля Зейдовна занималась хозяйством. В нашей семье было четверо детей. Младший брат умер в 1936 году от молниеносной скарлатины. К началу войны моему старшему брату Абраму был 21 год, сестре Лее – 17 лет,  мне – 16.                         

 

 

 

 Семья  Фогельман,

1936г.

 

Мы жили в центре старого города, население которого на 90% состояло из евреев. Украинцы, поляки и русские в основном жили в новом городе на русских и польских фольварках. Естественно, были украинские, русские и еврейские школы. Работали церкви, костелы и одна большая синагога. Надо сказать, что до войны население придерживалось своих национальных обычаев. Еврейские семьи были бедные и многодетные. Редко в какой семье было меньше 3-4 детей. В большинстве семей число детей доходило до 8-10 человек. Я помню несколько семей, где было 14-16 детей. У моего отца было 5 братьев, у мамы – 6 сестёр. К началу войны родственников по линии отца насчитывалось 30 человек, из них 20 детей. В 1932 году я пошел в еврейскую школу, где училась и моя сестра Лея. Когда  в 1936-м по указу партии и правительства были закрыты еврейские школы,  я перешел учиться в русскую школу, где учил немецкий язык как один из иностранных.

Мой старший брат Абрам в 1938 году окончил 10-й класс украинской школы и поступил в Одесскую юридическую школу. Он мечтал стать следователем, хотя все мы думали, что Абрам станет художником. Он здорово рисовал портреты и пейзажи, а также делал модели аэропланов, любил участвовать в школьной художественной самодеятельности, играл в школьной футбольной команде и умел постоять за себя. Однако закончить юридическую школу ему не пришлось. Согласно указу правительства СССР, все студенты, достигшие призывного возраста, были призваны осенью 1939 года в Красную Армию. Он попал служить в танковые войска: вначале в городе Куйбышеве (ныне – Самара), а в конце 1940 года был переведен в Закавказский военный округ в город Ереван. Я постоянно с ним переписывался, обменивался  новостями. В мае 1941 года мне исполнилось 16 лет, и я получил паспорт.     

                

 

Абрам   Фогельман,

1941г.

 

 

Утро 22 июня встретил я как обычно спокойно. Позавтракав в кругу семьи, я собирался пойти на почту, чтобы отправить старшему брату посылку в Ереван. На почте я и услышал весть о нападении фашисткой Германии на нашу страну. Мне запомнились тревожные лица людей, многие были в замешательстве, их движения стали неуверенными, чувствовалась растерянность, некоторые плакали, многие оставляли почту и убегали в полном смятении. Когда я вернулся домой, мама молча смотрела на меня, отца не было дома. Наконец она спросила: „Что же это будет?“. На что я ей ответил: „Мама, я думаю, что наши войска их остановят.“ Когда я спустя несколько минут выбежал во двор, где собрались мои друзья, то узнал, что горком комсомола назначил сбор комсомольцев на 2 часа дня возле здания горкома. Когда мы собрались, а нас было не менее 50 пацанов, нам объявили, что в 6 часов вечера мы отправляемся в пос. Пудловцы, пригород Каменец-Подольского, где находился аэродром, на котором базировалось несколько самолетов, и будем охранять их от шпионов и диверсантов. Там нас разбили на группы по 6-8 человек и сказали, чтобы мы патрулировали по указанным участкам. Конечно, без оружия. Всю ночь мы дежурили, а наутро нас отпустили домой. Вот и вся реакция властей.

  В городе стало тревожно, выстроились большие очереди за хлебом. Уже 25 июня мы увидели отступающие части Красной Армии. Предприятия уже останавливались. Милиция из города исчезла. Работал только хлебзавод и магазины, отпускающие хлеб. Наш город расположен в 20 км от реки Днестр и примерно также удален от реки Збруч. По Днестру проходила граница с Бессарабией до 1940 года, а к началу войны была граница с Молдавией. За Збручем на расстоянии 40 км проходила граница с Западной Украиной. Учитывая враждебное отношение населения этой территории к Советскому Союзу, немцы очень быстро приближались к старой границе на реке Днестр, а это значит, что они могли в течение недели овладеть нашим городом. Наши изнуренные боями части спешно отступали, и последние покинули город 30 июня.

