Как сказать ребенку о том, что в семье горе

Анна-Мария и ее мать

По стуку в дверь многое можно сказать о человеке. Ко мне в кабинет разные люди стучат каждый день двадцать пять лет – я могу судить.

Здесь стук был спокойный, интеллигентный, без ничем не оправданной робости («это ничего, что я тут стою?»), но и без нагловатой напористости («смотрите, это же я к вам пришел, открывайте скорее!»).

– Здравствуйте! Я бы хотела сначала без дочери с вами поговорить, это возможно?

– Да, конечно, проходите.

Невысокая симпатичная женщина, мелкие правильные черты лица, косметики в меру, возраст определить трудно. Несмотря на косметику, вид усталый. Ее дочь я в коридоре толком не разглядела, но кажется – младший подросток. Начало подростковых фортелей, а мать не знает, как реагировать? Скорее всего.

– Ваша семья – это вы, ваша дочь…?

– Всё. Еще старая кошка, ровесница дочери. Я подобрала ее котенком-подростком на улице, когда была беременна. У нее была в двух местах сломана лапка, она всю жизнь слегка хромает, но характер у нее хороший – бодрый и веселый.

Моя изначальная симпатия к женщине после рассказа о хромом котенке еще увеличилась. Хотелось ей помочь.

– Отец дочери…?

– Мой муж умер шесть лет назад, погиб в автокатастрофе. Моя мама тоже скончалась, папа, возможно, жив, но я давно ничего не знаю о его судьбе. Они с мамой развелись, когда мне было одиннадцать лет, и он сразу переехал в другой город.

– Расскажите о вашей дочери.

– Ее зовут Анна-Мария. Так в свидетельстве о рождении. Нам обеим это очень нравится, она, когда знакомится, представляется иногда Аней, иногда Машей, а изредка и Марианной, смотря по настроению. Говорит, что Аня и Маша, конечно, похожи, но всё-таки слегка разные. Аня побойчее и пожестче, а Маша лиричнее и добрее. Марианна же замкнута и слегка высокомерна. В целом у меня замечательная дочь. Не отличница, но учится очень хорошо. Особенно налегает на те предметы, которые ей нравятся – это литература, история, языки. Хочет быть учительницей в школе, руководительницей кружка или вообще – преподавать где-нибудь и что-нибудь гуманитарное, точно она еще не решила. Ходит в класс своей первой учительницы, помогает ей, нынешние второклашки ее обожают…

– В мое время это называлось «вожатые», – сказала я. – И оно было весьма распространено. В каждом классе таких вожатых было три-пять человек. Почти на каждой перемене они бегали к своим подопечным. Была даже книжка о таком вожатом, кажется, она называлась «Чудак из пятого «б»».

– Жалко, что сейчас эта практика осталась в прошлом, – вздохнула женщина. – Даже в мои школьные годы этого уже не было. Мне кажется, это очень помогало детям взрослеть…

Я согласно закивала. Мне почему-то хотелось с ней соглашаться, несмотря на то, что я-то сама вожатой никогда не была и восторженно визжащих малышей в своей подростковости скорее побаивалась.

– Ее бывшая учительница даже несколько раз доверяла Ане вести уроки в своем классе, причем не то, чтобы труд или рисование, а прямо русский язык. И дети все внимательно слушали, и весь материал урока усвоили хорошо, учительница потом проверила и была довольна. Аня очень этим гордится, а Марианна даже слегка хвастается...

Обычно мне довольно скучно слушать об однообразных достижениях «замечательных детей», о которых так любят рассказывать некоторые родители. Но не в этом случае. Здесь мне было по-настоящему интересно.

Но что же ее всё-таки ко мне привело? Что отчудила замечательная, многоликая Анна-Мария-Марианна? Вариантов напрашивалось так много, что я решила даже не строить гипотез.

– Я просто оттягиваю момент, – как будто прочтя мои мысли, покаянно сказала мать Анны-Марии. – Простите.

– Всё нормально, – возразила я. – Ваш рассказ о дочери важен и интересен. Что же с ней случилось теперь?

– На самом деле я пришла к вам с одним вопросом.

– Угу. Задавайте.

– Как мне сказать моей замечательной двенадцатилетней дочери, что я – умираю?

Я ощутила пресловутые мурашки. Только пробежали они почему-то не по спине (как положено в хрестоматийном варианте), а по рукам – от плеч к кончикам пальцев. Как будто я должна была ими (пальцами) что-то сделать. Но что? Надо было хотя бы что-то сказать, но язык во рту лежал и не хотел шевелиться.

Как-то сразу я поняла, что тут нет места сомнениям («Вы уверены? Бывают же разные варианты…»), утешениям («ну погодите, медицина развивается, может быть, лечение за границей…») и всякому прочему психологическому хламу. Она всё взвесила тысячу раз. У нее конкретный вопрос: как? А может быть, это даже не вопрос, а просьба…

Она опять прочла мои мысли.

– Да, я просто не могу. Аня, конечно, знает, что я больна, но не знает, чем и насколько серьезно. Все варианты исчерпаны. Лечение за границей – даже если собрать деньги, я просто умру там… или здесь, спустя несколько месяцев. И эти месяцы никому не принесут радости. Мой лечащий врач Аню знает. Он сказал: она взрослая, серьезная девочка, нельзя так ей не доверять, вы должны ее подготовить, что-то сказать, обсудить, дать какие-то наставления. Если не решаетесь сами, обратитесь к специалистам-психологам.

Муж и отец погиб, перебирала тем временем я, бабушка умерла, дедушка в нетях, господи, это что же – еще и детский дом?!

