Темы
Оксана Козак
Кусочек Нормандии
Чтоб в рай попасть мне – множество помех:
Лень, гордость, ненависть, чревоугодье,
Любовь к тебе и – самый страшный грех -
Неутолимая любовь к Свободе.
(Гийом дю Вентре, Сонет «MEA CULPA!»)
При слове «Нормандия» первое, что приходило мне в голову – это, конечно же, бездарная высадка союзников, Вильгельм Завоеватель, а затем – Жанна Д’Арк. Два человека из разных эпох, разного возраста, с разными целями, но в обоих именах жила История. Они были ее домом.
История Жанны – это история предательства. Казалось бы, Франция – образец благородства, средоточие лучшего, что есть в человечестве. Но Ромен Гари все-таки это сказал: «Я люблю только ту Францию, которая находится в моем сердце, потому что Вторая мировая война показала Францию другой – мелочной, заискивающей перед силой, уродливой».
Фашистам сопротивлялись в большинстве совсем не французы. И маленькая Дениза Эпштейн с маминым чемоданчиком, хранившим рукописи Ирен Немировской, ждала по ночам надменного скрипа сапог «сверхлюдей», которые убили ее отца и мать.
Дениза приезжала в Киев, на родину матери. Сохранился дом, где жила Ирен. Дениза рассказывала при встрече, что во время оккупации Парижа немцами они с сестрой ночами ковыляли из подвала в подвал, и она волочила чемодан с записками, приросший к ее руке, который дарил ей ощущение безопасности и могущества. Она помнила чувство неизбежности – что вот сейчас ее выдадут гестапо просто так, даже не спасая свою жизнь, а ради того, чтобы почувствовать себя винтиком в махине уничтожения того, что думает, дышит и любит.
После сожжения Жанны Д’Арк одна из религиозных и богобоязненных старушек в Руане собрала ее пепел и развеяла с моста над речкой. Собственно говоря, ее об этом никто не просил, это была ее дань божественному таинству убийства той, которая, жертвуя жизнью, спасала Францию. Возможно, это одна из форм религиозного экстаза. Наверняка эта старушка шла домой с божественным чувством выполненного долга, к которому ее призвал Всевышний. Этому мосту выпала честь остаться в веках символом глухого идиотизма.
Маршал Жиль де Ре, который финансировал первые победоносные походы Жанны, оказался слишком богат и, главное, независим, свободен. Он единственный собирал войска, чтобы спасти Жанну во время ее заточения. Не успел. Когда на суде ему зачитали обвинения в убийстве младенцев, он рассмеялся, но нечеловеческие пытки во славу Господа делают чудеса, и Жиль сознался в том, что похищал. И пил кровь невинных детей. И не заморачивался сильно – хоронил еще тёплые тела в своем саду. По словам судей, их выкопали множество под стенами замка: одни детские кости, скелет на скелете. Нашлись свидетели, которые, крестясь и божась, видели своими собственными глазами, как барон выносил трупы и самолично закапывал, громко хохоча и богохульствуя. Инквизиция приписала ему всё, что могло создать ее божественное воображение – грех содомии, черные мессы, поедание трупов в обществе магов и многое другое. Страшно читать подробные записки судебных заседаний – бедные детки, дрожа, молили о пощаде, и в красном зареве наступающего утра крестьяне слышали детский плач и хохот палачей.
Но главной виной Жиля были множественные замки и богатство, превышающее богатство короны. А также деньги, которые он по первой просьбе ссужал королю и церкви, и которые просто очень не хотелось возвращать. Было много не очень бедных, но очень жадных родственников, которые мечтали оттяпать кусочек от его богатства.
Путешествуя по Нормандии, можно проехать мимо осколка стены бывшего замка прототипа Синей Бороды. Именно такой памятник больше всего подходит судьбе этого странного, мужественного, свободного и надменного маршала.