В этот день в 18:00 произошло самое страшное. Мы – отец, мать, сестра и я – собрались за столом обедать и в это время услышали страшный гул самолетов. Мы жили в двухэтажном доме по ул. Кирова, 14. Наша квартира находилась на втором этаже, а окна выходили во двор. Я выбежал из квартиры, взобрался на чердак, влез на крышу и увидел самолеты, которые летели друг за другом на мост. Мне было видно, как начиналась бомбежка вдоль Резницкой улицы до моста. Я насчитал 12 самолетов, которые сбрасывали бомбы вдоль улицы.  А обороняла мост лишь одна установка из 4-х пулеметов «Максим». В этот вечер было снесено очень много домов. Одна бомба попала в соседний дом, где находилась швейная фабрика. Другие бомбы разрушили дома на центральной улице города. Одна бомба попала в очередь за хлебом. Фашисты знали, что в старом городе проживает большинство еврейского населения. В этот трагический вечер погибло 600 человек. И так ежедневно, в одно и тоже время немецкая авиация бомбила мой родной город. В нашем дворе был один полуподвальный дом, и в нем собрались все уцелевшие соседи, старики и дети. Город уже был мертв, улицы притихли. Никто не знал, что делать, куда бежать.

  Коренное украинское население, за исключением немногих, враждебно относилось к евреям, на их помощь рассчитывать не приходилось. Некоторые состоятельные люди выбирались из города, но основная масса безнадежно застряла в страхе и безысходности. 1 июля появились колонны беженцев, которые уходили от смертельной опасности. Беженцами в основном были еврейские семьи из Польши, Западной Украины и Бессарабии. Они рассказывали о зверствах фашистских извергов и местных националистов. Многие были свидетелями этих зверств. В эти тревожные дни мы осознали, что фашистские полчища могут в ближайшие дни ворваться в наш город. Городское население сидело в уцелевших подвалах, не решаясь покинуть город...   Хлебопекарни прекратили выпечку хлеба, магазины и ларьки были закрыты. Радио уже не работало, связи не было. Железнодорожный вокзал еще работал для товарных поездов.

   5 июля в 6 часов утра появился мой лучший друг детства Семен Шехтер, вернувшийся домой из распущенного фабрично-заводского училища из города Городок  Каменец-Подольской области. В то время наш город был областным центром. Он вернулся домой после закрытия фабрично-заводского училища. Своих родителей он уже не застал, так как они после первой бомбежки уехали из города на какой-то подводе. Семен сообщил нам, что на вокзале стоит товарняк с открытыми платформами, загруженными какими-то станками и другим оборудованием, и есть возможность уехать из города. Мой отец и еще несколько мужчин, наших соседей приняли решение воспользоваться этим шансом. На сборы оставалось очень мало времени, состав мог отправиться в ближайшие часы. Вернувшись в течение 15 минут домой, мы оделись по-летнему, захватили наши паспорта, пару простыней, подушек и одеял с учетом, что вскоре удастся вернуться назад. Закрыв квартиру на ключ, мы вышли во двор, куда подходили другие соседи, которые решили вместе с нами покинуть город. Расстояние в 4,5 километров надлежало преодолеть за час, так как товарняк мог отойти от станции в любой момент. И вот четыре семьи, оставляя родной двор, пустились в бегство. Попрощаться с нашими родственниками мы уже не могли, телефонной связи в то время у нас не было.

