Тайны и редкий дар Муры

Грета Ионкис (Кёльн)

Но кто мы и откуда, когда от всех тех лет

 Остались пересуды, а нас с тобою нет...

 Борис Пастернак

«Железная женщина» – так назвала Нина Берберова в 1981 году свою книгу о Марии Игнатьевне Закревской–Бенкендорф–Будберг. Правдив ли этот эпитет? Одно несомненно: она была Женщиной. Именно ей, Муре, невенчанной жене, посвятил А.М.Горький свой главный роман «Жизнь Клима Самгина», который писал в Сорренто, где она была хозяйкой его большого хлебосольного дома.

Легенды о происхождении

Наша героиня родилась в 1892 году в семье черниговского помещика среднего достатка, а затем сенатского чиновника И.П.Закревского, не имевшего отношения к графу А.А.Закревскому, генерал-адъютанту Александра I. Будучи однофамилицей графини, Мария объявила себя ее правнучкой и заставила поверить в свою легенду.

Как и ее старшие сестры-близняшки, она училась в Институте благородных девиц, но на институтку или чеховскую барышню не походила: была умна, жестка, физически сильна, энергична и обаятельна без кокетства. Затем был Лондон, где ее старший сводный брат Платон служил при русском посольстве. Послом был граф Бенкендорф, жаловавший молодого Закревского, который стал вхож не только в его дом, но и в дом дипломата Беринга, друга семьи Бенкендорф, влюбленного в Россию. В их домах Мария, приезжая из Ньюнхама, где совершенствовала английский на курсах для иностранных девиц (позже она утверждала, что окончила Кембридж), встречала европейских и английских дипломатов, служащих Министерства иностранных дел. Здесь она познакомилась с молодым дипломатом Иваном Бенкендорфом. В Эстляндии у него были родовые земли, но графского титула он не имел, что не помешало Марии, вышедшей за него замуж в 1911 году, называть себя графиней Бенкендорф. Муж был назначен секретарем русского посольства в Германии, они переехали в Берлин, где родился их первенец Павел. Но тут подкрался 1914 год, и грянула война. Семейство Бенкендорф оказалось в Петербурге, где Мария разрешилась от бремени девочкой Таней.

Терновый венец революции...

После Февральской революции Мура с семьей и гувернанткой-англичанкой Мисси отправились в имение мужа в Эстляндии. Вернуться намеревались осенью, но тут случился Октябрь. Мура решилась ехать в Петроград одна: попытаться спасти квартиру и понять, можно ли будет жить в столице с детьми.

Квартиру тотчас «уплотнили», а вскоре ее и вовсе выгнали: там поместился Комитет бедноты. Она подумывала о возвращении, но поезда на Ревель уже не ходили. И тут пришла страшная весть: мужики, явившиеся из соседней деревни, зверски убили хозяина и подожгли дом, а Мисси с детьми сумела выбраться и укрыться у соседей. Куда метнулась Мура? В английское посольство. Муре были рады, ее кормили, здесь она встретила Новый год. Но через неделю посол с женой выехал в Вологду в надежде через Архангельск добраться до Англии.

Прошлое как пролог

Мура принадлежала к классу, в котором в России каждый второй был истреблен в огне двух войн и революции, а уцелевшие попали под каток сталинского террора. Кольцо не раз смыкалось вокруг Муры. В 1918 году в ее жизнь вошел Роберт Брюс Локкарт. Англичанину было 32 года, а ей – 26. Между ними возникло сильное чувство. Мура, полюбившая впервые, приехала к нему в Москву, куда переместилась столица. Локкарт, агент Форин Офис, оказался в большевистской России человеком без официального статуса, без дипломатического иммунитета, но с огромными связями (Троцкий, Дзержинский, Петерс) исключительно благодаря обаянию, уму и чувству юмора. В марте 18-го он считал необходимой интервенцию союзников в помощь большевикам против немцев. Потрясенный кровавой «баней», которую ВЧК устроили в Москве анархистам, а затем и эсерам, он резко изменил мнение. Теперь в шифровках лорду Бальфуру он высказывался о необходимости широкой интервенции против большевиков. Власти за ним следили. Он понимал, что разумней было бы уехать в Англию, но расстаться с Мурой было выше его сил.

Летом Мура вдруг заявила, что ей необходимо ехать в Эстонию: она не видела детей почти год и ничего не знает об их судьбе. Она вернулась через две недели, как обещала. Страх потерять Муру, похоже, лишил Локкарта разума. Пробраться в занятую немцами Эстонию было невозможно. Где провела Мура две недели – это неразгаданная тайна. А между тем Локкарт уже был на крючке у ВЧК, его шифр стал известен, к нему подослали провокаторов. Ночью 1-го сентября он и Мура были арестованы, а через день «Известия» уже сообщали о раскрытии «заговора Локкарта». Последовал обмен нотами. В ответ англичане в Лондоне арестовали Литвинова.

В Москве же происходит нечто невероятное: второй человек в ВЧК освобождает дважды графиню через неделю после ареста, более того, разрешает ей свидания с Локкартом, хотя Петерс грозил ему Революционным трибуналом Мура дала Локкарту знать, что всё будет хорошо. Она и в самом деле спасла его, сознавая, что впереди их ждет – разлука. По взаимному согласию оба создали миф, что это он, «дипломат» Локкарт, спас Муру, ибо так выглядело правдоподобнее. Позиция Локкарта понятна, а вот почему Мура не хотела раскрыть правду – великая тайна.

В Петрограде 1919-го

Вернувшись в промерзший и голодный Петроград, едва живая после случившегося, Мура почти сразу была арестована. Не успела она обменять соболью муфту на две хлебные карточки, как ее задержали: карточки оказались фальшивыми. Она просидела с уголовницами около месяца. Ее требование позвонить в Москву Петерсу встретили смехом, а когда через три недели всё же позвонили, отпустили тотчас же. Даже «красный» Петерс не устоял перед ее обаянием. Выйдя из тюремного подвала, она впервые задумалась о заработке. Случайно узнав, что Чуковский, работавший над горьковским проектом «Всемирная литература», нуждается в переводчике с английского, она отправилась к нему. Там Мура получила удостоверение на девичью фамилию и продовольственную карточку третьей категории.

Летом Чуковский привел ее в квартиру Горького на Кронверкском, куда она вскоре внедрилась. Через неделю она стала там просто необходимой. Поначалу печатала на стареньком ундервуде письма Горького за границу, переводя их на английский, французский, немецкий (хорошо, если из 10 доходило одно!), а затем занялась бытом. «Появился завхоз, и кончился бесхоз», – прокомментировал перемены Максим, сын Горького.

Перемена декораций

В 1920 году произошли некоторые «подвижки»: открылись Дом ученых, Дом искусств и Дом литераторов. Во «Всемирной литературе» собирались сотрудники: Чуковский, Лозинский, Замятин, Блок. И с каждым Мура говорила о том, что их занимало. Но с Блоком у нее установились особые отношения. И однажды, подсев к ее ундервуду, он презентовал ей свой сборник «Седое утро». На первой плотной странице его округлым почерком было выведено: Вы предназначены не мне./ Зачем я видел Вас во сне?/ Бывает сон – всю ночь один:/ Так видит Даму палладин,/ Так раненому снится враг,/ Изгнаннику – родной очаг,/ И капитану – океан,/ И деве – розовый туман.../ Но сон мой был иным, иным,/ Неизъясним, неповторим,/ И если он приснится вновь,/ Не возвратится к сердцу кровь.../ И сам не знаю, для чего/ Сна не скрываю моего,/ Но слов, и строк, ненужных Вам,/ Как мне, – забвенью не предам.

А тем временем Зиновьев, мнивший себя хозяином города и ревновавший к Ленину Горького, в пику ему приказал провести обыск в комнате Муры на Кронверкском. Он многое знал о ней, как, впрочем, и Горький, но при этом был уверен, что Мура – английская шпионка. Кстати, Петерс считал ее немецким агентом. Обыск всех ошеломил. Взбешенный Горький поехал в Москву с жалобой, Зиновьева вызвали на ковер, но он симулировал сердечный приступ. На том всё и кончилось. Слухи о ее причастности к шпионажу, хотя и не подтвердились, лишь придали ее образу еще больше таинственности.

