Вюдьцбургские сидельцы. Малоизвестная страница войны

Сразу же после нападения немецких войск на Советский Союз на советские торговые суда «Эльтон», «Хасан», «Днестр», «Волголес» и «Магнитогорск», доставившие грузы в немецкие порты, явились представители гестапо. Они объявили суда собственностью рейха, а их экипажи интернированными.

Немного истории

Впервые интернирование как вид ареста применил против восставших буров английский лорд Китченер, командующий английскими колониальными войсками в Южной Африке. Он загнал местное население в огороженные колючей проволокой лагеря, чтобы они не могли помогать восставшим бурам, – в этом и заключалось интернирование.

Мировая общественность возмутилась, узнав об изобретении лорда, а британские власти, исправляя его оплошность, вынуждены были сообщить, что это – не пенитенциарные учреждения, а «Места спасения», предназначенные для безопасности мирного населения – в этих лагерях проживают не заключенные, а «гости британского правительства».

Лорду Китченеру даже не снилось, что его детище окажется столь востребованным в нацистской Германии. Так старинная крепость Вюльцбург (Wülzburg), что в трех километрах от баварского Вайссенбурга (Weißenburg), была превращена в первый лагерь для интернированных.

В середине XVII века крепость уже принимала первых заключенных. Тогда это были франконские воры. Позднее, в годы Первой мировой войны, в крепость поместили пленных французов. Мемориальная доска на главном входе свидетельствует, что тут содержался в плену капитан де Голль, будущий президент Франции.

В 1939 году крепость Вюльцбург передали вермахту, а уже осенью в ней появились первые «гости немецкого правительства» – английские моряки. Началась Вторая мировая война, и подводные лодки рейха нещадно топили британские торговые суда. Спасшиеся английские моряки заселили казематы крепости.

Как вели себя моряки

Следующий «заезд гостей» состоялся осенью 1941 года. Это были советские моряки с названных торговых судов. «Братишкам» пришлось топать пешком от ближайшей станции Вайссенбург до самой крепости. В конце пути они увидели старинный мрачный замок, зловещие узкие бойницы. По его периметру – двадцатиметровой высоты толстые стены, по углам – бастионы с установленными на них деревянными вышками. На каждой вышке – прожектор и пулемет. У ворот – охрана с бронетранспортером. В глубокий и широкий ров, окружавший крепость, на ночь выпускали овчарок. Не убежишь!

За стенами крепости – тюрьма, большое трехэтажное здание, обнесенное тремя рядами колючей проволоки.

Камеры на 30-40 мест, трехъярусные железные койки, посредине – круглая чугунная печь для отопления. Правда, угля для печи давали по две лопаты в сутки. Осенью и зимой – сыро и холодно. Питание скудное. Отбой в 21:00, свет не зажигать.

Моряки, привыкшие жить на судах сплоченно и дружно, и тут проявили высокую организованность. Всеми руководили капитаны судов и замполиты. По их указанию подкармливали больных и ослабевших тайком пронесенной картошкой и другими продуктами. Замполиты организовали преподавание морских наук, русского языка и других предметов школьной программы. Но через полгода замполитов вычислили и отправили в штрафной лагерь Маутхаузен. Правда, занятия не прекратились, и еще остались ежедневные походы на работу в Вайссенбург. Туда «братишки» шли с удовольствием – утром еще нет усталости, телегу с инструментом тянуть не нужно, под гору катится сама.

В городе конвойные разводили моряков по точкам: лесопилка, бойня, пекарня... На такие работы брали не всех: часть заключенных была занята на обслуживании лагеря: слесарь, плотник, уборщики помещений; а судовые врачи помогали в маленьком лазарете. Особо почиталась работа на кухне: можно было подкормиться и кое-что вынести для ослабевших.

На работу в город моряки просились сами. За рабочий день платили всего 50 пфеннигов, но дело было не в деньгах. Там узнавали новости, заводили знакомства с местными жителями, с успехом меняли сделанные в лагере поделки (парусники, шкатулки) на хлеб и картошку. В лагерь тайком проносили обрезки бука, дуба, ореха для новых поделок.

Некоторые горожане по-доброму относились к заключенным. Например, на скотобойне, где брали мясо для сторожевых собак, моряки приворовывали хорошие куски, а иногда сам мясник, у которого сын был в плену в России, подбрасывал им что-нибудь. И тогда вечером по коридору плыл аппетитный запах свежего варева. Пекари сквозь пальцы смотрели на то, что заключенные ели много хлеба да еще припрятывали.

Возвращаясь, колонна еле брела, груженую телегу попеременно тащили трое «коней». Разговаривать запрещено, да и не хотелось, язык от усталости не ворочался. Но как только конвой объявлял паузу, кто-нибудь из более молодых начинал пританцовывать матросское «Яблочко». И тогда спадала усталость, светлели лица.