Как только мы ушли из дома, опять налетели бомбардировщики и начали бомбить наш мост через реку Смотрич. Это был мост от скалы до скалы длиною 150 метров. И вот мы бежим, а бомбы уже падают. Когда мы вошли на мост, две бомбы уже на нём взорвались, но нам удалось его пробежать благополучно. Мы бежали под воем бомб до вокзала. Укрытий не было, да и времени у нас не было. С нами был мой друг Семен и его друзья из ФЗУ Борис Портной и Изя Гринберг. Бежать было трудно, бомбежка продолжалась. Дорога имела подъем в один километр, а остальной путь до вокзала был ровным. Где-то к 9 часам утра мы добрались до вокзала. И там пережили еще один воздушный налет. Сложилось впечатление, что немецкие самолеты уже поднимались с наших аэродромов, расположенных совсем близко. Мы всё же успели сесть на открытые платформы, груженные металлом. Примерно в 9:30  поезд тронулся в направлении города Проскуров (ныне – город Хмельницкий).

Почти всю дорогу состав двигался со скоростью, не превышающей 20 километров в час под непрерывным обстрелом самолетов, которые делали заходы, извергая смертоносный огонь. Когда поезд останавливался, мы, молодежь, соскакивали с платформ и прятались под ними, а старики оставались беззащитными. Следующий бомбовый налет произошел на станции Гречаны. Всю ночь  мы медленно ехали до города Винница голодные, так как никакими продуктами не располагали. Из города Винница наш состав взял направление на железнодорожный узел Жмеринка, где мы уже смогли пересесть на пассажирский поезд Жмеринка-Киев. Утром 12 июля в 6 часов утра мы прибыли в Киев. Поездка расстоянием в 500 километров от Каменец-Подольского до Киева заняла у нас 7 суток. Всё это время мы буквально голодали. Моему отцу повезло, он встретил в Киеве соседа по дому Хаима Цесселя, который дал ему 50 рублей. Мы купили молоко и хлеб. На вокзале мы узнали, что в ботаническом саду собирают беженцев и организуют эвакуацию в район Кубани и отправились туда. Надо отметить, что служба эвакуации была хорошо организована. В ботаническом саду мы (моя семья и мои друзья Семен Шехтер, Борис Портной, Изя  Гринберг и Файвиш Кос) прожили 3 дня. 15 июля около 6 часов вечера нас небольшими группами сажали на автомашины ЗИС-5, подвозили к вокзалу и пересаживали в товарные вагоны по 50 человек. Мы все оказались в одном вагоне и поехали в направлении города Ростов-на-Дону. На станции Батайск наш эшелон остановился, и всех беженцев покормили обедом с хлебом.

17 июля мы прибыли на Кубань, на станцию Уманская, где нас встретил председатель колхоза им. Гриднева с подводами. Нас повезли в станицу Ленинградская, где накормили и разместили по хатам вместе с хозяевами, кубанскими казаками. Эти люди нас радушно принимали, помогали устроиться и очень нам сочувствовали. Никаких признаков антисемитизма мы не ощущали. Члены правления сказали, что все трудоспособные будут работать в колхозных бригадах на токах и полях, где идет уборка урожая. Нам объявили, что питаться будем в бригадах, а за работу будут начислять трудодни. Хлеба ежедневно выдавали по 1 килограмму на работника. Работали и жили мы прямо в бригадах, а раз в неделю разъезжались по домам, чтобы помыться и постирать бельё. Работали в основном на току, где скирдовали солому после обмолота зерна. Я работал на скирдовании, моя сестра работала в соседнем колхозе, отец возил зерно на элеватор, а мать оставалась дома и помогала по хозяйству. Работа нас всех устраивала. После всего пережитого при бегстве из родного города мы почувствовали, что Кубань по-настоящему сочувствовала нашей беде. Люди помогали пережить стрессовое состояние, потерю родного дома и всего нажитого нашими родителями в тяжелом труде. Мои друзья жили в поле, в домике конюха. Около двух месяцев мы работали на уборке урожая, а затем меня перевели в тракторную бригаду, где я трудился прицепщиком на тракторе. Иногда нам удавалось посещать кинотеатр в центре станицы Ленинградская.

