СУДЬБЫ. Войне вопреки

Совместный проект журнала «Партнёр» и

AmbulantePflege & BetreuungsdienstViktoriaGmbH

Елена Щербатова (Дортмунд)

К 70-летию Великой Победы

Немцы появились на Руси еще в IX веке: осваивали новые земли, торговали. К 1184 году относится первое письменное свидетельство о строительстве в Новгороде немецкой кирхи Св. Петра, там же в 1199 году возник Немецкий двор, где купцы жили и хранили товары. Таким образом, история взаимодействия двух культур насчитывает более тысячи лет. Были в ней разные страницы: полные оптимизма, созидания, и трагические, вспоминать о которых больно. Многие поколения немецких переселенцев, обрусевших, но не позабывших свои корни, жили, работали, творили лучшую жизнь. А ее, как известно, не существует, есть просто жизнь и судьба, счастье и горе, любовь и ненависть. Вот об этом мы расскажем вам правду. Ничего, кроме правды...

Трудармия. Сестры

Крымское село Теленчи ведет свою историю с 1870 года, когда в пятидесяти километрах от Симферополя появились первые немецкие переселенцы. Они строили дома, разводили скот, выращивали хлопок, овощи. К 40-м годам прошлого века поселок разросся, хозяйства были пусть не очень богатые, но крепкие, большие семьи работали много и слаженно. В семье у Вайманов родились две девочки, Галя и Лиля, рыженькая и черненькая; старшие братья, Арнольд и Йоханнес, уже вовсю помогали родителям. Розалия Карловна вела дом, работала в колхозе, Иван Мартынович – глава семьи, ветеринар, родом из Бессарабии, умный и хваткий от природы, лечил лошадей.

В сороковом году братьев забрали в армию, а 18 августа 1941 года всех крымских немцев в 24 часа отправили в Сибирь и Северный Казахстан. Собирались в спешке, с собой удалось взять только несколько узлов. Выехали на подводе впятером, собака бежала следом и выла, прощаясь. На ближайшей железнодорожной станции пересели в товарные вагоны, пропахшие скотом. Своя живность осталась там, где был дом, и куда обещали вернуть, но отец сказал: «Мы никогда не вернемся. Нас утопят в море». И был отчасти прав.

В Запорожье начались бомбежки: впереди наступали немцы, сзади отстреливались русские. Люди, попавшие под перекрестный огонь, метались по платформе, их косили пулеметные очереди. Благодаря отцу семья спаслась, укрывшись в глубокой траншее, их парализованная бабушка осталась в санитарном вагоне. Когда всё стихло, оставшихся в живых загнали в вагоны, но многих недосчитались: прошел слух, что людей закрыли в шлюзах и пустили воду. Днепровская вода заглушила крики о помощи. Говорили, что сделали это солдаты Красной армии, выполняя приказ...

Месяц ехали на Северный Кавказ, бомбили постоянно, но немцы людей не трогали, знали, что едут свои... (Информация к размышлению.) Доехали до Благодатного на Ставрополье, на платформу выкинули горы вещей, оставшихся от убитых и никому уже не принадлежавших. Дома в поселке были закрыты наглухо, никто не хотел пускать к себе немцев, но когда увидели, что это – несчастные, измученные люди, сердца и дома раскрылись: поселились у старичков, в маленькой комнатке, где прожили месяц, пользуясь гостеприимством хозяев. Дети собирали плоды клещевины, из которых делали касторовое масло, отец работал, мать вела хозяйство.

Когда немецкие войска подошли к Кавказу, их погнали дальше, в казахские степи, сначала в Кокчетав, потом на санях до деревни Рухловка, где несколько дней продержали в бараках, а потом расселили по домам местных немцев. Вайманы опять попали в маленький домик к старикам. Отца сразу забрали в трудармию – это страшное порождение советской системы было создано специально для русских немцев всех возрастов, которые без суда и следствия, бок о бок с зеками, обязаны были исполнять принудительную трудовую повинность на благо великой родины. Уже после войны узнали, что отец умер в Карагандинском лагере от туберкулеза в 56 лет. А сейчас шла зима 42-го, девочки пасли овец. Был такой голод, что Галя с подружкой совершили страшное преступление – украли барана. Мама сварила его ночью на костре и кормила девочек мясом.

2 февраля 43-го пришла очередь сестер. Их посадили на телегу, мама бежала рядом, плакала, кричала что-то, потом упала и долго лежала почти без сознания. (В 46-м Галя разыскала ее в селе Константиновка, и мама прожила с ними вместе до 92-х лет.) На какой-то станции всех загнали для медосмотра в бараки, заставили раздеться, девочки стеснялись, прижимались друг к другу, их признали пригодными, загрузили в вагоны. Девушки и женщины от 16 до 35 лет целый месяц ехали на Урал, было очень холодно, дорога в неизвестность ужасала. Когда поезд остановился и вагоны открыли, дух захватило от бесконечного белого безмолвия. Выпрыгивали в глубокий снег – солдаты держали оружие на изготовку, был приказ стрелять на поражение – еле живых, истощенных людей построили в колонну и погнали под конвоем, с собаками. Шли неделю, ночевали в брошенных, промерзших домах. Лиля, с детства болезненная и слабенькая, с врожденным пороком сердца, не могла больше идти и, совсем обессилев, упала в снег. Конвойный в теплом полушубке, с автоматом и собакой, рвущейся с поводка, сказал, что, если она не сможет двигаться дальше, он ее пристрелит тут же, на месте. Тогда Галя и еще одна женщина, имени которой они уже, увы, не помнят, взяли Лилю под руки и весь оставшийся путь тащили за собой. Пустые сани замыкали скорбную процессию, но в них так никого и не посадили... Пришли в Соликамск (Пермский край), где отобрали самых красивых женщин, пригодных для определенной работы, а остальных пустили дальше по этапу; в поселок Ныроб шли трое суток.

Лагерь назывался Вольм. В бараках рядами стояли трехъярусные нары. Лиля забралась на самый верх, утром всё тело было в крови, матрасы кишели клопами. Им выдали теплую одежду, чуни, рукавицы, шапки и послали вместе с заключенными на Каму выкалывать бревна изо льда. Так проработали до весны 43-го. Зеки жалели хрупких девчонок, не обижали, наставляли по-отцовски: «Не будь доходягой, а то на гору попадешь. День прожила и хорошо. Если будешь плакать, умрешь». Гора эта была видна отовсюду и состояла из бывших учителей и врачей, рабочих и колхозников: их трупы, сваленные кое-как, замерзали зимой, а с приходом теплых дней лагерь накрывало облако зловония. Повсюду стояли вышки с часовыми, зеки бежали, их почти всегда отстреливали, и гора росла.

С началом ледохода жизнь сестер изменилась: их отправили в село Рябинино, на реке Вишера. Галя когда-то училась на тракториста, теперь ей предстояло переучиться на рулевого. Она наотрез отказалась ехать без сестры, и Лилю тоже взяли помощником рулевого, но она была слишком мала и ее определили в шуровщики, а попросту говоря, в кочегары. Плоты, сбитые из бревен, тянули катера, Лиля таскала березовые чурки и закидывала в бункер, где они тлели. Много раз обжигала руки, лицо, кожа сходила слоями, оставляя кровавые рубцы: они долго не заживали, не давали спать, воспалялись.

Когда река замерзла, их послали на лесоповал. Работали одни женщины, сильный пол, надежда и опора страны. Жили в холодных бараках, голодали, черное мыло перетапливали, разрезали на кусочки. Лиля шла в деревню обменивать их на картошку. Мороз был такой, что птицы падали на лету, лед трещал, дома утопали в снегу выше окон. Одна женщина дала немного молока и булочку – давно забытый вкус вернул в детство, в теплый, благоухающий Крым, в родительский дом... Идти обратно было еще труднее: еле передвигая ноги, она увязала в глубоком снегу и молилась: только бы не упасть, тогда – верная смерть. Грызла на ходу картошку и шла дальше. Потом Лиля заболела желтухой, но больничных не давали, и Галя обменяла кусочек хлеба на 4 вши, засунула их в черный мякиш и дала сестре. Народная медицина помогла, но от слабости Лиля могла только ползти – сначала до леса, а там от дерева к дереву. Как держала топор и пилу, не знает: деревья сначала подрубали, потом вдвоем пилили, валили, рубили ветки, сучья. Однажды бревно ударило по голове, и она упала без сознания в снег – сотрясение мозга. Ее оставили в ледяном бараке, но нашлась добрая душа, Лиля и сейчас помнит лицо и руки этой женщины, как она заботилась, поила теплым, выхаживала по-матерински, сшила кофточку из бязи, маленькое девичье счастье... На поверхности держала вера в Бога, воспоминания о родных, о доме и надежда, что когда-нибудь этому придет конец. Несколько имен сохранилось в памяти: Эрмина, учительница, с которой валили лес; слепая девушка Адел, – с ней каждый вечер молились, и механик Дергачёв, первым услышавший по радио, что война закончилась.

Но до этого произошло много всего: молодость победила и Галя вышла замуж, пока неофициально. Расписались только в 1956-ом. Иосиф Рубиш работал помощником машиниста на катере, хотя и был политическим: в 41-ом он служил в мотострелковых частях и был осужден по 58-й статье. Сестры попали к нему после учебы, он их добродушно гонял, называл сороками, они прятались, боялись его. Однажды катер сломался и Галя осталась наедине с этим, как ей тогда казалось, пожилым человеком, а он был всего-то на 9 лет ее старше. Три дня она держала оборону, наконец сдалась и многие годы они делили горе и радость, родили четверых детей, а тогда он стал для сестер и добытчиком, и другом. Старшая дочь Валя родилась в июне 44-го, жили на съемной квартире у Маланьи, она любила девочку, пекла шанежки, мыла в бане. До 46-го работали на катерах, потом пришло разрешение уехать. С этого момента пути сестер временно расходятся. Галя с семьей жила в Константиновке, в Кокчетаве и Джамбуле.

Лиля проработала в трудармии до зимы 48-го, потом нашла брата Арнольда и уехала к нему на Южный Урал. Работала в шахте, толкала вагонетки с углем, чистила штреки, везде была строгая дисциплина, за опоздание давали до 25 лет. В 1950 году Лиля вышла замуж за Якова Беннера, родился сын, а после отмены комендатуры в 1956 году вся большая семья собралась в поселке Акуль Джамбульской области. Потом их опять разбросало по стране, пока в 1994 году они не уехали в Германию. Галя приехала через год. Они поселились в Люнене, рядышком. Две сестры, несломленные, непобежденные, пронесшие через всю жизнь терпкий запах сухих трав, любимый Крым, там до сих пор стоит дом, где остались их сердца...