Жанну казнили на рыночной площади – просто между рядами зеленщиков и продавцов баранины. Сохранилось ухоженное здание суда, где ее допрашивали. Страшно.
Но, с другой стороны, трудно представить ее замужней матроной, покупающей петрушку на том же рынке, торгующейся с молочником, раздобревшую, с кучей детей и костлявым муженьком, которого она поколачивает по средам, вспоминая осаду Орлеана.
На этом рынке очень вкусный и дешевый сыр всех возможных сортов, созданных французами. Зная парижские цены и покоренная дешевизной сыров, я накупила всяких: с плесенью и без, безнадежно вонючих и не очень. Потом через два дня в Гётеборге я заворачивала их во множество газет и фольгу, но каждый раз, выходя из лифта на своем этаже в гостинице, я была уверена, что меня уже выселили: скорее всего, такие запахи попадают в статью о терроризме. Позже в закрытом самолете от них было некуда деться. Представляю скорость, с которой горничные убирали в моем номере. Запах менялся постепенно, и к концу пребывания в Гётеборге он выбрасывали меня из номера будто взрывной волной, когда я открывала дверь. Я мужественно вытерпела всё и привезла сыры домой, где была вынуждена выбросить их за негодностью.
В Руанском соборе в каменном саркофаге хранится сердце Ричарда Львиное Сердце, а сам Ричард покоится со своими родителями в аббатстве Фонтевро: с Алиенорой Аквитанской и Генрихом II Плантагенетом.
Чудесные маленькие города Нормандии со свежими устрицами в ресторанах… Иногда – с одной-единственной центральной улицей. В прелестном городке Oнфлёр нас угощали кальвадосом 1946 года. Он обжигал горло. Но кальвадос для меня навсегда слился с именем Ремарка.
А я хочу рассказать немного о Довиле. Город стал знаменитым после того, как там был снят фильм «Мужчина и женщина». Оказавшись на песчаном пляже, вспоминаешь ушастую счастливую собаку, которая носится по берегу.
Мы приехали русскоязычной экскурсией на автобусе. Нам выдали билеты в казино, где вчера еще играл Брэд Питт, как нам сказали. По этим билетам мы имели право на один коктейль, но до похода в казино у нас был час свободного времени.
Это был ноябрь, моросил дождь. Проходил какой-то кинофестиваль, и меня поразила публика, вышедшая после просмотра фильма на улицу. Они были все в черном, шли строевым шагом в ногу с непроницаемыми скучными лицами – казалось, они кого-то хоронят. Но это был просто фестиваль с очень дорогими билетами. И, вероятно, стоимость одного зонтика в руке вышедшего из зала равнялась стоимости номера в дорогой гостинице.
А я решила этот свободный час использовать на всю катушку. Я помчалась по пустому песчаному пляжу к Ла-Маншу, чтобы искупаться. Я не могла упустить такую возможность. Было достаточно холодно, и я не заметила ни одного человека на расстоянии двухсот метров от меня. Поэтому я сняла с себя всю одежду и положила ее рядом с сумкой, где были паспорт, деньги, билеты в Гётеборг и назад в Киев. Сумка находилась метрах в двадцати от воды.
Голая я поплыла с чувством, которое трудно описать. Огромная волна накрыла меня с головой – был прилив или что-то вроде волнения на море. Я сильно захлебнулась и поплыла назад. Край воды передвинулся, и моя одежда с сумкой оказались под водой. Но Господь, глядя на меня с высоты, скорее всего, подумал: «Ну и идиотка!» и послал двух ангелов. Это были две женщины из Москвы, подружки, которые, не зная, как провести свободный час, решили пойти за мной из любопытства, увидев, как я сломя голову помчалась в непонятном направлении. Они спасли мою сумку, но не одежду. Внутри документы не успели намокнуть, всё было целым, но одежда была где-то в Ла-Манше. Я осталась абсолютно голой, но бесконечно счастливой, что деньги и документы не утонули. Я начала нырять и рыться в песке. И – о чудо: я выловила туфли! А вот и юбка, а вот и остальное! Одежда не уплыла в море, потому что её занесло песком. Было потеряно только нижнее белье.