Дела на фронте были весьма плачевными, наши войска отступали, оставляя города и села. Фронт приблизился к Ростову-на-Дону. В конце сентября нас, молодежь, послали на строительство взлетной полосы аэродрома на окраине станицы. Работали с 8 утра до 6 часов вечера. Там нас кормили, а ночевать мы уезжали в станицу. В начале октября бои шли недалеко от Ростова-на-Дону. Фронт проходил в 150-ти километрах от нас.

27 октября нам пришлось покинуть Кубань и эвакуироваться в Дагестан. Колхоз помог нам получить немного денег, заработанных на трудодни, и мы имели возможность купить продукты в дорогу. Поезд оказался пассажирским и следовал через станции Кавказская, Минводы, Невинномысск до Махачкалы. По дороге на станции Минводы нас бомбили. Несмотря на это моя семья (отец, мать, сестра и я), а также мои друзья (Семен, Борис и Изя) благополучно добрались до Махачкалы. С нами ехали еще несколько семей из нашего колхоза. В Махачкалу мы прибыли 29 октября 1941 года. В день приезда шел проливной дождь. На вокзале не было мест, чтобы укрыться. Зал ожидания был буквально переполнен беженцами. Нам пришлось под проливным дождем располагаться на привокзальной площади прямо на земле. Одеты были мы более чем бедно, обувь рваная, и всё остальное тоже не в лучшем виде. Нас спасло то, что дождь вскоре прекратился. Это произошло в 6 часов вечера.

   И тут случилось чудо.  Мой отец увидел небольшую группу беженцев, слушавших одного мужчину, одетого в черное кожаное пальто. Подойдя поближе к этой группе, он узнал, что человек в кожанке – начальник отдела кадров кожевенно-обувного комбината имени Кирова, который находился в 40-ка километрах от Махачкалы, в городе Буйнакск. Он вербовал беженцев на работу. Он обещал обучение специальности, связанной с работой на предприятии, семейное общежитие, хлебные карточки по 400 граммов  на человека. Работа в 2 смены по 12 часов, зарплата в пределах 800-1000 рублей. 50 семей согласились с предлагаемыми условиями, в том числе и наша.

Поздно вечером мы приехали в Буйнакск. Всю ночь нас расселяли в одноэтажном корпусе, в котором насчитывалось 10 комнат. Наша комната была размером 20м². В ней поселилось четыре семьи. Наша из Каменец-Подольского – 4 человека, семья Фридлянд из Киева – 4 человека, семья Конрад из Херсона – 4 человека и семья Ковалерчик из Могилев-Подольского – 5 человек.  На каждую семью – деревянные нары на 4-5 человек и соломенные матрацы. Всё остальное – кто что смог придумать. В 8 часов утра нас собрали и потребовали паспорта или другие документы, удостоверяющие личность, и повели на комбинат. Моего друга Семена с нами уже не было. К счастью, он встретил в Махачкале своих родителей и, как мы потом узнали, уплыл на пароходе в Красноводск.  

Нас оформили на работу и выдали хлебные карточки. Мой отец попал в цех, где изготавливали овчинные полушубки для казачьих соединений, моя сестра – в цех пошива одежды для женщин-военнослужащих, меня определили в цех по изготовлению казачьих сёдел. В течение нескольких дней меня и еще четырех парней обучали специальности шорника. Мы должны были освоить изготовление кожаных подпруг. На этом процессе я проработал полгода. Зарабатывали мы по 1000 рублей в месяц. Этих денег хватало лишь для скромного поддержания жизни. Буханка хлеба на базаре стоила 150 рублей.

