Темы
Владимир Песоцкий
«Санта Лючия»
Понятие «Работа» в обыденной жизни подразумевает большое разнообразие, многогранность, многофункциональность и порой вызывает неоднозначное представление и толкование.
Вот с точки зрения физики это уже совершенно определённая физическая величина, которую можно измерить. Так, например, механическая работа совершается только тогда, когда на тело действует сила и оно движется.
Так оно и в жизни: тело тоже движется, когда на него действует определённая сила. Только вот что это за сила, как, куда и зачем движется это самое тело? Правда, и от тела тоже многое зависит, и не всегда оно движется, когда на него действуют, особенно если это не очень понятная сила.
В физике всё понятно: чем больше сила действует на тело и чем длиннее путь, который проходит тело под воздействием этой самой силы, тем больше совершается работа.
Кстати, если тело движется по инерции без участия силы, то работа-таки не совершается. Мешают работе также различные силы трения... Так они и в жизни мешают!
В быту работа тоже имеет своё измерение, но это измерение очень даже не постоянное, а то и вообще может отсутствовать.
С точки зрения трудовой деятельности работа действительно очень даже разнообразна: это физическая работа, умственная работа, общественная работа, ответственная работа, тяжёлая работа, лёгкая работа, рабочий, рабочий класс и др.
Поэтому мнений, теорий тут достаточно много и уважительных, и не очень. Это и как что-то обязательное, и как неизбежное, и как необходимое для самореализации, для совершенства, для причастности к человеческой общности.
Время идти на работу наступает и ожидаемо, и неожиданно. А разве можно описать то чувство гордости и уважения к себе, когда пришёл с работы и принёс в дом свою первую получку!
Тема эта действительно обширная: и для научных трудов, и для народного творчества. А уж народ скажет – как завяжет!
«Без труда не вытянешь и рыбку из пруда»; «Работа – не волк, в лес не убежит»; «Мы не рабы, рабы – не мы»; «Были у бабушки трудодни...»
Довелось на пляже видеть даже такое: тату на животе солидного мужчины: «Всю жизнь на тебя работаю».
Или вот мнение издалека известного английского философа ирландского происхождения Оскара Уайльда: «Работа – последнее убежище для тех, кто ничего не умеет». И ещё от него же вдобавок: «Ничего не делать – это одно из самых сложных занятий, самое сложное и самое интеллектуальное». ... И как изволите это вот такое понимать?
Понятие «Работа» постоянно меняется и во времени, а также в значительной степени зависит от уровня технологических достижений, создаваемых тем же самым трудящимся человеком. Менялись технологии, одновременно менялись и производственные отношения, и общественные, и личностные.
Если в своё время человек добывал огонь трением, потом кресалом и т.д., то разве можно упрекать его в этом с позиции сегодняшнего компьютеризованного уровня и уровня современной робототехники!
Этот этап развития надо было пройти, и пройти обязательно, да и навыки прошлых поколений совсем не пропали и повсеместно используются. Эволюционному процессу свойственен колебательный процесс, и заблуждения так же полезны, как и великие открытия.
Предлагаю читателю буквально небольшой фрагмент, взятый из неразрывной эволюционной цепочки технологического и, соответственно, социального развития и становления.
РМЦ – это ремонтно-механический цех. Цех, который считался элитным, потому что по своей целевой функции должен был обеспечивать работоспособность оборудования всего предприятия и днём, и ночью.
А поскольку станков и другого оборудования было много, причём различного типа и назначения, то в цеху были собраны рабочие различных специальностей и, как правило, высокой квалификации.
Начальником цеха был Степаныч – по-другому его из уважения и не называли. Среднего роста, коренастый, крепкий мужчина, сполна прошедший по жизненному пути: ремесленное училище, война, Морфлот, суровый послевоенный быт, работа, вечерняя школа, вечерний институт. Кнутом он не пользовался, но и пряником мог приложить по-свойски.
Безукоризненно владел всеми специальностями цеха и потому легко находил общий язык с рабочими порой в непростых ремонтных и бытовых ситуациях.
В технологии того времени превалировал металл и его обработка. Степаныч до такой степени вжился в эту среду, что мог просто по запаху определить любой тип металла и даже марку стали.
Рассказывают, что однажды на спор он продемонстрировал это с завязанными глазами. Единственное условие было, чтобы срез металла был свежим. И в конце этой самой демонстрации кто-то из шутников, а их в цеху хватало и молодых, и пожилых, подсунул ему понюхать солёный огурец.
Но и тут Степаныч не оплошал:
– Митрич, скажи своей жене, чтобы в бочку клала укропа побольше!
Взял огурец – и с аппетитом его захрустел.
Кстати, чугун, сталь, медь, бронза действительно имеют свой особый запах, и я сам в этом вскоре убедился. Но вот различать марку стали по запаху – это уже действительно профессионализм!
Народ в цеху был всякий и разный, и шутников было действительно немало. Хорошая, уместная шутка сглаживала, даже спасала порой сложные, тупиковые ситуации как производственные, так и житейские.
Чего, например, стоит такая временная шутка. Над новым токарным станком ДИП-200 тут же появилась табличка: «Кончил – протри станок».
Были у нас свои поэты, писатели, музыканты, художники, выпускалась собственная газета. Помимо производственной и политической ситуации в ней как раз и печатались местные таланты. В то время быть поэтом, писателем, художником не считалась чем-то, за что можно было стабильно получать деньги, чтобы как-то прожить, да и меценатов пока ещё не было.
Таково было веление времени – надо было подняться из послевоенной разрухи и физической, и моральной, и этичной. Прежде всего устраивались на работу, а потом уже искали и находили себя...
Работы было много, специалистов не хватало, шли учениками, шли в ФЗО, в ПТУ, в вечерние школы, заочные и вечерние ВУЗы. Да и стремление к знаниям было вполне реальной потребностью. Процесс познания – явление постоянное, оно было, есть и всегда будет жизненно необходимым и в любом возрасте, и на любом уровне.
«Азъ бо есмь в чину учимых и учащих меня требую» («Я – ученик и нуждаюсь в учителях») – было выгравировано на кольце Петра I.
Сегодня понятие «работа» сильно изменилось: новые технологии, другой жизненный уровень, часть работы уже надо делать в «белых перчатках». Меняются не только производственные отношения, но и чисто человеческие, в том числе и такие главные, как продолжение рода своего.
Говорят, что группа женщин после длительных противоречивых дебатов коллективным письмом обратилась в Академию наук с просьбой пояснить, как в новом тысячелетии будет решён вопрос рождения детей: клонированием или на 3D принтере с помощью квантовых компьютеров по программе конкретной ДНК.
Поскольку среди «академиков» тоже хватает шутников, ответ пришёл незамедлительно: всё будет происходить с помощью «Света и Пара». И пояснили: приходит Пара, выключают Свет, а остальное всё – как и в прошлом тысячелетии.
Но, пожалуй, не всё учли уважаемые «академики». С появлением, например, технологии искусственного оплодотворения появляется много различных мнений и вариантов, в том числе мнения о безотцовщине, да и вообще о стадах с элитным производителем.
А тут ещё учёные нашли возможность задавать пол будущего потомства. И что из этого будет, если все захотят только мальчиков? Так что и «академикам» есть ещё, о чём подумать.
А если всё же говорить о «работе» как о процессе производства чего-то материального, то сегодня, например, наиболее популярными специальностями в вузах являются политология, экономика, юриспруденция, стоматология.
Стоматология – это понятно, очевидно, потому, что жевать всё же что-то надо. А как, например, говорит украинская народная поговорка, «то ше гарни зубы, шо кисель едят».
Но одним киселем сыт не будешь.
Не знаю как теперь, а вот раньше умные одесситы говорили так:
«Чтобы правильно скушать курочку, надо хотя бы её иметь».
Но чтобы получилась курочка, надо иметь зёрнышко, а чтобы иметь зёрнышко, нужен трактор, комбайн, сеялки, веялки. А чтобы это иметь, нужен металл, руда, электричество, газ, нефть – это сколько же работы!
И только когда уже достаточно курочек, можно кому-то подумать, как правильно её разделить: кому ножку, а кому крылышко. Кому-то, но не всем же этим заниматься!
Вот тут и возникает политология, а точнее – делёж. Чем больше политологии, тем меньше «курочек». А должно быть наоборот. А уж как правильно скушать курочку – так тут есть множество вариантов.
Изменения быстро не происходят. От прошлого невозможно отказаться так же, как и от неизбежного будущего.
В любом случае, чтобы было «сегодня», надо было пройти «вчера».
«Братья! вы наши плоды пожинаете...».
«Благослови же работу народную...».
(Н.А, Некрасов «Железная дорога»).
В большую творческую жизнь уходили действительно способные и талантливые люди. И часто предпочтение отдавалось прошедшим закалку в рабочей народной среде.
Большую роль в этом процессе играли так называемые дома культуры – ДК, где были возможности для желающих, стремящихся и уверенных в своих способностях. К сожалению, не всем способным и талантливым удавалось преодолеть тяжелое бремя бытовых проблем и забот, потому как «Всё побеждается резью в желудке».
Да, жизнь заставляет, и пища – это базовая потребность, но истинный талант пробивался независимо от желания спокойной и сытной жизни.
И, конечно, в особом статусе и особом уважении всегда были музыканты. Тут уж, как говорится, дано от Бога. Музыка – она, конечно, внутри каждого из нас и вокруг нас.
Музыка – это наши различные ритмы жизни, непрерывной борьбы, ожиданий, стремлений, побед и поражений. Все её слышат в себе, но не все могут её воспроизвести, найти созвучие и передать другим.
Конечно, имелось в виду знание не только двух-трёх аккордов на гитаре, чтобы во дворе спеть «шлягерную» песню.
Кроме таланта это ещё и большой, постоянный труд с самого детства в то время, когда пацаны во дворе гоняют футбол или толпой пошли на бокс. Тут уж и родители должны подсказать, если это оно действительно есть.
Правда, и родители ошибаются, часто выдавая желаемое за действительное, нагружая ребёнка тем, что ему не свойственно от природы. Поневоле вспоминается якобы реальный эпизод. Приходит к врачу женщина с ребёнком:
– Доктор, посмотрите нашего мальчика.
– И что такое с вашим мальчиком?
– Ему уже три с половиной года, а он до сих пор не играет на скрипке!
С учётом сегодняшних реалий этот эпизод, возможно, звучал бы по-другому:
– Доктор, посмотрите нашего оболтуса!
– Ну что Вы так на вполне приличного молодого человека...
– Ему уже тридцать с половиной лет, а он ещё даже не депутат. Вон Черчилль в 24 года уже был депутатом!
Иногда в нашем цеху наши и соседние музыканты устраивали короткие выступления в обеденный перерыв или после смены. Всем это очень нравилось и всячески поощрялось. Особенно любили гитару, баян, аккордеон и саксофон, тем более если выступали со своими авторскими песнями.
А ещё в цеху в обеденный перерыв проводились так называемые «поэтические летучки». Большинству тоже нравилось, и даже приходили из других цехов. А уж домотканые поэты выдавали такие перлы, что это в какой-то мере компенсировало недостаток концертной деятельности, тем более с участием самих зрителей.
Были и свои цеховые литературные критики. Кого-то хвалили, кому-то аплодировали, а кого-то просто освистывали. Ну вот, например:
В слесарном цехе,
Где сталь и медь,
- - - - - - - - - - - - - -
Это было понятно, это было своё, воспринималось достойно с уважением к автору и к самим себе. А вот такое, то ли своё, то ли принесенное извне, правда, прочитанное нараспев, торжественно и с вдохновением:
«Ура Туры, ура Туры», -
Тут закричали Рамбраны все,
Закричали и упали,
Тура рубисе!
Многие так и застыли с открытым ртом и наполовину очищенной
«картошкой в мундире» в руке. Поначалу все категорически требовали пояснения вообще непонятного смысла.
– А нет смысла! Это ритм, темп, гармония, которая поднимает, зовёт, заставляет быть выше обыденного, – пояснял раскрасневшийся поэт.
Кто свистел, кто возмущался, кто просто от души смеялся.
– Ну и что! Работаешь, как вол, ни отдыха, ни развлечений! – оправдывался молодой изрядно вспотевший поэт.
Понимая всю реальную бессмысленность данного произведения, народ переходил на юмор, на доработку своими силами «гормональных» стихов, переводя их в более понятную область:
«Ура, дуры, ура, дуры», -
Тут закричали мужланы все,
Закричали и достали…
(извините!) Тура Рубисе.
Одно время этот термин использовали в особо проблемных случаях.
Бывали, конечно, на производстве и травмы, но тут уж техника безопасности старалась круглосуточно.
Был у нас и свой медпункт. И женщина врач и медсестра всегда готовы были помочь: поцарапался, в глаз что-то попало, живот заболел, температура поднялась...
Лекарства простые, понятные, да и добрым словом всегда успокоят не хуже лекарства, посоветуют, обнадёжат, настроение поднимут. Выпил большую таблетку под магическим названием «аскорбинка», полежал на кушетке, поговорил за жизнь – и живот больше не болит.
Сейчас, конечно, море лекарств – дорогих, очень дорогих, полезных и абсолютно бесполезных, и всюду компьютерные технологии. На приёме – всегда трое: пациент, врач и компьютер. На этот счёт в народе появилась реальная шутка:
– Доктор, так что Вы мне посоветуете?
– А сейчас посмотрим в Интернете.
– Так может, я сам посмотрю?
– Нет, не занимайтесь самолечением!
Можно и такое услышать:
– Доктор, что-то мне становится хуже...
– Это у вас, голубчик, деньги заканчиваются…
Как утверждал Гиппократ, «Всё есть лекарство, и всё есть яд – всё дело в дозе».
Среди наиболее активных участников всех цеховых событий, пожалуй, самым активным был мой наставник по работе Влезько Алексей. Когда ему говорили:
– И чего ты такой неугомонный, лезешь во все дела? – он отвечал:
– Фамилия у меня такая, Влезь..ко!
Он был старше меня, успел отслужить в армии, и не где-нибудь, а в Ансамбле песни и пляски. Обладал хорошим музыкальным слухом, приличным голосом и организаторскими способностями. Был заметной фигурой в известном мужском хоре при нашем ДК. Он и меня туда затянул.
Хором руководил хормейстер Казимирыч – уважаемый человек и специалист со стажем в своём деле. Одевался всегда очень опрятно и аккуратно: белоснежная рубашка с отложным воротником, чёрная жилетка с белым платочком и чёрные брюки. Даже приличная лысина над высоким лбом и тёмные волосы на висках и затылке придавали ему творческий интеллигентный вид.
Хор всегда был на первом плане, всегда занимал призовые места и был на особом счету у руководства. Вот и сегодня Казимирыч готовил новую программу к конкурсу на открытой летней концертной площадке.
Честно сказать, то, что задумал Казимирыч, откровенно плохо получалось. На репетициях трудились над неаполитанской песней «Санта Лючия».
Все как-то прохладно отнеслись к этой песне, и не потому, что песня плохая, а скорее всего потому, что Казимирыч задумал с помощью мужских голосов изображать морской прибой и ветер, дующий в паруса.
Лунным сияньем
Море блистает.
Попутный ветер
Парус вздымает.
Лодка моя легка,
Вёсла большие …
Санта Лючия!
Санта Лючия!
А время шло, концертная отчётность неумолимо приближалась. Весна подходила к завершению своих пробуждающих и пьянящих дел. Солнце уже прилично нагревало асфальт, июнь созревал черешнями.
Была суббота. Мы с моим наставником Алексеем Влезько после короткой смены по аварийному вызову помылись в душе, переоделись и с чувством выполненного долга и собственного достоинства шли в ДК на очередную репетицию Казимирыча.
Было жарковато. А по дороге было несколько винных погребков, и Алексей, будучи в хорошем настроении, неожиданно предложил:
– А давай-ка пропустим по стаканчику «сухого», есть тут по дороге приличный подвальчик!
Таких навыков я, понятно, ещё не имел, но согласительно кивнул, делая из себя понимающий и одобряющий вид знатока по части «сухого».
Несколько ступенек – и мы решительно спускаемся в небольшой винный подвальчик с витиеватой вывеской «У Лоцмана».
Приятная прохлада, запах винного спирта, не очень много света со стороны полуподвального окна с решёткой и тусклой лампочки под потолком.
С правой стороны от окна до противоположной стенки тянулся сплошной прилавок, в центре которого со стороны зала – три высоких стула. За прилавком стоит прилично габаритный «виночерпий» – откровенно не из тощего десятка, в тёмном прорезиненном фартуке на голой шее. Коротко стриженный, он стоял, опёршись руками на прилавок, с абсолютно безразличным выражением на лице, находящемся на голове, плавно переходящей в мясистую и более широкую шею.
Позади «виночерпия» в стенку были встроены винные бочонки в два ряда, друг над другом, примерно десять - двенадцать штук. В каждый бочонок был вмонтирован кран с деревянной ручкой и приклеена номерная табличка с названием вина, написанного от руки по-русски и латынью.
Слева в углу устроился стол, за которым деловито сидели несколько посетителей со стаканами вина. Там же стояли два небольших высоких столика в расчёте на тех, кому не оказалось места за столом, или кто просто спешил по неотложным делам – примерно как и мы с Алексеем.
Стакан «сухого» вина с конфетой типа «Кара-Кум» стоил 20 копеек.
Вино можно было заказать в любом сочетании из числа имеющимся или просто из одного бочонка, словом – на любой вкус и пожелание. Но в этом-то как раз и проявлялся истинный знаток вина.
Мы деловито устроились на высоких стульях у стойки. «Виночерпий», не сходя с места и не меняя позы, вопросительно поднял на нас свои белобрысые брови.
Алексей с улыбкой доверительно посмотрел на меня, тем самым предоставляя мне честь выполнить достойный заказ. Такого я совершенно не ожидал и оказался в полной растерянности.
Бармен безразлично уставился на меня, посетители в углу за столиком, прислушиваясь, притихли. Передо мной было много бочонков с непонятными мне названиями и номерами. Помедлив, я решил заказать только один стакан вина и посмотреть на реакцию окружающих.
С умным видом знатока я, практически наугад, указал номера трёх бочонков. За столом демонстративно и даже с презрительной ухмылкой отвернулись и больше не смотрели в нашу сторону. Это был полный и позорный провал.
Без малейшей реакции на лице, плавно переходящем в широкую шею, бармен молча взял стакан и повернулся массивным телом к указанным бочонкам. Оказалось, что он был только в одних длинных трусах на голое, жирное тело с завязками от фартука на спине и шее.
