Темы
Владимир Песоцкий
У Филатова
Удивительное свойство имеют обыкновенные бытовые очки с разными там диоптриями. В доме их шесть пар. То они разбросаны по всей квартире, то все вместе неожиданно собираются в кресле, на диване, в ванной, на кухонном столе. Их постоянно надо искать, при этом надо ещё определиться – что из них для улицы, для телевизора, а что для чтения, вышивания или вязания.
Можно было бы прицепить пару на шнурок и повесить на шею, так они же все разные – все шесть не повесишь на шею! Больше всего доставалось тем очкам, которые «случайно» оказывались оставленными в кресле или на диване: на них садились, ломали, и при этом ещё некоторые возмущались.
– Хорошо тебе, до сих пор без очков ходишь, и как, кстати, тебе это удалось?
– Так я в своё время просто от них принципиально отказался.
– Ладно тебе шутки шутить! Может быть, ты какой-то особый рецепт знаешь? Так поделись!
– Ну, если вы настаиваете, то, так и быть, расскажу вам свой секрет: просто я был в Одессе у Филатова!
– Что, прямо у академика Филатова? Не морочь честным людям голову, ты ещё был молодой, когда умер академик Филатов!
– Ну понятно, что не в гостях у академика Филатова, а в Одессе, в Институте имени академика Владимира Петровича Филатова, что на Французском бульваре, 49/51. Сегодня это международный центр офтальмологической науки и практической медицины.
– Ну, тогда понятно: там действительно делают чудеса. Только вот каким таким ветром тебя туда занесло?
– А вы, пожалуй, и угадали, действительно – ветром занесло...
– Так расскажи, только коротко и по сути, а нет – так купи себе на Привозе селёдку и морочь ей голову, пока не проголодаешься.
– Ну, вы прямо как суд присяжных заседателей!
– Это в каком - таком смысле?
– А вот как судья «наезжает» на свидетеля: «Свидетель, Вы должны говорить правду, только правду, и ничего кроме правды!». Свидетель подумал и так вот отвечает: «Ваша честь, извините, но в таком случае мне нечего Вам сказать».
– Ладно, слушаем тебя здесь внимательно, и без перерыва на обед для тебя в том числе, и даже в первую очередь.
Так это и в самом деле было в Одессе, давно, правда, но как вспомнишь – так прямо как сейчас, хоть беги обратно, да где там! Наверное, не позволяют «законы гравитации»...
Поневоле наплывают воспоминания, которые не хочется забывать и отпускать хотя бы на время.
Всё началось буквально накануне экзамена по философии. Наш преподаватель, он же руководитель известного семинара по философии, призвал нас на обязательную консультацию в последний день, перед самым экзаменом.
Консультация, естественно, переросла в шумные дебаты и потому заняла времени значительно больше, чем положено. Активная часть «Стада Божьего» (так нас величал наш преподаватель, он же бывший семинарист) ещё немного задержалась непосредственно с преподавателем, потом зашли в общежитие. И вот я, наконец, иду домой. Мои однокурсники ушли раньше меня и уже, очевидно, были дома.
Пожалуй, это уже был достаточно поздний вечер. На улице непривычно малолюдно, дует сильный порывистый ветер – свежий, но не холодный. Очевидно, морской бриз в это время соперничал с сухопутным ветром, и потому на углах домов и возле киосков возникали пыльные завихрения.
Ветер постоянно менял направление, трудно было понять, откуда и куда он дул. Было впечатление, что он дул со всех сторон, и потому мне приходилось постоянно вертеться. Впечатление было, что этот ветер только меня и ожидал, чтобы отвлечь и остудить разгорячённое воображение и впечатление от консультации.
Ветер был хоть и не злобный, но напористый: уверенно стучал по балконам и открытым форточкам, а особенно ему нравились плохо закреплённые водосточные трубы. При каждом порыве ветра они синхронно поскрипывали и потом громко стукались об стены домов, будучи плохо закреплёнными.
Поскольку водосточные трубы были несколько загнуты внизу, для отвода дождевой воды от дома, то чем-то они напоминали собой музыкальный инструмент – саксофон. Получался такой себе оркестр из водосточных труб под управлением ветра с исполнением предупредительной песни.
Но вместе с тем, успешно сопротивляясь порывам ветра, я чувствовал, как внутри меня появлялась уверенность в собственных силах и завтрашнем дне.
И вот, наконец, мой дом. Поворачиваю за угол – впечатление, что тут меня и ждали. Но, очевидно, ветер не разделял мою самоуверенность, и потому вместе с очередным хлопком водосточной трубы неожиданно прямо мне в лицо ударила пыльная упругая воздушная масса.
До самого подъезда протирал платком глаза и только уже в подъезде почувствовал, что в правый глаз мне попало, очевидно, что-то явно инородное. Глаз слезился, моргать было как-то остро болезненно. Прикрыл глаз платком, да так и зашёл в квартиру.
Хорошо, что наша хозяйка была медицинским работником и потому сразу же обратила на это серьёзное внимание. Промывание тёплой водой результата не дало. Казалось, что стало ещё хуже.
– Надо Вам прямо к Филатову, это здесь рядом, так что вперёд, с этим шутить нельзя!
– Да поздно уже, и как-то неудобно по пустякам, потерплю до утра.
– Неудобно на потолке спать, одеяло падает, особенно когда с одним глазом. А потом – у Вас завтра экзамен...
Это был последний и окончательно убедительный довод.
Настоятельные рекомендации со всех сторон возымели своё и, отказавшись от сопровождающих, я направился-таки к Филатову, прикрывая платком правый глаз.
Вначале показалось, что ветер стих, но при моём появлении (а шёл я в сторону моря) его встречные возмущения не прекращались до самого приёмного отделения.
Одним глазом увидел здание с колоннами. Зачем-то пытался их посчитать, кажется – шесть. Это точно был признак боязни и неуверенности.
Окна слабо освещённые или вообще тёмные в своём большинстве. Массивная входная дверь заперта.
Рядом – тоже слабо освещённое окно с занавеской. Решился и постучал в окно. Занавеска отодвинулась, в окне показался пожилой мужчина. Вскоре дверь открыл тот же пожилой мужчина. Вопросительно посмотрел на меня, «одноглазого». Заглянул мне за спину – я был один, кроме меня больше никого не было.
– Проходи!
Дверь закрылась, я оказался в просторном фойе. Широкая лестница в центре вела на верхний этаж. Освещение тусклое, у стен размещалось несколько стульев.
– Посиди, сейчас придёт дежурный врач, он как раз заканчивает обход, – как-то доверительно и одновременно успокаивающе сказал впустивший меня мужчина, очевидно, охранник.
В фойе я был не один. Мимо меня как-то нервно прохаживался мужчина в больничной пижаме с перевязанным глазом. Я сидел в ожидании, прикрывая платком правый ноющий глаз.
Мужчина в больничной пижаме подсел на соседний стул. Он был средних лет, правый глаз его прикрывала аккуратная повязка. Заметно было его явное желание с кем-то пообщаться, поделиться своим, возможно, наболевшим.
– Что-то с глазом, земляк? – задал он мне естественный вопрос.
– Да, ветром надуло.
– Это точно, погода сегодня что-то разыгралась, ветер такой морской, уснуть вот не могу, что-то дом вспоминается. Скоро меня выписывают. Дома меня ждут - не дождутся. Представляешь, какое это большое чудо: здесь вернули мне зрение! Ещё неделя – и повязку мне снимут. За мной приедут.
Немного помолчал, поправил повязку:
– После аварии в порту я почти ничего не видел. – Не дожидаясь ответа, он продолжал: – Не знаю, что у тебя с глазом, но ты не сомневайся, сейчас придёт врач и вискас бус тваркой.
Несмотря на неприятные ощущения в глазу, я с удивлением услышал знакомые мне слова: «вискас бус тваркой», на литовском языке это означает «всё будет в порядке».
– А Вы сами откуда будете? – поинтересовался я.
– Клайпеда. Знаешь, такой порт есть на Балтике.
Поскольку я первый курс отучился в Каунасе и немного мог общаться на литовском языке, то я решил удивить собеседника:
– А кек валандос дабар (на литовском языке это означает «который час»)? – спросил я, с любопытством наблюдая за его реакцией.
На лице собеседника появилась удивлённая приветливаяулыбка:
– Так ты действительно земляк, или служил там?
Он пересел на стул с другой стороны, очевидно, чтобы было удобнее смотреть на меня с левой стороны, потому как правый глаз у него был перевязан. Пижама его была расстёгнута, и на шее у него висел небольшой аккуратный деревянный крестик на тонкой, мелкими колечками, тёмной, возможно, серебряной цепочке.
Где же я видел такой подобный деревянный крест?
Разговор наш не имел продолжения, потому что по лестнице уже спускался молодой человек в белом халате и белой шапочке на голове. Очевидно, это и был дежурный врач.
Мы оба встали. Врач жестом пригласил меня в кабинет. Яркий свет, кресло, зеркало, идеальная, доверительная чистота и порядок. Коротко пояснил суть своего «визита».
Удобно устроился в кресле с наклонной спинкой. Внимательный осмотр – а потом врач закапал мне вначале оба глаза, а потом отдельно правый глаз. Болезненное ощущение исчезло, было впечатление, что глаз застыл, задеревенел. Но он был уже в профессиональных руках, и я им доверял.
– Вот и всё, Вы правильно сделали, что пришли именно сегодня. В правый глаз Вам попал ржавый металлический фрагмент.
При повторном промывании врач коротко и деловито рассказал о возможных последствиях, если своевременно не обращаться к специалистам с подобной травмой глаза. В процессе беседы он задавал вопросы и записывал в журнал все мои данные.
– А теперь немного посидите в приёмной, пока глаза успокоятся и придут в норму.
Прикрывая правый глаз чистым плотным марлевым тампоном, я устроился в фойе на том же стуле. Моего литовского собеседника из Клайпеды в фойе уже не было.
Так всё же где я мог видеть аналогичный немного удлинённый, с католическим «акцентом» деревянный крест на цепочке?
Тусклый свет и тишина в фойе такого солидного и функционально важного заведения и успокоившийся глаз располагали к размышлениям. Как же удивительно умно устроена наша память! Всё, что видят наши глаза, фиксируется на сетчатке, потом информация считывается и, очевидно, в сжатом виде запоминается в сложнейшей нейронной структуре нашей памяти.
Иногда говорят, что «...вот закрою глаза, и как наяву вижу прошлое: картины, события, даже в цветном формате». Возможно, существует некий биомеханизм обратного считывания и отображения внутренней памяти на ту же самую сетчатку при закрытых глазах или во сне. Другими словами, человек может считывать свою память, но только внутри себя.
Не исключено, что когда-нибудь человечество научится считывать нашу память прямо на экран или промежуточный носитель. Только как бы это не стало последним изобретением человечества... Скорее всего, природа этого не потерпит и не простит.
А что касается деревянного крестика, то я всё вспомнил и, действительно, достаточно подробно. Да, это был Каунас, конкретно экзамен по очень значимому предмету, который мы изучали весь первый курс: «Библиография, этика и эстетика». У меня даже до сих пор сохранился конспект.
Это был действительно жизненно важный предмет. Были лекции даже представителей дипломатического корпуса: как правильно представить себя и других сотрудников, когда можно подать руку, а когда нельзя, когда улыбнуться, когда поднять бровь или сделать непроницаемое выражение лица.
Например, помню, один из моих вопросов на этом экзамене был такой: как правильно провести даму по лестнице вверх и вниз. И тут, оказывается, есть свои чёткие правила и особенности, от которых может зависеть многое.
Как сейчас вижу длинный стол, за которым сидит экзаменационная комиссия, пять человек: два преподавателя с кафедры, представитель МИД, местный известный художник и священнослужитель Каунасской Духовной семинарии. Вот как раз этот священник мне больше всего и запомнился.
За столом он сидел последним справа в чёрной своей мантии, тучный, средних лет, круглолицый, светлые волосы на голове и рыжеватая бородка, строгое, немного усталое выражение лица. На шее у него на цепи красовался массивный деревянный крест, инкрустированный изображением распятия Иисуса Христа, тонкой работы. Цепь тоже была деревянная, аккуратными небольшими звеньями. Это как бы подчёркивало естество нашего бытия.
Очевидно, он заметил и запомнил мой пристальный, а скорее – недопустимо любопытный взгляд, и это была моя ошибка. Надо прямо сказать, что богословие у нас на курсе сводилось к понятиям атеизма, потому что время было такое. Поэтому присутствие священнослужителя католической церкви было для нас неожиданным, но, очевидно, всё же правильным с точки зрения понимания и почитания духовности.
Оценки не ставились, просто происходило собеседование в сознательно непринуждённой форме, что-то наподобие «светской беседы», и затем коллективно комиссия определяла соответствие студента должному уровню образования.
Прежде всего надо было иметь приличный внешний вид. На этот случай я, пожалуй, впервые надел галстук – к тому же надо было научиться правильно его завязывать.
Вся процедура представления и ответы на все вопросы прошли для меня на должном уровне, но тут неожиданно отозвался священнослужитель:
– Скажите, Вы верующий?
– Не верующий и не крещёный, – убеждённо ответил я. А как ещё мог ответить молодой человек, находясь в том времени!
Священнослужитель поморщился и, не меняя скептического выражения лица продолжил:
– Понятно. Но вот представьте себе такой случай. Скончался Ваш дальний родственник, верующий человек, и его должны отпевать в церкви. Как Вы поступите: Вы зайдёте в церковь вместе со всеми, или останетесь на улице?
Все с любопытством и сочувствием смотрели на меня. На кафедре нам таких вопросов не задавали. Думаю, это и для них был вопрос, в том числе и на будущее. А что мог ответить я?
– Извините, наверное, я останусь на улице ожидать окончания отпевания.
Священнослужитель укоризненно посмотрел на меня и на остальных и осуждающе покачал головой:
– Нет, это неправильно. Вас не поймут родственники, если Вы не зайдёте в церковь вместе со всеми. Креститься Вам не надо, Вы не крещёный, к сожалению, но присутствовать при отпевании Вы обязаны из уважения к усопшему.
Я чувствовал, как краска заливает моё лицо. Говорят, что обычно священник не вмешивался в процесс, достаточно было его присутствия. Очевидно, меня он выбрал из-за моего изначально снисходительного взгляда на этапе представления. Это был урок на всю жизнь.
Не знаю, чем бы закончилась эта «светская беседа», если бы не «спасательный круг» со стороны нашего местного художника:
– А скажите, в творчестве известного литовского художника Чюрлёниса присутствует духовность? Вам знакомо это имя?
С этим местным художником мы были знакомы и не раз встречались на лекциях в Национальном художественном музее имени Чюрлёниса, и я даже лично немного общался с ним в силу того, что в своё время посещал студию изобразительного искусства при Доме народного творчества в Даугавпилсе.
Для меня это был ожидаемый и желанный вопрос. Это действительно был знак помощи мне и отчасти назидание нашим преподавателям. Он прекрасно знал, что я хорошо знаком и мне нравится необычное творчество Чюрлёниса, которое стоит как-то в стороне от известных течений: это что-то между символизмом и абстракционизмом, причём с заметным влиянием музыки.
Однажды мы с нашим художником даже сошлись во мнении, что в известной картине Чюрлёниса «Покой» было бы лучше оставить единственный одинокий огонёк, потому как в сегодняшнем восприятии два огонька создают впечатление притихшего неизвестного морского обитателя.
К слову сказать, я пожертвовал солидную часть стипендии, но купил альбом репродукций картин Чюрлёниса. К сожалению, он был бесследно потерян.
– Да, конечно, – бодро ответил я на вопрос художника. – Чюрлёнис Микалоюс Константинас – это не только художник национальной литовской, но и мировой культуры. Необычность его творчества в том, что он является не только художником, но и композитором. Его творчество – это музыка живописи, которая содержит и духовное пространство, и непрерывное течение времени. К тому же он является родоначальником профессиональной литовской музыки. Так, симфонические поэмы «В лесу», «Море» стали первыми литовскими симфоническими произведениями.
Далее я увлечённо сделал короткий обзор конкретных произведений и полотен Чюрлёниса. Картины с музыкальным акцентом, такие как Сонаты солнца, сесны, лета, звёзд, пирамид. Впечатляет «Соната весны. Анданте». Картина «Прошлое» – каменная глыба с двумя вырезами и яркий свет из левого выреза – как нравственный свет и поучительный взгляд из прошлого.
Соотечественники не очень понимали его особый высокий уровень восприятия действительности по принципам музыки. Намного проще было создавать национальную культуру на основе фольклора и понятной живописи пейзажа.
Так, его крупное полотно - занавес для общества «Рута» однозначно не было воспринято, что отчасти послужило психической травмой для такой его чувствительной, утончённой натуры, к тому же на тот момент он испытывал настоящую материальную нужду.
Члены комиссии слушали, одобрительно и понимающе кивали мне, на лице священника тоже можно было заметить определённый интерес.
– Лабай герай («очень хорошо» на литовском языке), – остановил меня наш художник с довольной улыбкой, поскольку к этому он тоже как бы был профессионально причастен.
– Спасибо, Вы свободны, результат Вам сообщат позже, – строго завершил «светскую беседу» председатель комиссии.
Результат мы узнали на следующий день, для меня он был положительный.
Вот такой калейдоскоп подарила мне моя память в слабо освещённом фойе приёмного отделения клиники Филатова по ассоциации с простым деревянным крестиком. Этот небольшой промежуток времени я действительно сидел с закрытыми глазами.
Дежурный врач повторно осмотрел меня, выписал рецепт глазных капель, пожелал здоровья и бережного отношения к своим глазам. Я искренне поблагодарил врача, извинился за столь поздний визит, и мы попрощались. На выходе я поблагодарил и охранника, он с улыбкой также пожелал мне здоровья.
Ветер на улице немного успокоился. Дома меня ожидали, волновались.
– Ну вот, совсем другое дело, теперь, как в песне поётся, «Смотри, товарищ, в оба, отчизну береги...», – пропели мои не лишённые юмора однокурсники, очевидно, намекая на пригодность к службе в армии. Однако в армии я уже свои три года отслужил и, кстати, совсем не жалею и даже наоборот. А у них всё впереди, потому и поют такие песни.
– Такой песни я не знаю, а вот у нас в Одессе была такая себе действительно народная песня: «Если вам у драке вырвут глаз, уставят вам его обратно в клинике Филатова». – успокоила ситуацию наша хозяйка, она же медицинский работник, исполнивший своё профессиональное предназначение, когда направила меня к Филатову.
Этим я и закончил свой рассказ о секрете моего вполне нормального зрения по результатам посещения клиники Филатова.
– Мы, конечно, Вам извиняемся... То, что Вас ветер задул в клинику Филатова – это понятно, обычно после консультации по философии так оно и бывает, но как всё же Вам удалось сохранить своё зрение?
– Да просто мне у Филатова стало по-настоящему понятно, что такое есть наше зрение и что его надо беречь всеми силами и возможностями.
– Ну и как, например?
– Например, как Фима, – пытался я отвязаться от этих назойливых приставаний.
– А точнее?
Да вот примерно так:
– Фима, ты что, спишь?
– Нет.
– А почему глаза закрыты?
– Зрение экономлю!
Похоже, этих любознательных очкариков мне не удалось убедить, и они продолжали приставать:
– Знаете, уважаемый, всё же Вам придётся сходить на Привоз за своей селёдкой. А вот нам не надо морочить голову, нам нужна правда и ничего кроме правды.
– Да я не против пройтись по Привозу, чтобы здесь ко мне не приставали некоторые в очках со своей правдой! Да только я ещё не закончил свой поучительный рассказ...
– Ладно, так и быть, рассказывайте дальше, может, что-то прояснится.
Как было отмечено выше, назавтра у меня был экзамен по философии.
С утра сбегал в аптеку, купил по рецепту глазные капли и самостоятельно закапал оба глаза, потому что врач из клиники Филатова сказал, что для глаз надо соблюдать симметрию.