В мае 1942 года нас направили на строительство оборонительных рубежей. Мы копали траншеи. Немцы подходили к Северному Кавказу. Краснодарский край был оккупирован, фашисты рвались к Сталинграду. Жили и питались мы в землянках на строительных объектах, которые находились в 20 километрах от Буйнакска. Вернулись на комбинат лишь тогда, когда наши войска перешли в наступление на сталинградском  фронте и прорвали оборону противника. Это случилось 19 ноября 1942 года. В конце декабря, когда 6-я армия фельдмаршала Паулюса оказалась в окружении и попытки немецкого командования прорвать кольцо окружения провалились, обстановка на Северном Кавказе изменилась. Появилась уверенность, что это начало разгрома немецко-фашистских полчищ.

К зиме возникла проблема с топливом  в городе. Приказом по комбинату была создана команда по заготовке дров для отопления производственных площадей и общежитий. В команде в основном были беженцы из Польши, Бессарабии и Украины. Нам выдали теплые носки, рукавицы и ботинки. Теплой одежды не было. Пришлось ехать в лес плохо одетыми. У нас не было даже телогреек. Зима стояла холодная. Морозы ночью доходили до минус 30-ти градусов. Нам была установлена норма по заготовке дров. На каждого человека полагалось спилить, распилить на метровые полена и сложить в штабель 2 кубических метра. Эта норма контролировалась начальником по заготовке дров. В его компетенции было право лишить части пайка, который состоял из 400 граммов хлеба, одноразовой похлебки из различных круп, чая с сахаром. Проживали в шалашах, которые отапливали изнутри костром. Зима была снежная, мы могли греться лишь в работе. Ночью спали друг возле друга. Единственным одеялом служил кусок брезента размером 2х2 метра. В этом лесу мы прожили 2 месяца.

   На комбинат мы вернулись в конце февраля 1943 года. Мне шел 18-й год. В апреле 1943 года в армию был призван мой отец в возрасте 50 лет. Я с матерью и сестрой оставался на комбинате. Вскоре и я получил повестку из Буйнакского горвоенкомата о призыве в Красную Армию. 1 мая мне исполнилось 18 лет, а 23 мая я должен был прибыть на призывной пункт. В команде призывников насчитывалось 18 человек. Провожали меня мама с сестрой, которым суждено было оставаться в Буйнакске до конца войны. Меня в составе призывников  посадили в товарный поезд, который взял направление на Ереван. Из Еревана мы направились в военный городок Канакер, который находился в 6 километрах от города. Здесь дислоцировалось Краснодарское пулеметно-минометное военное училище, которое в начале 1942 года было эвакуировано в Ереван. В этом училище готовили офицеров, младших лейтенантов.

27 мая я оказался в том месте, где вторую половину 1941 года в 86-м отдельном батальоне 31-й стрелковой дивизии служил мой старший брат. Он был командиром танка Б-26 в звании младшего сержанта. Отсюда его батальон был отправлен в последних числах сентября на фронт. Последнее письмо от него мы получили 27 сентября 1941 года. Лишь в 1946 году мои родители получили из архива Министерства обороны извещение, что помощник командира взвода 86-го разведбатальона 31-й  стрелковой дивизии младший сержант Фогельман Абрам Яковлевич 1920 года рождения, уроженец города Каменец-Подольского, Каменец-Подольской области,  призванный в Красную Армию Каменец-Подольским РВК, пропал без вести 17 октября 1941 года. В примечании было написано, что обстановка на фронтах Великой Отечественной войны не позволила установить судьбу некоторых военнослужащих, поэтому они были учтены пропавшими без вести. Никаких дополнительных данных о месте гибели моего старшего брата мы больше не получили. И только по уточненным данным от 18.10.2010 года подтверждено, что 17 октября 1941 года части 31-й стрелковой дивизии вели бои по защите города Ростова в 7-10 километрах северо-восточнее города Таганрога. Там и погиб мой старший брат.

 

На стр. автора






<< Назад | Прочтено: 652 | Автор: Фогельман Д. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы