Темы
Наги Эрвин
Москва-67, улица Архипова
Октябрь 1967 года. Для евреев год был весьма знаменательным. В мае-июне молниеносно прошла и победоносно закончилась „шестидневная война“. Войска Египта, Сирии и Иордании были разгромлены, армия Израиля освободила Иерусалим и западный берег реки Иордан, вышла к берегам Мертвого моря, захватила Голанские высоты и подошла вплотную к Дамаску.
Мир был шокирован. Советские дипломаты и печать обливали Израиль грязью. На заседании Совета Безопасности ООН по этому поводу делегация СССР во главе с Премьером А. Н. Косыгиным покинула зал во время выступления Леви Эшкола – Министра Иностранных дел Израиля. Советские антисемиты удивлялись военным успехам Израиля, но ненависть к евреям не стала меньше.
– Ишь, чего захотели! Великий Израиль – от моря до моря! Послать бы туда наших, они бы им показали!
Зато евреи воспряли духом и негромко говорили друг другу:
– Нет, вы подумайте, как они их! Теперь не будут говорить, что евреи не способны воевать! Молодцы, так и надо.
Словом, шестидневная война, пожалуй, впервые за время советской власти дала возможность советским евреям почувствовать и проявить свою национальную гордость. Именно после шестидневной войны о выезде евреев из Союза в Израиль заговорили открыто. О людях, подававших документы на выезд, становилось известно, и таких стало появляться всё больше. И, как государственное противодействие этому процессу, усилилась дискриминация евреев во всех сферах жизни. Народный антисемитизм, поддерживаемый властями, соответственно, активизировался. Нападки в городском транспорте и конфликты в общественных местах, несмотря на их явную противозаконность, правоохранительные органы просто не замечали, а о карах не могло быть и речи.
Сложившаяся ситуация укрепляла национальное самосознание евреев, почувствовавших в государстве Израиль силу, способную отстоять себя, и одним своим существованием защитить евреев в других странах. Многие стали интересоваться еврейской историей и традициями. К синагогам потянулись люди не столько из-за религии, сколько из желания почувствовать себя в кругу своих. Не обошло такое желание и меня.
Московская Хоральная Синагога,
в Спасо-Глинищевском переулке
(ранее - улица Архипова).
Фото А.Савина.
В середине октября, кажется, 16-го или 17-го числа, был праздник Симхат-Тора, или, как его называли московские евреи, „Шимхастойре“, – не очень понимая смысл его названия. Праздник очень весёлый, в отличие от большинства еврейских праздников. И я после работы направился к Московской Хоральной Синагоге, что на улице Архипова. Раньше эта улица называлась Спасо-Глинищевским переулком. Почему её переименовали, назвав именем известного русского художника – не знаю. Может быть, потому, что его звали Абрам Ефимович. Хотя евреем, насколько мне известно, он не был. Улица Архипова от Маросейки, тогда она называлась улицей Богдана Хмельницкого, крутой горкой спускалась к улице Солянке параллельно Новой площади, неподалеку от комплекса зданий ЦК КПСС. Место это, как и вся округа, находилось под пристальным вниманием КГБ, даже, возможно, большим, чем другие.
Толпа у входа в Московскую Хоральную синагогу,
1957г.*
Любое скопление евреев всегда считали подозрительным. Надо сказать, что до этого времени молодёжи и людям среднего возраста свободно войти в синагогу было непросто. У дверей её стояли дружинники – члены добровольной общественной организации, помогавшей милиции поддерживать порядок в стране. Они останавливали людей, которым, по их мнению, там нечего было делать, и задерживали их. У слишком настойчивых интересовались фамилией и местом работы. Требовали предъявить документы. После шестидневной войны обстановкой вокруг синагоги в Москве стали интересоваться иностранные корреспонденты, и подобные действия дружинников наносили ущерб и без того неважному имиджу Союза в мире. Власти облегчили доступ к храму, не снимая, однако, внимательного наблюдения за посетителями.
Картина, представшая моим глазам, была удивительной. Вся улица Архипова буквально забита людьми. Прямо против синагоги на треногах установлены мощные театральные прожекторы, освещавшие танцующих, поющих и угощающих друг друга вином и снедью евреев. Стихийно образовавшиеся группы музыкантов в нескольких местах играют „Фрейлехс“, „Хава Нагила“ и другие еврейские мелодии. Вспышки фотоаппаратов. Группа киноработников суетится вокруг камеры на штативе. Толпу прорезают цепочки молодежи, под музыку они завиваются в кольца и спирали, вовлекая в веселье непривычных к такому празднеству москвичей.
Конечно, заметное вкрапление милиции в форме. Конечно, наличествуют отчуждённые лица, проходящие сквозь толпу с деловым видом. Вход в синагогу – свободный. У ярко освещённых дверей стоят старики в шляпах и кепках и со слезами радости смотрят на зрелище общего веселья.
Во время службы, 1957г.*
Протолкавшись через толпу, поднимаюсь по ступеням к крыльцу и вхожу в синагогу. Торжественная служба уже закончилась. В зале – шумный говор и восклицания восторга от происходящего. У кафедры толпятся люди, желающие в этот праздник прикоснуться к торе. В основном, возраст – за шестьдесят. Не похожи они на настоящих верующих, как я их себе представляю, но похожи на завсегдатаев. Вспоминаю, как бабушка нашей знакомой, типичная представительница еврейского местечка, на вопрос, верующая ли она, отвечала:
– Нет, я не верю. Так, – придержуюсь.
Вот и многие прихожане синагоги, по-видимому, придерживались религиозных ритуалов и праздников, чтобы чувствовать себя евреями – народом, имеющим и сохраняющим свои собственные обычаи и традиции в семье народов великого Союза.
Главный раввин Москвы
Йеуда-лейб Левин.
Московская хоральная синагога,
1957г.*
Хожу между группами беседующих со странным и непривычным чувством причастности к этим, в общем-то, чужим мне людям. Что же нас может объединять? Только одно – отношение к нам людей, не пришедших на этот праздник. Их презрение к уважающим этот праздник. Наверноe так. Подошел к служке с торой. Прикоснулся. Не торопясь пошел к выходу – потолкаться среди веселящейся публики и воспринять толику праздничного настроения.
В дверях столкнулся с коренастым человеком, стремительно поднявшимся по лестнице. Он на секунду задержался, производя какие-то движения у полы пальто. Раздались сухие металлические щелчки, напоминающие звук закрывающегося ружейного затвора. Кепка его, надвинутая на глаза, скрывала лицо. Он, расталкивая окружающих, резко устремился по центральному проходу к кафедре, где стоял служка с торой.
„Провокация!“ – сверкнуло в голове, и я кинулся за ним предотвратить беду. Человек врезался в группу людей, окруживших служку, обхватил тору руками, прижался к ней лицом и поцеловал. На мгновение застыл. Потом так же резко развернулся и боковым проходом, вдоль стены быстрым шагом направился к дверям.
Я стоял в растерянности. Напряжённость постепенно покидала меня. Потеряв из вида «провокатора», медленно пошёл на выход. Передо мной бушевало весельем московское еврейство. Вечер был теплый. Снял кепку, открыл свой портфель, положил в него кепку и задвинул замки.
Раздались сухие металлические щелчки, напоминающие звук закрывающегося ружейного затвора...
Несуразность происшедшего поразила меня настолько, что я не мог остаться на празднике и отправился на метро домой в район ВДНХ. Глядя на стертые, без выражения лица пассажиров в вагоне, думал о нашем образе жизни. О постоянном ожидании худшего.
Вот, собственно, и всё.
*Фото из интернетжурнала „Лехаим“
(http://www.lechaim.ru/ARHIV/256/girshkovich.htm)
МЫ ЖИВЕМ ПОД СОЛНЦЕМ ЗОЛОТЫМ...
Мне понравилось?
(Проголосовало: 1)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>