Между тем в Питер приехал Герберт Уэллс и остановился у Горького. 2-3 дня обернулись двумя неделями. Дом искусств организовал обед в его честь, еда была скудной, но блестящий говорун Уэллс обаял всех. Мура, которую он считал секретаршей Горького и только, переводила с утра до вечера и совершенно очаровала автора «Войны миров». Уэллс коротко побывал в Москве, встретился с Лениным, нашел его скучным. Последнюю ночь он провел в комнате Муры. Покидая Россию, Уэллс пообещал Муре остановиться в Ревеле и навести справки о ее детях. Выяснив, что они живы и полусгоревший дом Бенкендорфов восстановлен, Мура в декабре, не сказавшись, исчезла. При попытке перейти границу через замерзший Финский залив она была задержана и препровождена в тюрьму, откуда ее выручил Горький. Сам Дзержинский, к которому Горький воззвал, разрешил Муре уехать. В конце 1920-го стало ясно, что Горький тоже собирается за рубеж. Ленин настоятельно рекомендовал ему ехать лечиться. «Иначе мы Вас вышлем», – добавил он полушутя. Муру это успокоило. Договорились: она дождется его в Эстонии.

Таллинская эпопея

Ревель, куда Мура отправилась в январе 1921-го, уже именуемый Таллином, встретил ее ласковым солнцем. Для Горького она была Закревской, в Таллине – вдова убитого барона. На ступеньках вокзала ее неожиданно арестовали. Во время допроса, как пишет Берберова, Мура «узнала о себе многое: она работала в ВЧК на Петерса, она жила с Петерсом, она жила с большевиком Горьким, ее прислали в Эстонию как советскую шпионку». Ей сообщили, что родственники покойного мужа ходатайствуют перед властями о ее высылке и запрещении видеться с детьми. Мура потребовала адвоката. И он помог. Она получила визу на три месяца и ему удалось ее дважды продлевать. Она не только видела детей, но поселилась с ними и Мисси в доме Бенкендорфа. Адвокат, будучи поклонником Горького, предупредил ее о слежке и не только дал ей совет выйти замуж, но и привел жениха, молодого барона Николая (Лая) Будберга, бездельника и шалопая, без гроша в кармане, от которого отказалась почтенная родня. Он мечтает вырваться в Европу, и Мура для него – шанс, как и он для нее: она станет баронессой и подданной Эстонии. И она решилась.

Годы с А.М.Горьким

После выезда Горького из Петрограда в октябре 1921 года Мура встретилась с ним в Гельсингфорсе, но не спешила воссоединяться. Она втайне посетила Лондон. Все эти годы она грезила о Локкарте. В Лондоне она не застала ни его, ни Уэллса, ни Беринга, но с удовольствием бродила по улицам и, наконец, обновила гардероб, выбросив обноски. Целью Муры было не просто выжить, но не опуститься на дно, оставаться в глазах окружающих аристократкой.

Летом 1922 года они с Горьким окончательно соединились. Вначале была вилла в Херингсдорфе, затем – зима в тихом городке Сааров, чешский Мариенбад и, наконец, Сорренто. Восемь счастливых лет! Мура привносила в жизнь радость и одновременно порядок и спокойствие, не позволяя нарушать режим писателя. Подле нее ему легко работалось. Но трижды в году Мура покидала их гнездо: на Пасху, Рождество и летом – ездила к детям, отсутствуя почти по три месяца. Где она бывала, кроме Эстонии, – никто не знал.

Локкарта Мура нашла в Вене в 1924-м. После встречи с ним, когда она поняла, что возврата к прошлому нет, они часто видались по-приятельски в разных городах Европы. Разумеется, тайно. Мура, любившая и умевшая расширять круг своих знакомств, была ему полезной советчицей и информатором, а ей было необходимо просто видеть его. В 1928 году он опубликовал имевшую шумный успех книгу «Записки британского агента», предварительно показав рукопись Муре. Она потребовала корректив. По книге был снят фильм, на просмотре они сидели рядом, но когда погас экран, разошлись в разные стороны. Их отношения приняли деловой характер.

В Берлине Мура задерживалась по издательским делам Горького, встречалась с его доверенными людьми – Ладыженским и Крючковым. Занималась она и его финансовыми делами, в которых Горький был беспомощен. Дука (домашнее прозвище Горького) восхищался ее способностью всё знать, всё видеть и слышать, обо всём судить. Но при этом в его сердце жила тревога: он боялся ее потерять. Его предложение стать его законной женой она отвергла.