Экзамен по философии шёл полным ходом. Зашёл и я, поздоровался, взял билет и направился за свободный стол для подготовки. Все вопросы знакомы, всё вроде бы понятно, но вот последний вопрос – опять это определение правды. Сколько здесь неоднозначности, сколько раз этот вопрос горячо дебатировался на семинарах! Сколько здесь мнений!
Человеческая субъективность по Гоголю, реализм по Достоевскому, как принцип творчества у Льва Толстого, правда по Чехову, правда и вымысел у Горького, двуединство правды у Михайловского и т.д. А какие фундаментальные рассуждения у Юма, Канта, Ницше...
Трактуются понятия: правда, истина, кривда, ложь. Правда – это когда передают факты так, как они есть, а ложь, соответственно, искажает эти факты.
С одной стороны, ложь – это грех, а ложь во спасение своей или чужой жизни? Каждый раз надо взвешивать ситуацию, прежде чем говорить правду. Получается, что правда имеет свою цену в зависимости от обстоятельств.
Нет худа без добра, нет добра без беды, нет темноты без света и т.д.
Отсюда следует, что правда и ложь находятся в определённой зависимости одна от другой. Но вот как говорит английская поговорка: «Ложь обойдёт полсвета прежде, чем правда успеет надеть башмаки».
В Псалмах, например, правда стоит в одном ряду с истиной, при этом истину связывают с землёй, а правду – с небесами. То есть истина соответствует объективной действительности, а правда – духовной. Изгнанных за правду именуют блаженными.
Считается, что в точных науках нет понятия правды, так как знание не имеет нравственной окраски, а в общественных науках таковая есть.
И вот, наконец, жестом правой руки преподаватель приглашает меня к экзаменационному столу. Вместо левой руки у него был пустой рукав, аккуратно заправленный в карман пиджака. Взял мой билет, бегло посмотрел все вопросы, приветливо улыбнулся:
– Все эти вопросы мы с вами неоднократно обсуждали на наших семинарах. Попробуйте тогда ответить на простой вопрос: «Всегда ли надо говорить правду?», – и он продолжал при этом приветливо улыбаться.
Как же просто и ловко он «прихватил» меня! Непроизвольно мой взгляд скользнул по пустому рукаву левой руки преподавателя. Он это заметил, поправил рукав, но продолжал приветливо улыбаться.
Конечно, нельзя без необходимости указывать человеку на его явный изъян, чтобы не оскорбить, не испортить отношения и ситуацию.
– С позиции нравственности допускается обойти правду, особенно когда речь идёт здоровье или даже о жизни и смерти человека, – бодро начал я свой ответ.
– Хорошо, достаточно, всё понятно, – остановил он меня, продолжая улыбаться. – Давайте вашу зачётную книжку!
Как же он одной рукой будет ставить оценку и вдобавок пока непонятно, какую именно? Большим и указательным пальцами он уверенно держал солидную ручку с пером, остальными пальцами придерживал мою зачётку и уверенно выводил «отлично».
А дальше произошло довольно интересное и необычное – очевидно, наш преподаватель решил немного расслабиться:
– Вы знаете, к вопросу – говорить или не говорить правду, мне вот вспомнился пример поведения истинно английского джентльмена в такой себе ситуации. Молодая дама принимает душ в ванной комнате и забыла закрыть дверь. Ничего не подозревая, в открытую ванную комнату зашёл мужчина. Как Вы думаете, как он отреагировал, завидев обнажённую даму? ...Нет, нет, совсем не то, что Вы подумали! – упредил он меня. – Как истинный джентльмен он сказал: «Простите, сэр!» и поспешил покинуть ванную комнату. ...Кстати, Вы не забыли, что у нас состоится заключительный философский семинар-дискуссия? Надеюсь, как всегда, видеть Вас в первых рядах.
На этом мой экзамен по философии благополучно закончился. Я вышел на улицу, светило солнышко. Торжественная, неописуемая, пьянящая красота цвела кругом и всюду. А что касается понятия правды, то самым верным ответом на этот вопрос, очевидно, были простые слова академика Владимира Петровича Филатова: «Каждый человек рождён, чтобы видеть Солнце».
БЫЛО ВРЕМЯ "КАРИБСКОГО КРИЗИСА"
Мне понравилось?
(Проголосовало: 0)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>