ГАНС МАГНУС ЭНЦЕНСБЕРГЕР О ТАЙНАХ СЕМЬИ ХАММЕРШТАЙН

Грета Ионкис (Кёльн)

Автор верлибров с непроизносимой фамилией

В молодые — шестидесятые — годы впервые услыхала я имя западногерманского поэта, получившего в 1963 году престижную литературную премию Георга Бюхнера. Знала лишь, что он, как Бёлль, Кёппен, Грасс, — член писательской «Группы 47» и что он был слишком юным (родился в 1929 г.), чтобы воевать. Студенты мои сворачивали язык в тщетных попытках совладать с непроизносимой фамилией поэта. Да и его верлибры их скорее раздражали: русское ухо привычно к рифме, определенному стихотворному размеру. Нигилистическая ирония и пессимизм левака-немца им были чужды.

Ганс Магнус Энценсбергер в 50-е годы, как и многие его современники, увлекся марксизмом и коммунизмом, по его словам, «хотя бы потому, что во времена Аденауэра это было в немалой степени запрещено». Он резко критиковал «общество потребления и общество соучастников», посетил все страны социалистического лагеря (кроме Северной Кореи), приветствовал кубинскую революцию и культурную революцию в Китае.

Сегодня всё это, по его словам, «чепуха». Впрочем, он был скорее анархистом, чем марксистом. «Я всегда был скептиком и поэтому никогда не был коммунистом, — напишет он в начале 90-х годов. — Конечно, после освобождения от фашистской диктатуры я стал убежденным сторонником демократии. Германия, по крайней мере ее западная часть, стала тогда западным государством. И я тоже стал западным человеком... Это значит, что у меня есть определенные представления о „минимуме цивилизации“. Причем ... всё это глубоко прочувствовано».

Он давно заключил мир с обществом: он печатается в журнале «Шпигель» и в газете «Франкфуртер Альгемайне», которые когда-то разносил в пух и прах. Он давно причислен, как и Гюнтер Грасс, к числу наиболее влиятельных и знаменитых европейских интеллектуалов, не опасающихся высказываться на самые злободневные и острые темы. Он заслуженно получил в 1985 году премию имени Генриха Бёлля, а в 93-м германскую премию мира Эриха-Мария Ремарка. И разрушителем культуры он не стал: в его активе диссертация и книга о Клеменсе Брентано, роман о Бонавентуре, «Беседы Маркса с Энгельсом», книга о Дидро, роман «Племянник Вольтера» (подделка в манере Дидро), «Диалоги между бессмертными, живыми и мертвыми»...

Энценсбергер — самый значительный немецкий лирик второй половины ХХ века, прозаик, драматург, эссеист, издатель, переводчик и редактор. Точный анализ состояния современного мира был дан им в большом эссе «Взгляды на гражданскую войну» (1993), многие страницы которой посвящены нацизму и сталинизму, их кровному родству. Сегодня его волнует исламский терроризм, объединиться против которого он призывает европейцев в книге «Террористы — попытка исследования о «вечно проигрывающих» (2006).

«Хаммерштайн, или Своенравие. Одна немецкая история»

Так назвал свою книгу (2008) Ганс Магнус Энценсбергер. Это книга о генерале Курте фон Хаммерштайне, представителе старого дворянского рода, командующем вооруженными силами Германии. Герой книги был выпускником кадетского корпуса, затем — военной академии в Берлине. Капитан Генерального штаба накануне Первой мировой войны, он закончил ее майором. Человек, далекий от политики, он оказался накрепко связанным с политической жизнью Веймарской республики. За три дня до прихода Гитлера к власти он убеждал Гинденбурга, с которым был дружен со времен войны, не вверять власть нацистам. Он сознавал, что массы поддерживают Гитлера, но и Гинденбург был в их глазах полубогом. Генерал объяснял старому президенту, что достаточно его слова, чтобы арестовать Гитлера и разгромить его партию. Но Гинденбург согласия не дал. Между тем Хаммерштайн отвечал за свои слова, ведь многие годы он командовал немецкой армией, вплоть до 31 января 1934 года.

В начале февраля 33-го в его доме состоялся обед, на котором пожелал присутствовать Гитлер. Новоиспеченный рейхсканцлер, стремясь расположить верхушку генералитета, доверительно изложил собравшимся свои планы создания «нового государства» и его расширения на Восток. После этой речи 54-летний генерал подал в отставку.

«Страх не есть мировоззрение» — эти слова Хаммерштайна автор вынес в эпиграф книги. Непоколебимый противник национал-социалистов, мужественный и немногословный, настоящий грандсеньор, знаток России, он станет свидетелем заката, а точнее — уничтожения немецкой военной аристократии, к которой принадлежал. От неизбежной расправы Курт фон Хаммерштайн ускользнул в смерть. Он умер 24 апреля 1943 года, предварительно уничтожив все свои записи, чтобы они не попали в руки гестапо. Родные отказались хоронить его с почестями в Берлине, не могли допустить, чтобы гроб был покрыт знаменем со свастикой. Они погребли его на родовом кладбище. Венок от Гитлера «потерялся» по дороге.

Жизнь его семерых детей несет печать катастроф ХХ века: они участвовали в сопротивлении, познали предательство, допросы в гестапо, нелегальное проживание, аресты. Две его дочери связали свою жизнь с коммунистами-евреями и шпионили для Коминтерна. Средний сын Людвиг участвовал в заговоре фон Штауфенберга, но скрываться пришлось и старшему, Кунрату, который после тяжелого ранения на русском фронте был комиссован и получил разрешение на учебу в Боннском университете.

Вдова генерала и младшие сын и дочь был взяты гестапо как заложники и отправлены в концентрационный лагерь Бухенвальд, затем в Дахау. Они выжили, и летом 1945-го все, кто смог, собрались в родительском доме в Берлине, откуда вскоре дети и внуки разлетелись по разным городам и странам. «Никто из них не хотел стать героем, — свидетельствует младшая дочь. — Они просто делали то, что должны были делать».

Все участники этой истории вели опасную двойную жизнь: от сослуживца и друга семьи Курта фон Шляйхера, последнего рейхсканцлера Веймарской республики, убитого по приказу Гитлера в ночь «длинных ножей», до аристократки Рут фон Майенбург, ставшей разведчицей, майором Красной армии.

«Красный» генерал, или Почему немцы не бомбили Липецк

Курта фон Хаммерштайна прозвали «красным» генералом за его связь с Советской Россией в годы Веймарской республики. Как известно, по Версальскому договору Германии было разрешено иметь под ружьем лишь 100 000 человек, воздушный и подводный флот были запрещены, равно как и тяжелая артиллерия, танки, химическое оружие. Даже Генеральный штаб не был ей положен.

Немецкие политики и военная верхушка обратили взоры на восток. Советы нуждались, как теперь говорят, в новых технологиях, в модернизации военной промышленности. В обмен за подобного рода помощь они предоставили немцам свои просторы для подготовки военных кадров и для испытательных полигонов. В Казани возникла школа для подготовки танкистов, неподалеку от Вольска совместно создавались и испытывались боевые отравляющие вещества, летная база в Липецке с 1924 по 1933 год ежегодно выпускала 240 немецких пилотов, там же испытывались сотни боевых самолетов.

Что же касается генерала Хаммерштайна, то после трехмесячной инспекторской поездки в СССР в 1929 году, он как шеф рейхсвера бывал там, правда, инкогнито, неоднократно принимал советских высших офицеров в Берлине. Будущий маршал Тухачевский посетил Германию не менее пяти раз и состоял с генералом в товарищеской переписке, что потом было поставлено ему в вину, когда он был объявлен немецким шпионом.

Своенравные дочери своенравного генерала

Мария-Луиза (Бутци) родилась в 1908 году. В следующем году появилась Мария-Тереза (Эзи), а через 4 года — Хельга. Сестры-погодки росли спартанками: будучи членами группы «Перелетные птицы», семи-восьмилетние девчонки участвовали в турпоходах с тяжелыми рюкзаками за плечами.

Воспитанием дочерей генерал специально не занимался, и они ему не докучали. Дети не были избалованы. Каждая из старших сестер заботилась об одном из младших братьев — так воспитывалась ответственность. Отец всецело доверял дочерям, а если случались какие-то эксцессы, он комментировал их так: «Что поделаешь, они у меня республиканки! Они могут говорить и делать, что хотят».

Старшая сестра, задающая тон

Мария-Луиза в 16 лет порвала с церковью, зато интересовалась политикой. На первом курсе юридического факультета она стала членом КПГ. Младшая, гимназистка Хельга, также попала в гравитационное поле коммунизма. И это неудивительно: на рубеже между «веселыми двадцатыми» и «красными тридцатыми» коммунистические идеи распространялись, как поветрие. А в случае сестер Хаммерштайн немалую роль сыграли и их сердечные увлечения.

В Берлинском университете одновременно с Марией-Луизой в 1927/28 гг. изучал право Вернер Шолем, брат знаменитого историка-сиониста Гершома Шолема, который впоследствии станет президентом АН Израиля. Вернер рано порвал с семьей, стал с 17-ти лет профессиональным революционером, его не раз арестовывали. Он — один из основателей КПГ, редактор газеты «Rote Fahne», участник восстания в Тюрингии в 1921-м, член политбюро, избирался в рейхстаг в 1924 году.

Они познакомились с Марией-Луизой в 1928-м, и хотя Вернер был женат, связь их тянулась до 33-го года. После поджога Рейхстага Вернер был схвачен, и Мария-Луиза спешно, буквально через 5 дней, вышла замуж за сына сослуживца отца по Генеральному штабу. Брак не задался. Молодой аристократ не хотел слышать о коммунистах, а Мария-Луиза, хоть и вышла из партии, была предана их делу. Ее постоянно вызывали на допросы в гестапо, в доме молодоженов состоялся обыск, после чего бракоразводный процесс стал неизбежен.

Вернера Шолема расстреляли в Бухенвальде летом 1940-го. Мария-Луиза к этому времени во втором браке с аристократом фон Мюнхаузеном родила троих детей. К ее истории мы еще вернемся.

Сжигающая мосты Хельга

Метаморфозы Хельги еще более удивительны. Генеральская дочь оставила школу в 15 лет, будучи уже членом молодежной прокоммунистической организации. Хельга влюбилась в Лео Рота, сына мелкого еврейского коммерсанта из Ржешова. Мятежный по натуре, Рот был поначалу троцкистом, затем его привлекли к работе в нелегальном «аппарате» КПГ. Будучи прирожденным информатором, он работал в отделе информации Коминтерна. Рот сообщил о своем знакомстве с дочерьми фон Хаммерштайна в Центр. Лишь средняя сестра отказалась сотрудничать, но это не стало помехой. Мария-Луиза и Хельга собирали нужную информацию, они подслушивали разговоры отца с коллегами и его тестем, старым генералом Вальтером фон Люттвицем, собирали обрывки бумаг из корзины для мусора в кабинете отца. Хельга, пользуясь отъездом родителей, приводила в дом Лео и показывала ему материалы из отцовского письменного стола, некоторые из них она фотографировала. Хельга рисковала головой, но ради Лео она готова была на всё.

Ей едва исполнилось 17 лет, когда она покинула отчий дом и поселилась с Ротом в бедном польско-еврейском квартале. С 1931 года она действовала под конспиративным именем Грете Пельгерт. Как референт военно-политической московской школы Рот изучал шифровальное дело, владел оружием. Он был на связи с Вильгельмом Пиком и Вальтером Ульбрихтом. Вместе с Хельгой, выполняя задания, они часто бывали в Париже, Амстердаме, Праге. На партконференции в Брюсселе в октябре 1935-го было принято решение: Лео Рота, его начальника, руководителя контрразведки КПГ, Ганса Киппенбергера и ряд других товарищей от их обязанностей освободить. Сталин начал свертывать деятельность Коминтерна. Рота со товарищи отозвали в Москву. Накануне отъезда он с Хельгой провел 12 дней в Тироле. Других беззаботных дней в их жизни не было. Договорились встретиться в Москве в январе 36-го. Но судьба была не на их стороне. Лео Рот был арестован и расстрелян на Лубянке в 37-м как английский шпион.

Хельга, прожившая большую часть жизни под фамилией садовода Вальтера Россова, за которого вышла замуж перед войной, умерла в 2005 году. Перед смертью на вопрос о Лео Роте она ответила: «Он был самым главным человеком в моей жизни».

Против течения

Третья сестра тоже интересовалась политикой, читала Энгельса, Фейербаха и даже «Капитал», но у нее была своя слабость — евреи. Еще в гимназии Мария-Тереза подружилась с Верой Левин, девочкой из еврейской семьи (отец Веры был известным врачом). Ей нравилось бывать в их квартире, в их доме было множество книг. Доктор Левин играл на рояле, а Вера — на скрипке. Эзи открылся другой мир. Она стала вместе с Верой посещать старую филармонию, слушать Бруно Вальтера, Фуртвенглера, Клемперера, интересоваться постановками Макса Рейнхардта. Эзи учила русский язык и читала Толстого, бывала на представлениях в еврейском театре. Она познакомилась с евреем-коммунистом Натаном. Нати влюбился в нее, она же влюбилась в сына раввина, студента медицинского факультета Вернера Нобле. Мария-Тереза забеременела, но рожать не захотела: не то время, не то место. Вскоре ее возлюбленный эмигрировал в США. Придет время, они свидятся.

В октябре 33-го на дружеской вечеринке у знакомого редактора и знатока России Мария-Тереза познакомилась со студентом-юристом Йохимом Пааше, отец которого в годы Первой мировой войны был морским офицером. Юноша был под впечатлением первозданной мощи этой нордической амазонки. Вскоре Мария-Тереза получила предложение от шефа абвера, старого друга отца, занять место секретаря при военном атташе немецкого посольства в Париже. Однако на второй день после приезда последовал звонок из Берлина и приглашение немедленно вернуться для проверки в гестапо. Ею овладел страх.

На вокзале ее встретили мать и...Йохим Пааше! По дороге домой в такси он сделал ей предложение. К этому времени его, как несоответствующего арийским нормам (его дед по отцовской линии был евреем), отчислили с юридического факультета.

Мария-Тереза через Веру Левин знала многих молодых сионистов. Сама Вера эмигрировала в Палестину, и молодожены решили последовать ее примеру. Мария-Тереза охотно трудилась в кибуце, но Йохиму сельскохозяйственный труд был не по душе, и они вернулись. Беременную Марию-Терезу допрашивало гестапо.

В 1935 году они эмигрировали в Японию. Военным атташе в Токио служил друг отца Ойген Отт (невольный информатор Рихарда Зорге). Он помог молодым, чем мог, но его возможности были невелики. Семья росла, появились на свет три дочери и сын. Йохим выучил японский и увлекся буддизмом, но от жестокой бедности это не избавляло. В 1948 году они покинули Японию и отправились в Сан-Франциско.

Американцы оказались к ним так же враждебны, как японцы. ФБР не спускало с них глаз. Мария-Тереза устроилась поварихой и уборщицей. Йохим вкалывал как чернорабочий. Ни американского гражданства, ни законченного образования у него не было, и только в 1957 году получил он место в китайском отделе Библиотеки Конгресса.

Последние годы Мария-Тереза (она дожила до девяноста) провела в еврейском доме престарелых.

Ее сын Готфрид однажды спросил у тетушки Хельги, почему его мать и всех ее сестер, немецких аристократок, так тянуло к евреям, что привлекало в них. Старуха не раздумывая ответила: «Их ум, остроумие, начитанность, образованность». А потом добавила не без горечи: «А в нашем доме книг ведь вовсе не было!»

Как секретная речь Гитлера оказалась на столе у Сталина

А теперь пора рассказать о том, почему у дочери генерала, срочно затребованной в 1934-м из Парижа в Берлин для «собеседования» в гестапо, сердце замирало от страха.

Год назад, когда в их доме собрался генералитет для встречи с Гитлером, старшие дочери Хаммерштайна подслушали речь фюрера, а Мария-Тереза к тому же владела стенографией. На следующий день три экземпляра запротоколированной речи фюрера оказались в руках Лео Рота. Поскольку ни один свидетель не мог подтвердить этот факт, считалось, что эта история — одна из легенд, связанных с кланом Хаммерштайнов. Но вот в 2000 году гамбургский историк Р. Мюллер, работая в Центральном архиве КПСС в Москве, обнаружил в делах секретариата Коминтерна экземпляр документа. Действительно, 6 февраля 1934 года материал с пометкой «строго секретно» был передан по каналам Коминтерна и принят в Москве. Через 3 дня Сталин уже знакомился с речью Гитлера, которая была адресована узкому кругу высших генералов. В речи содержалась программа фашизма.

Преступившие порог

Мария-Луиза после войны жила с детьми в уцелевшем доме в Далеме. Поскольку к западному государству с его «коричневыми пятнами» у нее доверия не было, она продала дом и перебралась с детьми в ГДР. Вернувшийся после пяти лет русского плена муж отказался жить в «демократическом» Берлине и уехал на Запад. Луиза стала членом СЕПГ, от приставки «фон» перед фамилией отказалась, продолжила юридическое образование, получила диплом и работала адвокатом, специалистом по уголовному праву. До конца 50-х она защищала беглецов из ГДР, добиваясь смягчения приговоров.

Луиза не утратила интереса к еврейству, поддерживала отношения с маленькой еврейской общиной в Восточном Берлине, часто посещала еврейское кладбище в Вайсензее. Прежде всего, она заботилась об евреях-коммунистах своего поколения, которые после войны стали возвращаться из Советского Союза. Она свела тесную дружбу с Эрнстом Шолемом, племянником погибшего Вернера. Работы Гершома Шолема восхищали ее. Идеи сионизма, которые партия осуждала, ей не были чужды.

Хотя она считалась жертвой нацизма, органы ГДР не выпускали ее из поля зрения. Из её досье можно узнать, что ее сын и старшая дочь бежали из ГДР, что муж и мать периодически навещали ее и, главное, что в 50-60-е годы фрау Мюнхаузен (урожденная фон Хаммерштайн) работала на КГБ, видимо, полагая, что если служить, то уж лучше главному хозяину, нежели штази. Тургеневское стихотворение в прозе «Порог» подошло бы эпиграфом к жизни трех сестер: эти немки-аристократки бестрепетно, не колеблясь, преступили порог...