Об интеграции и профанации

А. Кротов (Виттен)

Что такое интеграция?

В июне молодежная сборная Германии по футболу выиграла чемпионат Европы в своей возрастной группе. Двадцать два мальчика, считая запасных, перед началом матчей пели гимн Германии, приложив руку к сердцу. Не откажу себе в удовольствии перечислить несколько имен чемпионов: Сами Хедира, Мезут Ёциль, Жером Боатенг, Гонсало Кастро, Деннис Лого, Анис Бен-Хатира, Хинеду Эде. Стоит ли говорить, что в родословных этих ребят тщетно искать саксонские или швабские корни? Упорные турки и арабы, никогда не унывающие «латинос» и даже два юноши из африканской глубинки, которых Малевич мог бы пригласить в качестве натурщиков, когда писал свой квадрат – все они стали германскими национальными героями. Такими видели их миллионы немецких болельщиков, такими чувствовали они себя сами.

Надо ли искать лучший пример глобализации современного мира и интеграции иммигрантов в традиционное общество «старой» Европы?

Так что же такое интеграция? По определению, интеграция – это процесс взаимного сближения и образования взаимосвязей. Ключевое слово здесь – «взаимное», то есть, если нет взаимного сближения и взаимосвязей, нельзя считать интегрированным в сообщество не только иммигранта, но и коренного жителя, если он живет в рамках своего исторически сложившегося социума и старается не замечать, как изменилась Германия, в которой сегодня чуть ли не каждый десятый житель – приезжий.

Рискну сказать, что африканский паренек, готовый до последнего отстаивать честь Германии на футбольном поле, более интегрирован в современное немецкое общество, чем старушка, горестно вздыхающая «О, Дойчланд, Дойчланд...» при звуках незнакомой речи, от которых никуда не денешься в современном Вавилоне, где сегодня на новый лад трактуется глава одиннадцатая Книги Бытия.

Едва ли в будущем процесс глобализации повернет вспять. Не сегодня, так завтра надо будет искать пути взаимного сближения, и в стороне от этого процесса не сможет остаться никто. Другое дело, что коренному жителю для успешной интеграции достаточно простого желания в ней участвовать. Путь приезжего к интеграции гораздо сложнее, и даже при большом желании пройти его способны далеко не все.

Многие из нас находятся в плену стереотипов, что интеграция – это комплекс определенных административных актов (курсов, программ и т.п.), тогда как эти мероприятия – часть инструментария интеграции, которая на самом деле – эмоциональный и психологический процесс, в той или иной форме происходящий у каждого. Имея гораздо большее представление о том, как идет процесс с «нашей» стороны, позволю себе поразмышлять об этом с позиций собственного опыта.

Пути интеграции неисповедимы

Процесс интеграции, пардон за каламбур, дифференцирован. Прежде всего, по возрасту. Пожилые люди в большинстве своем из этого процесса попросту выпадают. Они лишены основы основ интеграции – знания немецкого языка. Многие из них образованны и умны, но таково свойство человека: после 60-ти он (или она) способен активно делиться накопленными за жизнь знаниями и опытом, но уже не может впитывать, как губка, большие объемы новой информации. В качестве защитной реакции наши ветераны существуют в стихийно сложившихся анклавах «параллельной цивилизации».

Маленькие дети вступают в жизнь в новой стране совершенно естественным образом. Когда они начинают что-то соображать – страна для них уже не новая, она для них единственная и вполне привычная. Дети постарше интегрируются так, как испокон веку люди учатся плавать: брошенные в поток школьного образования на неродном языке, они начинают барахтаться и в большинстве случаев выплывают. Люди «креативного» возраста (30 – 50 лет) находят свой путь в силу личных качеств: жизненных установок, умственных способностей, волевой мускулатуры. Грешно было бы говорить, что государство не дает им достаточных возможностей – ищите, и обрящете.

Самая сложная категория, некая «полоса отчуждения» интеграционного процесса – люди от пятидесяти до шестидесяти. Давать им доступ к какому-то приличному образованию вроде бы поздно, оставлять в покое и давать доживать век на ALG II рано. Дипломы, полученные в СССР и формально подтвержденные местными властями – практически не в счет. Но деньги (и немалые) на интеграцию выделяются, а где деньги – там и предприимчивые люди. «И в ту же минуту – проекты, проекты, проекты…можете себе представить – тридцать пять тысяч одних проектов!» – сказал бы с восторгом Хлестаков. Что за проекты? – спросите вы. Проекты – это такая штука, когда то, что пишется на бумаге, совсем по-другому выглядит в оврагах. Будучи «ветераном интеграции», знаю, что говорю. Последовательно пройдя ряд самых разнообразных мероприятий, сейчас соображаю: я уже интегрировался или еще в проекте?

Язык мой – враг мой?

– Кадры решают всё, – говорил отец народов. К нашему случаю – реализации проектов – это относится на все сто.

Первый проект проходят практически все иммигранты – интенсивный курс немецкого языка. Мне, как позже выяснилось, в высшей степени повезло с преподавателями. Фрау Херманн и фрау Кроль (спасибо вам, дорогие мои) были настойчивы, напористы, если хотите, даже авторитарны, но буквально заставили меня превратиться из глухонемого, знающего из киноклассики только «Хальт!» и «Хенде хох!», в человека, способного объясниться с врачом или чиновником, не прибегая к языку жестов. Сетования знакомых на то, что языковые курсы ничего не дают, представлялись мне надуманными. Я просто не знал, что бывают другие школы и другие преподаватели.