Свой коктейль я была не намерена пропустить. Мокрая, в песке, дрожащая, похожая на драную лахудру, я вошла в казино.
Нас встречал ухоженный мальчик – весь в белом, вызывающий в памяти пирожок из «Алисы в стране чудес», который приговаривает «Съешь меня!». Тех, у кого обувь не соответствовала понятиям «приличная», не пропускали. Мальчик в белом долго и критично меня осматривал. Было видно, что ему очень не хочется меня впускать, но мои туфли были достаточно хороши, а указаний, запрещающих вход мокрым девицам, вывалянным в песке, не было. Он пропустил меня с особенным выражением лица человека, который рискует своим рабочим местом. Но официально придраться ему было не к чему.
В казино были позолоченные перила, тяжёлые парчовые портьеры и богатые старушки перед игровыми автоматами, с ногами влезшие в игру. Мне стало легче, когда я выпила свой коктейль, который выбирала очень долго под презрительно прицельным взглядом бармена. Можно сказать, что я была счастлива.
Огромная вывеска оповещала посетителей, что фотографировать категорически запрещено. Мои москвички, спрятавшись за портьерой, снимали казино на камеру. Я вспомнила, что у меня с собой есть фотоаппарат. Я не очень люблю фотографии, плохо разбираюсь в фотоаппаратах, но этот одолжила моя подруга специально для поездки. Мобильные телефоны были еще кнопочными. Не прячась, я сделала один снимок. Мальчик в белом, скорее всего, внимательно следил за мной, потому что я явно отличалась своим вызывающим видом. Он тут же подскочил и ну очень вежливо попросил стереть снимок. В пользовании фотоаппаратом я еще не доползла до таких вершин, чтобы выборочно стирать снимки. Я умела только нажимать на кнопочку. Я дала фотоаппарат ему и сказала: «Вам нужно – стирайте сами!». Он с видом человека, который с утра до вечера практикуется стирать снимки с фотоаппаратов, начал с необычайной скоростью листать меню. Но комментарии были на русском, и он, конечно же, только интуитивно догадывался о значениях меню по знакомому расположению опций. И тут я заметила, что он собирается нажать кнопочку с надписью «стереть всё». А там были снимки городов Нормандии, Руана, саркофага рыцаря, даже снимок головы Декарта с надписью на лбу голубыми чернилами «Это Декарт», которую торжественно поместили под стекло в Музее человека в Париже после того, как через четыреста лет поисков она появилась на аукционе в Швеции. Французы выкупили ее как национальное достояние.
И тут пережитое за последний час выползло наружу. Я выхватила у него аппарат и злобно прошипела: «Кретин, идиот, дурак, даун, ты сейчас сотрешь всю Нормандию!» Затем я затопала ногами и подсохший песок начал сыпаться на пол. Я зарычала. Он раздражал меня – такой красивый, белый, высокий и невозмутимый. Но тут всё его спокойствие улетучилось. Он смотрел на меня парализованно с широко раскрытыми глазами. За моим змеиным шипением явно стояло нечто другое, это он чувствовал как человек, работающий в казино с человеческими страстями. Вся наша экскурсия столпилась в дверях, явно наслаждаясь зрелищем.
Другой такой же мальчик – высокий, красивый, в белом, явный клон первого – решил выручить товарища. Он подошел ко мне, улыбаясь, но я уже успокоилась, вытерла слезы и с чувством стыда вышла из казино.
У меня было место в самолете у самого окна в последнем ряду. На взлете из какого-то проема между потолком и полкой на меня вылилось ведро воды, но я была невозмутима. Позже стюардесса приволокла какие-то полотенца, но меня уже трудно было вывести из равновесия.
Мне понравилось?
(Проголосовало: 11)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>