– Где будет Аня, если… когда вы умрете? Вы думали…

– Да, конечно. Тут всё не так страшно. У меня есть младшая сестра, у нее двое сыновей. Сестра с Аней очень хорошо друг к другу относятся, и с братьями она, конечно, обожает возиться. Мы с сестрой обо всём договорились, она возьмет опекунство, Аня и кошка будут жить с ними, нашу квартиру она будет сдавать, а деньги откладывать. Когда Ане исполнится восемнадцать, у нее будет и свое жилье, и какие-то деньги на первое время.

Я мысленно выдохнула. Разумеется, преждевременно.

– Я раз двадцать, наверное, собиралась ей сказать… Не могу! И вот, к счастью, узнала, что прямо у нас в поликлинике есть психолог. Записалась, пришла. Можно, я теперь выйду, а ее к вам пришлю?

Мне очень хотелось отказаться. Но я согласилась.

Сразу, еще до того, как девочка представилась, поняла, что ко мне пришла Маша. Тонкая и лиричная. Я бы предпочла Марианну или хотя бы Аню. Но кто меня спросит.

Мы поговорили о том, о сем. Девочка была такая, о какой мечтает любой родитель. Спокойная, лукавая, в меру послушная, сама делает уроки, ходит в магазин, помогает по дому, иногда забывает что-то сделать и извиняется, иногда получает двойки и их исправляет. С подружками весной и осенью гуляет во дворе, а зимой – преимущественно в ближайшем торговом центре. Второклашки Ольги Николаевны такие очаровательные и – вот удивительно! – все такие разные, и к каждому нужен свой подход, с кем-то поговорить, а кого-то и пощекотать… Кроме кошки, у Маши еще три аквариума, ей нравится за ними ухаживать и наблюдать водную жизнь. Кошка тоже любит ее наблюдать, а когда была помоложе, пыталась рыбок ловить лапой и даже однажды свалилась в аквариум… Скрежет зубовный.

Наверное, у любого профессионала бывают моменты, когда он чувствует себя абсолютно беспомощным и хочет оказаться в каком-нибудь другом месте и заниматься каким-нибудь другим делом. Вот, для меня настал этот момент. Дальше тянуть было уже нельзя. Если сейчас кто-нибудь постучится в дверь и меня поторопит…

– Маша, твоя мама уже давно болеет…

– Да, я знаю, – я прямо увидела, как Маша с сожалением попрощалась со мной, и на сцену вышел кто-то другой. – Вы хотите мне сказать, что она умрет? Я не верю.

Кажется, у нее даже цвет глаз немного поменялся, стал темнее.

– Мы все умрем. Верь или не верь, – сказала я.

– Когда?

– Я не знаю (черт, надо же было действительно спросить, сколько ей дают врачи!)…

– Мне позволят за ней ухаживать? Я сумею.

– Думаю, да. Если это будет хоспис, ты сможешь ее навещать.

– А где я буду жить… потом? У тети? Или в детдоме? Я бы предпочла детдом.

Сплошные неожиданности.

– Почему детдом?

– Муж тети не любит животных. И рыб тоже.

– Вряд ли тебе позволят взять в детдом кошку.

– Это правда. Но рыб может и позволят, для украшения.

– Теоретически да, но боюсь, тут могут быть проблемы с санэпидстанцией… – Господи, что я несу!... – К тому же твоя тетя не позволит…

– Тетя добрая, хотя и не такая умная и красивая, как моя мама. И братишки мои ничего, только старший немного злой.

В дверь-таки постучали следующие посетители.

Я встала, распахнула дверь, не глядя, рявкнула в сторону стучавшего:

– Ждите! Я вас приглашу! – и приглашающе кивнула матери Анны-Марии. – Зайдите!

Мать и дочь смотрели друг на друга. Потом обе посмотрели на меня.

– Обнимитесь и плачьте, если можете, – сказала я. – Маша, ты где? На выход!

Вышла в коридор, извинилась: вам придется подождать. Люди что-то словили из воздуха, закивали: конечно, конечно, подождем…

Через какое-то время Маша попросилась в туалет.

– Мы вас задерживаем… – сказала мать.

– Я боюсь вас отпустить, но и удержать не могу, – многозначно, но честно ответила я.

– Мы уже в порядке.

– Знаете, что я вам скажу? Анна-Мария действительно на удивление – совсем взрослый, сложившийся человек. Вы всё ей дали. У вас получилось то, что у большинства современных родителей и к двадцатилетию чада часто не выходит. Я знаю, они ко мне жаловаться приходят. Вашей дочери мало лет, но она уже полностью снаряжена для дальнейшего пути.

– Спасибо.

– Это я вас не утешаю, из меня вообще утешитель хреновый, это я действительно так вижу и думаю.

– Когда детство короткое, в него поневоле всё вмещается.

– Согласна.

Аня, не входя, заглянула в кабинет.

– Мама, пошли. У нас еще дел много, а тут люди с маленьким ребенком ждут.

– Простите, прощайте, – улыбнулась женщина. – Она не хочет…

– Я понимаю…

Что ей сказать напоследок? Здоровья? Удачи? Всего доброго?

Я помахала рукой, улыбнулась и промолчала.

Катерина Мурашова (Санкт-Петербург)

Читайте также:

1. Как обрести доверие подростка. Журнал «Партнёр», № 11 / 2016. Автор К. Мурашова
2. Ранняя детская одаренность и амбиции родителей. Журнал «Партнёр», № 2 / 2016. Автор К. Мурашова
3. Сага о северной бабушке. Журнал «Партнёр», № 4 / 2014. Автор К. Мурашова