Очень скоро мне представилась возможность убедиться, как по-разному может проходить этот процесс. Желая развить успех, определился в вечернюю гимназию на следующий языковый курс. Всё было чинно и благородно: улыбчивые «доцентин», бесплатные учебники, оплаченные проездные билеты. Вот только содержание занятий вызвало недоумение, переросшее в желание: скорее бы это всё закончилось. Для начала преподаватель называла номер упражнения, и мы его усердно выполняли, заполняя нужными словами пропущенные места в предложениях. Потом по очереди зачитывали по одному предложению. После этого преподаватель зачем-то аккуратно переписывала все предложения на доске и объявляла перерыв. После перерыва она затевала «кулуарный» разговор с кем-нибудь из сидящих на передних партах активисток о чем-нибудь девичьем, а я принимался за кроссворд на немецком языке, пополняя хотя бы таким образом словарный запас. Если кто-то пропускал занятия, то в душу ему не лезли: раз не пришел, значит, так надо было. Попади я в подобные условия на первичных курсах, то дальше «Хенде хох» так бы и не продвинулся.

В это же время, но в другой аудитории и с другим преподавателем, занималась другая группа. По рассказам, в их группе не то что пропуск занятия, опоздание возводилось в ранг ЧП, и преподаватель отличалась высочайшей требовательностью и к себе, и к ученикам. Так что кадры, в самом деле, решают всё.

В таких учебных проектах тщательно продумана организационная сторона, но совершенно отсутствует контроль результативности процесса, а ведь Козьма Прутков советовал: «Бросая камешки в воду, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою».

Низкая эффективность языковых курсов приводит к тому, что здание интеграции строится на фундаменте, зияющем пустотами. Если положение не изменится, страна будет иметь то, что имеет – ту самую «параллельную цивилизацию», этакий архипелаг «русских гетто», который, по признанию самих немцев, им так не нравится.

«Ein Euro-Job»

Без опыта «Айн ойро …» называть себя «ветераном интеграции» нельзя. Через это нужно пройти. Мне довелось освоить этот опыт в техническом отделе одного почтенного медицинского учреждения.

В первый день начальник отдела препроводил меня в комнату, где располагался технический архив госпиталя.

– Видите, какой бардак, – сказал начальник, – надо навести порядок. По поводу бардака я понял, а по поводу порядка – не очень. Но на этом инструктаж закончился и, как выяснилось, навсегда. Это настораживало – так ли уж нужен ему этот порядок? Но делать нечего, надо было чем-то себя занимать. Для начала я подклеил несколько поврежденных чертежей, потом стал наугад листать папки, изучая содержимое. Порядка в архиве это не добавляло. Что подразумевалось под порядком, было решительно непонятно. Помог случай. Одному из сотрудников понадобилась какая-то монтажная схема. Я, как мог, участвовал в поисках. На это ушло битых три часа, зато как-то сразу стало понятно, чем может быть полезен этот архив. Нужно всего только занести все документы в таблицу и номера из таблицы перенести на стеллажи и папки. Работа простая, но в должностных инструкциях штатных работников не значится – оттого и беспорядок.

Рутина изучения чертежей, схем, инструкций, деловой переписки тянулась девять месяцев. Надежды на общение с временными коллегами и развитие языковых возможностей не оправдались: я находился в совершенной изоляции в своей архивной келье. Как-то появился уже знакомый мне сотрудник с той же проблемой – понадобилась схема. По счастью, она оказалась в уже обработанной части архива и была найдена за несколько секунд. «Gut», – довольно пробормотал коллега и спросил, подключен ли мой компьютер к общему серверу. Узнав, что нет, огорченно покрутил головой.

Наконец, весь архив был «загнан» в компьютер, оставалось только расставить документы в соответствии с таблицей, напечатать и расклеить номерки на стеллажах, папках и чертежах – и архив можно было считать приведенным в порядок. Работы примерно на месяц, но срок моего контракта истек. Начальнику достаточно было поднять трубку, набрать номер телефона моего «бератера» из Job-Agentur, и вопрос о продлении контракта хотя бы на месяц был бы решен. Но нет – начальник только поинтересовался, как войти в программу, поблагодарил за труд и пожелал дальнейших творческих успехов. Для завершения начатого мной процесса уже заказан следующий человек. Не было даже высказано пожелание, чтобы я передал ему работу, то есть ему предстояло так же, как мне, листать папки в первые дни и соображать, что от него требуется. В лучшем случае ему покажут то, что уже сделано, в худшем – он повторит мой путь «с нуля». Почему бы и нет? Платит-то ведь дядя. Одним словом, проект...

А ведь идея «Айн ойро…» состоит в том, чтобы изучить возможности работника с перспективой его стабильного трудоустройства. Многие ли из нанимателей руководствуются такой перспективой, получая в свое распоряжение бесплатную рабочую силу? Подозреваю – практически никто.

(Продолжение в следующем номере.)