Судьбы генералов

В конце 1943 года в крепость доставили из разных лагерей 19 советских генералов, попавших в плен в основном в первые месяцы войны. Еще девять генералов окажутся в крепости в следующие два года. Вместе с ними прибыло более ста офицеров чином от майора и старше. Константин Симонов в книге «Разные дни войны» пишет: «История когда-нибудь рассудит наших современников и скажет свое слово об этих днях. Но тогда трудно было что-то понять». Непросто понять это и сейчас, когда прошло уже 75 лет со дня Победы. Как могла в считанные недели обрушиться оборона западной границы, почему за полгода в плен попали более трех миллионов солдат и офицеров, среди них 62 генерала Красной армии?

Трудно сказать, почему для содержания пленных офицеров и генералов выбрали Вюльцбург. Возможно, нацистам приглянулись высокие стены крепости, через которые не убежишь. Впрочем, «не царское это дело» генералам бегать из плена, тем более что среди плененных оказались видные военачальники – пять командующих армиями. Трое с Юго-Западного фронта: Потапов М.И (пятая армия), Музыченко И.Н (шестая) и П.Г Понеделин (двенадцатая). Плюс генералы Лукин М.Ф, командовавший 19-й армией Западного фронта, и Самохин А.Г, так и не успевший вступить в командование недавно созданной 48-й армией Брянского фронта.

Всякое общение с генералами запрещалось под угрозой расстрела, но уже на следующий день в укромном месте (это был временный деревянный туалет, поставленный во дворе, куда выводили на прогулки) моряки получили записку: «Некоторым очень плохо, голодают. Помогите, чем можете». «Полундра!» – пронеслось по камерам моряков, и те немедленно откликнулись: продавали в городе свои вещи и поделки, покупали мясо и колбасу; у солдат меняли на хлеб свои часы, отдавали часть своих пайков. Всё это, а также записки с новостями подвешивали в мешочках в туалетах, а вывешенной во дворе тельняшкой «семафорили»: подвешено.

Из огня да в полымя

Унылым зрелищем были генеральские прогулки. Молча слонялись они по двору, мало общались между собой, хотя многие из них были хорошо знакомы друг с другом. Товарищи по несчастью, лишь волей случая не попавшие в приказ Верховного Главнокомандующего №270 от 16 августа 1941 года – ни в коем случае не сдаваться в плен, с отчуждением и даже с презрением смотрели на двоих: командарма Понеделина и его комкорпуса Кириллова. В приказе их назвали изменниками родины, а 13 октября того же года заочно приговорили к высшей мере. Приговоренных сторонились, они были тут чужими, за их спиной все время мерещился белый саван смерти.

Как к ним относиться? Среди высшего военного руководства, сидевшего за толстыми стенами укрытий, считалось высшей офицерской доблестью и знаком преданности родине – лучше застрелиться, чем попасть в плен. Так некоторые и сделали. В первый год войны, оказавшись в окружении, четыре генерала Красной армии, опасаясь плена, покончили с собой. Среди них командующий 33-й армией Михаил Ефремов, чей памятник украшает центр Вязьмы. Оказавшись в окружении и потеряв надежду на прорыв, Ефремов застрелил жену, служившую санинструктором в его армии, и застрелился сам. Этот «Синдром Ефремова», видимо, овладел всеми военачальниками. Большинство из них сражались до последнего патрона и оказывались в плену, будучи раненными или без сознания.

Понеделин и Кириллов, не имея «оправдательных» обстоятельств, попали в плен в Уманском котле в августе 1941 года. После четырех лет скитаний по немецким лагерям они, освобожденные в Вюльцбурге союзниками в апреле 1945 года, еще пять лет просидели в Лефортовской тюрьме.

Следствие установило, что Понеделин в плену, якобы, вел дневник, в котором делал записи клеветнического характера, критиковал коллективизацию, допускал антисоветские высказывания. Возвращаясь на родину, оба генерала надеялись, что в обстоятельствах их пленения разберутся и отменят несправедливый приговор. Не сбылось. 25 августа 1950 года зачитали повторный приговор. Их опять приговорили к высшей мере за трусость, паникерство и сдачу в плен без сопротивления. В тот же день обоих расстреляли. Палачи торопились: конец недели, пятница. Фактически причиной осуждения явились немецкие листовки с фотографиями Понеделина и Кириллова в окружении немецких офицеров. Советские руководители заглотнули «наживку», умело состряпанную немецкой пропагандой. Тысячи листовок были разбросаны на передовой, призывая от имени генералов сдаваться в плен. Этого оказалось достаточно, чтобы пленные генералы попали в расстрельный приказ.

Оба реабилитированы посмертно в 1956 году.

Анатолий Буровцев (Нюрнберг),

Константин Ришес (Аугсбург)

Читайте также:

1. Шарль де Голль. Служение Франции. Журнал «Партнёр», № 11 / 2015. Автор В. Воскобойников
2. Крепостная армия. Журнал «Партнёр», № 10 / 2004.Автор К. Чуприн