Наполнив стакан из трёх составляющих, он безразлично поставил передо мной «нечто» и положил рядом конфетку «Кара-Кум». До Иуды Искариота он, конечно, не дотягивал, хотя вино явно недоливал. Спрашивается, с какой такой маржинальности, зачем оно ему надо? Возможно, для раззадорить клиента на предмет повторить, или посмотреть реакцию на предмет мелочёвки?
Я положил на прилавок 20 копеек и повернулся к Алексею, не ожидая ничего хорошего.
Алексей заёрзал на своём высоком стуле, косо поглядывая в сторону сидящих знатоков. По моей вине он оказался в ситуации поверженного, а это он ужасно не терпел. Нет, это не была мания величия, это была потребность быть принятым, быть своим. Таковы каноны корпоративной культуры.
Он не мог и не готов был прогнуться, и потому сосредоточенно искал способ восстановить своё реноме, и он его нашёл.
Подняв голову, устроившись так, чтобы его слышали знатоки, и устремив свой уверенный и победоносный взгляд на «виночерпия», он громко заказал:
– А мне, пожалуйста, стаканчик «Кошерного»!
Это был удар ниже пояса, но по заслугам бармену и особо сидящим в углу, не оценившим моё новаторство. Было впечатление, что на голове Алексея появился нимб, а сам он уже сидит не на высоком стуле, а на самодельном, но всё же пьедестале...
Очевидно, впервые в жизни у «виночерпия» изменилось выражение лица в сторону удлинения, он подался немного назад как от пощёчины и повернулся всем своим монолитным туловищем и взглядом в сторону углового столика. В углу тоже все притихли. На какое-то время в подвальчике воцарилась тишина. Заказ повис в воздухе.
Возможно, чтобы удержаться на пьедестале, хотя и временном, нужен какой-то энергетический запас, поэтому Алексей демонстративно взял мой стакан и отпил из него почти половину. Причмокнув и высоко подняв брови, он громко произнёс:
– А что, тоже ничего!
В знак согласия я закивал головой, решительно допил остальное вино, не сильно задумываясь о вкусовых ощущениях, и утвердительно всем показал большой палец. На пьедестале нас было уже двое. Но мы были на чужой территории, и теперь был ход с другой стороны.
От углового столика поднялся молодой человек примерно одного возраста с Алексеем и уверенно направился в нашу сторону. Очевидно, они были знакомы с Алексеем.
– Сотрудник из Таирова, – тихонько пояснил мне Алексей (имелся в виду «Одесский Институт виноградарства и виноделия имени В.Е. Таирова»).
Лицо сотрудника было удивительно знакомым. Это была сплошная добродетель, покорность, спокойствие, терпение и в тоже время такая себе научная проницательность. То ли от выпитого вина, то ли от его рыжеватых волос казалось, что к нам приближается сам Иешуа Га-Ноцри, после того, как он только что читал проповеди на рынке Ершалаима.
А «виночерпий» как-то быстро оказался в самом конце барной стойки и при этом прихватил поднос со стаканами, перевёрнутыми вверх дном, очевидно, опасаясь за их целостность в случае применения последних в качестве вещественных подручных доказательств.
Такому скоротечному перемещению в пространстве, фактически – полёту в прорезиненном фартуке на голое тело да ещё с подносом со стаканами, перевёрнутыми вверх дном, мог позавидовать сам Дэвид Копперфилд, совершивший полёт-левитацию. Нет, не герой романа Чарльза Диккенса, а знаменитый иллюзионист, гипнотизёр, фокусник, киноактёр и писатель, взявший себе это имя. Хотя, если точнее, то настоящее его имя – Дэвид Сет Коткин. Вот так мы озадачили нашего «виночерпия».
Подчиняясь военной мудрости о том, что опасности надо смотреть в глаза, я посмотрел в сторону углового стола со знатоками, дабы оценить физическую возможность продолжения нашего заказа.
За столом сидели ещё четверо парней примерно такого же возраста, как и сотрудник. Скорее всего, это была одна цельная компания из института Таирова. На их спокойных лицах не было ни тени агрессии, а скорей наоборот, была полная уверенность и готовность публично посмеяться над нами и нашим заказом. А вот тут ещё неизвестно – что хуже, а что лучше. Словом, перспектива – так себе...
Фингал под глазом, полученный в подвальчике «У Лоцмана» при численном превосходстве соперника, наши могли бы уважительно оценить как знак проявленного мужества (потому как петухи всё же должны кукарекать).
Молодой человек вежливо поздоровался и присел на свободный высокий стул со стороны Алексея.
– Сегодня суббота, и, как мы понимаем, вы идёте к Казимирычу для этой его непонятной песни и решили по дороге немного завестись?
– Ну, насчёт субботы и этой песни мы таки и сами не хуже, – парировал Алексей.
Лицо сотрудника приняло вид как минимум доцента кафедры богословия и одновременно профессора виноградарства и виноделия.
– А вот теперь слушайте здесь по порядку. Номер раз. В субботу утром правоверные евреи не производят работу. Как предлагает популярная еврейская песня «Хава Нагила» - «Давайте радоваться», и это таки в отличие от песни вашего Казимирыча. Номер два. Кошерное вино начинается издалека – от отжима сока до наклеивания этикетки на бутылку. Урожай с лозы не менее четырёх лет. Но как вам открывать бутылку, если вы не соблюдаете шабат! Номер три. Шабат – это кошерная еврейская суббота, которая начинается в пятницу вечером и заканчивается в субботу вечером после захода солнца. В это время верующий еврей усердно молится, празднично одевается, сытно кушает, воздерживается от запретной работы.
За столом знатоков ещё громко не смеялись, но уже широко улыбались и одобрительно кивали в знак согласия и уважения к автору и его просветительной речи.
Алексей медленно сползал не только с самодельного пьедестала, но и с этого высокого стула, будучи окончательно поверженным, начисто забыв свой оригинальный заказ и косо поглядывая в сторону знатоков.
Однако напоследок он всё-таки рукой подвинул свободно лежащую на прилавке конфету «Кара-Кум» в сторону «виночерпия»:
– Сдачи не надо!
Пока я ещё был на своём стуле, сотрудник «из Таирова» уже обращался в сторону ко мне:
– А теперь возьмите глаза в руки и внимательно посмотрите на эти красивые бочонки. Перед вами – натуральные автохтонные вина. Это вина, которые отличаются аутентичным вкусом и ароматом! Вот так – и не менее, это вам не металл нюхать!
И он продолжал нас наклонять:
– Все эти вина из автохтонных сортов винограда, которые растут только в конкретной местности. Верхний ряд – это вина нашей области. Тут вам: сухие, полусухие, полусладкие, игристые, десертные – Мерло, Совиньон, Каберне. Нижний ряд – вина наших соседей - молдавских виноделов: Фетяско - Албэ, Регеле, Нягрэ. Вот, например, Негру де Пуркари шло на стол самой Екатерины Второй!
Не сильно воспринимая этот фонтан названий, я непроизвольно зафиксировал в памяти и надолго запомнил те самые три бочонка, которые попали в мой произвольный заказ. Впоследствии я даже придумал название этому моему миксу.
А сотрудник «из Таирова» с тем же самым благочестивым видом Иешуа Га-Ноцри уже шёл к своему собранию, и они одобрительно хлопали его по плечу, пожимали руку, будучи готовыми разделить с ним победоносный кубок вина, возможно, даже Негру де Пуркари, и скорее всего – за его же счёт. На халяву – всё кошерно!
И, конечно, если к тому времени «виночерпий» восстановится в своей форме на привычном месте, в натуральной своей позе, и вернёт на место поднос со стаканами, перевёрнутыми вверх дном.
Алексея я догнал уже на выходе из подвальчика «У Лоцмана». Мы шли молча, стараясь не смотреть друг на друга, выдерживая дистанцию боковым напряжённым зрением.
Правда, на выходе он всё же сказал то ли мне, то ли себе:
– А мы здесь причём?
В таком вот напряжённом состоянии мы и заняли свои места на репетиции у Казимирыча.
И опять ничего не получалось: то морской прибой был слишком сильным, то попутный ветер непонятно завывал.
– Басы, вы слышали когда-нибудь, что такое аллегро модерато? Это бодро, но умеренно скоро, а вы мне тяните адажио и буквально давите всех, как бульдозер. Это не прибой, это шторм девять баллов!
Ситуация зашла в тупик, вид у Казимирыча был жалко обречённый, он устало опустился на стул. Песня сама по себе неплохая, но вот идея оказалась полностью провальной. Репетиция остановилась, на какое-то время стало непривычно тихо.
Но ситуация неожиданно разрешилась, причём в конечном итоге в обоюдно выгодном варианте и опять же не без участия и с подачи неугомонного Алексея. Сказать, что это было последствием половины стакана моего микса – маловероятно, но тем не менее...
А получилось так. На фоне спонтанно возникшей тишины рядом с нами стоящий таджик Саид негромко, но всем слышно заключил на свой лад:
– Булдырабыз... воздух труба качал!
Все засмеялись даже с каким-то облегчением, хотя и не поняли точного смысла его умозаключения.
Саид обладал редким уникальным голосом, который звучит ровно во всём широком диапазоне, это дар божий – это микст. Все понимали, что в хоре он временно, и что его ждёт большое будущее. И действительно, вначале у него было музыкальное училище, и вскоре – знаменитая Одесская консерватория.
– Что такое, в чём дело, что за смех в этой пустоте? – Казимирыч вскочил со стула. – Алексей, что там у Вас? Вы опять срываете репетицию, у нас уже нет времени!
Алексея долго не пришлось уговаривать. Правда, начал он неожиданно с другой стороны и, если честно, не очень понятно, чего он так завёлся. Очевидно, давило желание подняться после падения в винном подвальчике «У Лоцмана» с пьедестала, хоть и временного.
– При всём нашем уважении я как корабел не понимаю, что это за посудина такая – лодка маленькая, лёгкая, а вёсла большие, под парусом и сомнительная каюта с занавеской, как это такое может ходить морем? Это что – каяк, пирога, джонка, шебека?
– Какая разница, это лирический образ! И вообще, из песни слов не выбросишь!
– А мы имеем дело не с лирическими, а настоящими кораблями, и песни надо петь про правильные корабли!
Вот тут, пожалуй, был перегиб, но, к удивлению, все вразнобой, но поддержали Алексея.
– Всё, на сегодня репетиция закончена. Вы, Алексей, сорвали мне репетицию, я буду жаловаться.
Судя по тональности его слов, скорее всего, он был доволен, потому как уже был готов сам добровольно завершить неудачный эксперимент, а тут такая возможность найти крайнего!
Вскоре в цеху Степаныч собрал летучку.
– Поступил сигнал, надо на него реагировать. Алексей, объясни своё поведение на репетиции мужского хора!
Зная Алексея, все молчали. Но Алексей честно, с достойны видом, слово в слово повторил всё то, что было на репетиции у Казимирыча.
На какое-то время воцарились тишина и неопределённость. Все переглядывались, но уже были готовы к борьбе за своих.
Молчание прервал чей-то голос:
– Степаныч, ну ты же потомственный корабел, в самом деле, что это за фелюга такая – лёгкая плоскодонка с большими вёслами и под парусом, ну куда такое в море? Мы нормально трудимся, зачем нам песни о фелюгах?
– Так это ещё не всё, – воспрянул Алексей, вдохновлённый поддержкой в своей родной среде, и процитировал второй куплет песни:
За занавесками
Лодки укромной
Можно избегнуть
Взглядов нескромных.
О, не теряйте
Часы златые!
Санта Лючия!
Санта Лючия!
– Ничего себе, так эта фелюга ещё и с занавесками!
– Это как, это чтобы не подглядывали? – вразнобой зашумело собрание, больше возмущенное по принципу «наших обижают».
Кто-то из местных знатоков театралов не упустил случая поумничать:
– Кстати, такое уже было у Шекспира. Когда Отелло женился на Дездемоне, Кассио сказал, что Отелло взял на абордаж «сухопутное судно». Понятно, что это было оскорбление, так может, и здесь такая же «сухопутная лодочка» с приглашением не терять «часы златые»?
Возмущение переходило в полемику и уже приобретало произвольный смысл, сдвинутый в непонятную сторону:
– Степаныч, ты, опять же, опытный корабел, надо бы с этим разобраться и достойно ответить!
– Так, – остановил Степаныч шумный разброд, – давайте не горячиться и не перегибать. С такими фантазиями мы можем далеко зайти. Казимирыч – умный, грамотный человек в своём деле. Это художник, а художник постоянно ищет и может ошибаться. Поступим так. Где наши поэты? Аркадий, возьми пару своих, детально разберитесь с этой песней и нам доложите. На всё про всё вам – три дня. А пока идёт разбирательство, Алексею и иже с ним на репетицию – ни ногой. Всё, работаем!
Ситуация немного прояснилась только после того, как была собрана необходимая информация.
«Санта Лючия» – это популярная народная неаполитанская песня. Впервые была опубликована в 1849 году. Песня была записана в 1916 году самим Энрико Карузо.
Текст песни описывает красочное местечко Санта Лючия на берегу Неаполитанского залива. Местечко названо в честь Луции Сиракузской.
Луция – раннехристианская святая и мученица – действительно жила около 600-го года в Сиракузах. Дочь богатого римского гражданина из Сиракуз. Она приняла христианство и исцелила собственную мать, которая после этого признала её веру.
Приняла обет безбрачия и отказалась от жениха, который рассчитывал на её приданое. Жених подал в суд. В те времена христианство жёстко преследовалось за их веру. Судья Сиракуз хотел отдать её в публичный дом, но никакие силы физически не могли сдвинуть её с места.
Приняла мученическую смерть. Была возведена церковью в ранг святых мучениц, является покровительницей бедных, слепых, раскаявшихся блудниц, детей. Покровительница городов Сиракузы и Венеции.
А наши местные меломаны где-то достали грампластинку с записью песни «Санта Лючия» в исполнении Лучано Паваротти. Понятно, и тут не обошлось без шутников.
– Наш Алексей спел бы не хуже, если бы знал итальянский язык!
Поскольку в рядах мужского хора появился пробел, вскоре состоялся телефонный разговор между Казимирычем и Степанычем. Содержание разговора, по словам очевидцев, было таково:
– Степаныч, я же не имел в виду отстранять от посещения репетиций хора, тем более, когда скоро отчётный концерт!
– Ты, Казимирыч, имеешь в виду одно, а мы имеем в виду другое. У тебя си-бемоль мажор, а у нас – киль шпангоут твиндек. А надо, чтобы было одинаково, потому – держи фарватер. А то у нас получается: шпрехшталмейстер и хормейстер сварили клейстер.
– У кого, Степаныч, не бывает ошибок! Ты же сам понимаешь, мы все живём в тени ошибок!
– Да, понимаю, но на нашем уровне надо стараться их не делать, потому как у ошибок действительно длинные тени, и исправлять их уже мало времени.
– Так людей жалко же, пропадёт Алексей, а ведь способный и с приличными данными, только надо работать...
– Вот за кого - за кого, а за Алексея не беспокойся, у него тут уже свои планы. Так что – до встречи на концерте!
А у Алексея действительно были свои планы. Фантазии нет предела. Контрповедение – это тоже способ самовыражения.
Алексей организовал квартет: он, я и ещё двое наших молодых слесарей. Алексей и название квартету придумал. Решили выступить на отчётном концерте самостоятельно с песней, более близкой и по смыслу, и по существу: «Песня о дружбе» (Ребята настоящие), музыка А.Я. Эшпая, слова В.К. Карпеко и Г.Г. Регистана из кинофильма «Исправленному верить» Одесской киностудии.
Времени оставалось мало. Репетировали поспешно, в обеденный перерыв и после работы. Сопровождал нас аккордеон, иногда вместе с саксофоном. Вроде что-то получалось. И это вдохновляло, хотя и волновались. Степаныч посматривал, но не возражал.
Аккордеон с саксофоном репетировали еще и отдельно своей компанией и сооружали что-то непонятное из металлических полос. Впоследствии оказалось, что это сооружение предназначалось для ударника с его барабанами и тарелками.
И вот он настал, этот самый день отчётного концерта на открытой летней площадке.
Погода – как на заказ. Летняя площадка с деревянными скамейками амфитеатром вместительна и до отказа заполнена. Атмосфера праздничная, нарядная.
Мороженого много и недорогое – эскимо на палочке, в бумажных стаканчиках с палочкой или в вафельных стаканчиках без палочки.
– А можно палочки отдельно?
– Можно, но после работы!
– Опять за рыбу гроши!
Были кое-кто и немного «навеселе», но только по праздничному случаю для настроения и не больше.
– Простите, Вы сели на моё место.
– Почему Вы так решили?
– Потому что Вы сели на моё мороженое...
Впереди и немного сбоку устроилось солидное жюри.
Зрители начали понемногу аплодировать, дабы уже можно было начинать.
Вначале было короткое вступительное слово под застоявшиеся аплодисменты. И вот знакомый всем и уважаемый всеми «шпрехмастер», он же официальный конферансье, и он же мастер сборочного цеха, голосом нараспев объявил первый номер.
Первым торжественно и солидно выступил «Сводный мужской хор ДК» под управлением Казимирыча и заслуженно получил одобрительные и продолжительные аплодисменты всей площадки – как сидящих, так и стоящих. Песни «Санта Лючия» в репертуаре не было. Казимирыч под аплодисменты гордо спустился со сцены и присоединился к жюри.
Правда, кто-то потихоньку спросил:
– Слушайте, а почему этот хор называется сводным? Там же одни мужики!
Наши умники не упустили момента, чтобы не пояснить предельно ясно и понятно:
– Да очень просто: одна часть хора умеет петь, другая часть – не умеет, потому хор и называется сводным или смешанным, что по сути одно и то же.
Затем были сольные номера, танцевальные коллективы. Были аплодисменты, где-то от души смеялись, где-то и не очень. Цеховые ждали своих.
– Слышь, «Шпрехмастер», ты что, забыл про наших?
– Не волнуйтесь, уже на подходе!
И вот, наконец, он громко и торжественно объявил:
– А сейчас перед нами выступит … квартет … «Стиляги слесаря» в сопровождении … музыкального - инструментального трио … «Фреза»!
Площадка взорвалась дружным смехом и бурными аплодисментами в поддержку.
«Шпрехмастер» рукой попросил всех успокоиться, и перед притихшей летней площадкой начал разворачиваться спектакль, хорошо продуманный Алексеем.
Вначале со скрипом и при полной тишине и общем удивлении на сцену выкатили сооружение с барабанами различной величины. Потом вышли аккордеон и саксофон, ударник и все вместе проверили тональность. Потом вышли «стиляги» – это я и ещё один наш парень, одетые стилягами, как и было модно тогда: серый грубой структуры пиджак с широкими плечами, белая «водолазка», брюки дудочкой, коротковатые, чтобы были видны белые носки, туфли на толстой микропорке, на голове причёска типа «кок».
В зале – смех, свист, аплодисменты, правда, не очень-то и одобрительные.
– Ну это стиляги, мы их знаем, а где слесаря?
– Они уже здесь, слесарям пришлось немного задержаться, была срочная работа, – упредил ситуацию «Шпрехмастер», естественно, с подачи Алексея.
На сцене быстрым шагом появляется сам Алексей в спецовке и щитком сварщика на голове. Следом вбегает слесарь в синем комбинезоне и со свёрнутым шлангом на плече. Алексей снял щиток и встал в спецовке сварщика между нами. Сбоку пристроился второй слесарь в комбинезоне, после того как аккуратно положил шланг возле сварочного щитка. Получился пёстрый, но монолитный ряд.
В зале снова свистели, смеялись, аплодировали: как-никак – свои!
Поднятой рукой конферансье, он же «Шпрехмастер», громко и нараспев объявил:
– Исполняется … «Песня о дружбе» (Ребята настоящие) … из кинофильма «Исправленному верить» … музыка Эшпая, слова Карпеко и Регистана. Прошу!
Зал сосредоточенно притих: как у них получится, не опозорятся ли?
Короткое барабанное вступление с ударом по тарелкам оповестило о начале. Тут же мелодию песни обозначил аккордеон с утвердительной поддержкой саксофона. Квартет уверенно шагнул вперёд и выдал первый куплет песни:
У нас в порту дымят спокойно корабли,
Как в дом родной, они пришли
Со всех концов земли.
У нас в порту друзьям мы рады без конца,
Открыты им и двери, и сердца!
«Фреза» громко заполнила короткую паузу с тарелкой в конце.
Положив руки на плечи друг друга и покачиваясь в такт мелодии, квартет выдал припев:
Ребята настоящие,
Нам док, что дом родной,
Товарищ за товарища
Всегда стоит стеной...
«Фреза» красиво заполняла короткие паузы, в то время как квартет делал полшага в сторону и, немного наклонившись, щёлкая пальцами рук, вторил барабанной дроби. Гром «Фрезы» затихал, и уже под тихий мягкий аккомпанемент песня вновь звучала знакомыми и понятными словами:
В порту ребята просолились от воды.
В порту мозолями горды,
Характеры тверды.
Если с кем-нибудь случается беда,
Мы не оставим друга никогда!
Песня закончилась припевом «Ребята настоящие … ». Под оглушительный заключительный аккорд «Фрезы» квартет, взявшись за руки, шагнул вперёд и низко поклонился площадке.
Площадка вскочила как от толчка из недр земли и с бурными, несмолкающими аплодисментами и непонятными призывами цеховики двинулись по проходу и через скамейки к сцене и прямо на сцену. Обнимали, поднимали, хлопали по плечу, что-то кричали, толкались. Откуда ни возьмись возникали предложения это отметить и прямо сейчас, как и положено.
Понятно, Алексей был в центре всеобщего внимания. Он доказал, он был наверху, на своём самодельном пьедестале!
И вдруг кто-то крикнул:
– Жюри!
Все посмотрели в сторону жюри. И действительно, члены жюри собрали свои принадлежности и пытались просочиться сквозь торжествующую толпу. Но не тут-то было: толпа плотно блокировала это отступление, желая доказательно определиться с местом цехового номера – и ни больше, ни меньше!
Остаток дня пролетел быстро и насыщенно. Мнения сходились и расходились. А повседневная жизнь постепенно возвращалась в свою технологическую плоскость, а базовые потребности – а значит, и работа как её необходимость – брали своё.
Официальное резюме по поводу отчётного концерта на летней концертной площадке появилось в цеху буквально через пару дней. Явился сам председатель жюри вместе с «Шпрехмастером». Пообщались со Степанычем, и тот нехотя собрал короткую летучку.
– На манеже всё те же, – тихонько не преминули отметить наши умники, предчувствуя неладное.
Попытка председателя жюри пояснять необходимость и важность народного творчества была быстро пресечена:
– Ближе к делу, работы много и без вас!
К делу приступил «Шпрехмастер». Коротко, по-свойски понимая ситуацию, привычно торжественным голосом объявил:
– Первое место присуждается … «Сводному мужскому хору ДК»!
Короткие аплодисменты.
– Второе место заняли… два танцевальных коллектива…за «Матросский танец» и за молдавский танец «Ляна».
Аплодисментов ещё меньше. «Шпрехмастер» как-то неловко замешкался. Возникла небольшая пауза.
– Не тяни резину, порвёшь галоши!
Спохватившись, вновь бодро «Шпрехмастер» продолжил:
– А третье место... а третье место ... присуждается вокально-инструментальному ансамблю …ВИА «Фреза»!
Стало как-то напряженно и угрожающе тихо.
– Это как так, а где «Стиляги слесаря»?
– Это что за ВИА?
– Так что, если слесарь, так не может модно одеваться?
Вперёд выступил председатель жюри с уставшим видом – очевидно, члены жюри и прочие прилично потолкали его по этому поводу:
– Всё правильно, всё нормально! Квартет «Стиляги слесаря» и музыкальное трио «Фреза» объединяются в один вокально -инструментальный ансамбль ВИА «Фреза». Так будет по-современному.
– Призовые места и отдельные исполнители награждаются почётными грамотами, денежной премией от администрации и дополнительно от профкома, – успокаивал далее председатель вместе с «Шпрехмастером».
Степаныч поморщился, потом привычным и спокойным голосом объявил:
– Пока всё, работаем, обсудим потом!
А потом было торжественное собрание с вручением почётных грамот и денежных премий. От профсоюза Алексей получил персональную похвальную грамоту и денежное вознаграждение, которое, естественно, пошло в коллективную пользу.
Кстати, член жюри от профкома особо отметил, что форма подачи песни «Ребята настоящие» была монолитна с её содержанием, что помогает поднять престиж рабочего человека, конкретно сварщика, хотя Алексей не был сварщиком и выполнял любые работы, в том числе и сварочные.