Начиная с 1928-го Горький стал почти ежегодно ездить в Москву. Мура поощряла его связь с Советской Россией, исходя не только из материальных соображений. В отличие от большинства эмигрантов, она не пылала ненавистью к большевикам, для нее Россия была в любом обличье родиной. Она знала, что Горького принимают там с великими почестями, и ему это приятно. Тем не менее, Мура отказалась ехать в Москву. Она отправилась в Лондон, куда еще в 29-м перевезла детей и Мисси. Тогда же начались ее регулярные встречи с Уэллсом. Прощальную ночь в Питере англичанин не забыл.

«Тайные закоулки сердца»

– так назывался роман, в котором Уэллс признался, что в женщине ищет отдыха и удовлетворения, покоя и дружбы. Именно это он нашел в Муре, которая завладела всеми уголками сердца былого бонвивана. Уже с 1931 года она фигурирует как спутница и друг Уэллса. Похоронив жену и расставшись с любовницей, он пригласил Муру весной 33-го в Дубровник, где состоялся конгресс ПЕН-клуба, председателем которого он был, а затем они провели две счастливые недели в Австрии. Она едва успела в Стамбул к отходу парохода, который увозил Горького в Одессу.

Уэллс не раз и не два просил Муру стать его женой, но наталкивался на отказ, чем был немало потрясен, зная о ее нужде в средствах. Ведь она содержала постаревшую Мисси, которой была бесконечно благодарна, сына, дочь, племянницу Киру, дочь сестры Аллы, которой тоже помогала. Другая бы воспользовалась случаем, но Мура не хотела терять свободу. По рекомендации Локкарта она работала консультантом по русской теме у известного режиссера Корда и в театрах, где ставили Чехова.

Круг ее знакомств был чрезвычайно широк. Тогда и позже она вела жизнь светской дамы, причастной к литературе, переводила, открыла европейцам Ромена Гари. Время от времени, втайне от Уэллса, она посещала Горького в Москве. Однажды ее пожелал увидеть Сталин. Был поражен ее умом, раскованностью и достоинством, с которым она держалась. Он гарантировал ей беспрепятственный въезд и выезд. Уэллс, узнав о поездках, пришел в ярость, но, боясь потерять Муру, смирился.

Уэллс старел, болезненно воспринимал утрату интереса к его творчеству. «Я не знаю, что бы я представлял из себя без нее. Она стабилизировала мою жизнь и придала ей достоинство». Мура утешала и утишала его обиды. Его приводило в бешенство и отчаяние то, что к предсказаниям (об угрозе нацизма, в частности) не прислушались. Он утверждал, что мир катится в пропасть. Только Локкарт не переставал считать его пророком. В годы войны Мура не покидала Лондона. Сотрудничала в журнале «Свободная Франция», много помогала Локкарту. Война состарила ее, она заметно погрузнела. Последний год перед смертью Уэллса она была при нем неотлучно. Он ушел в 1946-м накануне своего 80-летия и позаботился о ее старости. Его воспоминания «Уэллс в любви» были изданы в 1984 г. Муре, ушедшей в мир иной в 1974 г., было уделено в них немало места. Нина Берберова, прочитав их, была бы поражена признанием: «Мура – наиболее импульсивное создание из всех, кого я когда-либо знал... Мура – шелк, а не сталь». Он опроверг Берберову: будь Мура железной, вряд ли покоряла бы мужчин с первого взгляда. Она озаряла и облегчала их жизнь, при этом оставаясь киплинговской кошкой, которая гуляла сама по себе.

Подводя итоги...

Во многих смыслах Мура опережала свое время. Ничто не давалось ей легко. Чтобы выжить в глобальной катастрофе, приходилось рисковать, быть изворотливой, отважной, окружать себя легендой. Созданный ею миф она заботливо укрепляла и расцвечивала до последнего дня. Ее мужчины были талантливы, умны и независимы. Рядом с ними и Мура была яркой, живой, подпитывала их своей энергией, и они влюблялись в нее страстно и преданно. Мура как личность была противоречива, подчас необъяснима, но, может быть, потому столь привлекательна.