Какие встали холода!
                          Деревья слепо тянут руки,
                          Но за стеклом озноб разлуки
                          Их бьет по венам, как беда.

                          Синица рвется в рамный свод,
                          Как будто это – древо жизни,
                          Не ведая, что дым Отчизны
                          Давно изгнал хозяйский сброд.

                          Нет дела ни крылу ни ветви,
                          Что новый год и новый век:
                          Они уже тысячелетья 
                          Глотают этот мертвый снег.

                          По крови мы все-таки волки:
                          Нас часто пугают огни,
                          И дальние черные елки
                          Нас манят сильнее, чем пни.

                          Лишь ночью таинственно-грустной,
                          Сквозь рамо-оконный конвой
                          Мы смотрим на звездные люстры
                          И молим о праве – на вой.

                          Сквозь листву горит окно:
                          Просинь смахивает в проседь...
                          Разворовывает осень 
                          Золотое полотно.

                          Сквозь "прощай" глядит рядно
                          Слишком полинявших просек...
                          Всё в конце концов дано –
                          В день, когда уже не просят

                          Ночь истекает звездным воском,
                          И пламя лижут снегири.
                          А снег крошится, как известка, 
                          Со стен зари.

                          Тьма множится и погибает:
                          Она уже не тьма, а свет:
                          Такое в детских снах бывает –
                          Проснешься, а в окне рассвет.

                          А взрослым эта мгла – подмога:
                          В ней "да" – не "да", ей слишком лет.
                          Она как старый сон убога:
                          Проснешься, а окна и нет.

                          Засим имелись: снегопад,
                          туман, звезда, ущербный месяц,
                          и, чтобы окна занавесить,
                          рождалась тьма, стелила плат,
                          дымилась – бездны на краю –
                          скреплялась мертвыми стволами
                          и, сущность вырастив свою, 
                          проистекала мерно в пламя.

                          Засим давались имена
                          дорогам, улицам, вокзалам:
                          они то вспыхивали алым,
                          то истончались, как струна.

                          Всех позже проявились – грязь,
                          Брань и толчки в трамвае людном,
                          Следов таинственная вязь,
                          Еще не названные – утром.

                      В капле воды заключен океан отплытий,
                      существованье морей
                      и возможность новых открытий
                      не банок с рыбой, а рыб,
                      что куда важней.

                      В горсти песка 
                      хранится возможность суши –
                      гипотетичной пока,
                      но вечерами куда как лучше,
                      чем стоны мачты – шёпоты родника.

                      И только часов, увы, бесполезна сень.
                      И им, считающим то, чего нет в помине,
                      Равно туманны какие-то крики в Риме
                      И гогот площади в Энске в базарный день.

                 Мы встретимся никогда и, скорее всего, – нигде:
                 Луч прикоснется к льняной воде,
                 Дорожка луны потянется на закат,
                 Кто-то вернется и кто-то примет назад.
                 Прозреет слепой и немой отверзнет уста,
                 Обесценится золото, омоется чернота,
                 Согреются руки, боль закричит птенцом,
                 Я стану матерью, тебя нарекут отцом.
                 Много чудес увидит прибрежный холм,
                 Едва царица рабою заступит в дом…
                 Дорожка луны протянется на закат:
                 Никто не поймет и никто не придет назад.

                   Для многих Земля – это зал ожидания,
                   Кому-то – поезд, а мне – вокзал:
                   Здесь должно всё приготовить заранее,
                   Чтоб по звонку никто не отстал.

                   Слова, как наряды в котомку тиская,
                   Определите сперва ранжир:
                   А то завалится ситцевая истина
                   В угол, – а в бархате не прожить.

                   Друзей подбирая себе в провожатые,
                   Тоже попробуйте не прогадать:
                   Вокруг – сплошные вагоновожатые,
                   Некому и руки подать.

                   К чему оглядкой жалеть да каяться:
                   Того обидел, туда опоздал?
                   Люди, поймите главное таинство:
                   До отправления жизнь – вокзал.