Собирался народ и у Степаныча. Обсуждали все последние события: что-то так, а что-то – не так. Основным оппонентом, естественно, был Алексей, поскольку его основной жизненный принцип сводился к тому, что непременно надо делать то, что остальные считают невозможным.
Именно на этом он часто набивал себе шишки, хотя и делал это из самых благородных побуждений. Но желаемое мало содержит опыта, чем и отличается от действительного, а недостающее часто компенсируется воображением. И всё же всегда найдутся люди, которые не укладываются в общие правила.
Когда в процессе обсуждения непроизвольно добрались до вопроса о демократии и о свободе, Степаныч пояснил это по-своему:
– Демократический процесс – он довольно длительный во времени, надо всё и со всеми согласовывать. Пока согласуешь, необходимость уже и теряет смысл. Поэтому демократия - демократией, а конкретно у меня в цеху должен быть порядок. Что касается свободы, так тут всё просто – свободен тот, кто может выбирать, но чтобы такое право получить, надо хорошенько потрудиться.
После всех этих бурных событий с Алексеем случился настоящий релакс. Релакс – это состояние покоя и отрешённости, возникающее в результате снятия чрезмерного напряжения.
Без Алексея, естественно, наш квартет распался, музыканты отошли и образовали свой полноценный ансамбль, довольно успешный и перспективный.
Вскоре Алексей снова, что называется, угодил в скверную историю, в результате чего пришлось всем цехом брать его на поруки. Потому как «Плохая воля всё-таки лучше, чем хорошая тюрьма». (М. Шолохов, «Тихий Дон»).
В выходной день вместо того, чтобы заслуженно отдохнуть от трудов праведных, на городском рынке он заступился за пострадавшую и решил разоблачить обычных «напёрсточников». В результате возникла потасовка, и его же, как зачинщика, забрали в милицию и составили протокол.
«Общество часто прощает преступников, но никогда не прощает мечтателей» (Оскар Уайльд, «Критик как художник»).
Работа сглаживала, отвлекала, успокаивала, и всё же Алексей чувствовал себя как-то неудобно и в первую очередь неудобно внутри себя самого.
От мужского хора ДК он категорически отказался, хотя Казимирыч постоянно и настоятельно его уговаривал. Но природой данные способности звали и брали своё, и он подался в не менее известный «Православный церковный хор».
С работы он рассчитался, получил музыкальное образование по специальности «дирижёр» и вскоре стал руководителем, регентом того же самого церковного хора. Там же он и нашёл свое успокоение, определённость и уверенность в самом себе.
Время неудержимо шло вперёд, меняя по ходу технологии, понятия, отношения и самих людей. Степаныч вскоре вышел на заслуженный отдых. Иногда у него на даче собирались старожилы цеха погрустить о прошлом и посмеяться над будущим.
Памятуя наши с Алексеем хорошие деловые и творческие отношения в период наставничества, однажды я посетил выступление «Православного церковного хора», что навсегда оставило в памяти неизгладимый след.
Сказать, что я был поражён – значит сказать совсем ничего. Строгость, мощь и убеждающая цельность в резонансе с церковным сводом не оставляла и тени сомнения в праведности мира сего. И Алексей в своей мантии регента правил уверенными жестами, в которых были и ритм, и темп, и убеждённость.
Это было воистину профессиональное, конкретно невербальное общение с певческим коллективом – это и поза, и жесты, подвижность, и мимика, различные знаки и сигналы, что превращало певчих, регента и слушателей в единый духовный монолит.
После выступления мне удалось встретиться с Алексеем. Он был в своём тёмном облачении. Правильно его теперь называли «регент Алексий» с ударением на букву «е». Алексей действительно был рад нашей столь неожиданной встрече. Он пригласил меня в свою небольшую комнату – что-то подобное гримёрки с церковным атрибутом. В нашем разговоре я старался не касаться его сегодняшнего положения, а он искренне интересовался работой, цеховиками.
Что я ему мог рассказать? Время сильно изменило само понятие «работа». Появились станки с ЧПУ, автоматика, робототехника, сетевые структуры, компьютеризация. Многие чисто рабочие специальности потеряли значимость, на смену им появились новые специальности, и часто уже с инженерным уровнем. Цеховая структура реорганизована. Появились новые подразделения.
Новейшие технологии сокращают труд человека и порождают креативных и практически уже не нужных людей. Каким же станет будущее, если реально произойдёт так называемая «технологическая сингулярность», то есть полное отторжение человека от производственного процесса?
Впрочем, борьба за выживание как была, так и осталась, только приняла более открытый и откровенный, а порой и беспощадный характер.
– Господь помогает всем, кто сам себе помогает, – мягко улыбнулся Алексей и тем самым уверенно завершил эту часть моего рассказа.– И никакая твоя «технологическая сингулярность» не погасит исконно человеческое, и вера тому запорука!
Напряжённость разговора как-то сразу спала сама собой и перешла в более простое, знакомое и естественное русло. Любовно и трепетно вспомнили и обсудил наш квартет «Стиляги слесаря» с ансамблем «Фреза».
И даже с удовольствием посмеялись над нашим посещением подвальчика «У Лоцмана», который, как и другие винные подвальчики, давно закрыли.
По этому поводу я вспомнил, что всё-таки сохранил в памяти те три бочонка, из которых был образован мой злополучный микс, и даже я присвоил ему название с учётом известных нам последствий – микс «Санта Лючия».
– Кстати, а может, стоит тебе поставить у себя эту замечательную песню?
– Надо подумать. Песня действительно хорошая, да и, пожалуй, к месту будет. Вот только без имитации ветра и прибоя, – засмеялся Алексей.
Неожиданно и очевидно на правах бывшего наставника Алексей спросил:
– Ну, а какие твои планы?
Алексей упредил меня, поскольку я и сам собирался с ним посоветоваться. Обсудили мы и этот вопрос.
– Не теряй попутного ветра, обязательно ставь парус, чтобы догнать самого себя и достичь своей цели, – заключил регент Алексий.
На прощанье мы обнялись, понимая, что вряд ли ещё увидимся. Поскольку на груди у Алексея на цепи красовался массивный крест, когда мы обнялись, думаю, что мы оба одновременно ощутили его – возможно, каждый по-своему.
БЫЛО ВРЕМЯ "КАРИБСКОГО КРИЗИСА"
Мне понравилось?
(Проголосовало: 0)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>