Дом Григория Левина

Это было в середине 70-х. Григорий Михайлович Левин был дружен с моим отцом, Михаилом Гениным, и однажды через него передал мне предложение прийти на занятие «Магистрали», что я и сделала. Григорий Михайлович ознакомился с моими попытками облечь в рифмы «души прекрасные порывы» и как истинный педагог сначала произнёс нечто ободряющее. Но тут же заметил: «Вы прячетесь за слова, а нужно стараться с их помощью раскрыться!» Его взгляд был снайперским, видящим достоинства и недостатки любого текста мгновенно.

Домом Левина была литература, и только под её надёжной крышей он мог жить полноценно и счастливо. Ориентироваться в жизни вне этого дома ему было непросто. Он часто попадал в трагикомические ситуации, которые, если и вызывали у учеников и его друзей улыбку, то непременно в сочетании с восхищением: кто ещё так бескорыстно, не думая о своих нуждах и выгодах, служил слову, помогая войти в литературу многим талантливым людям? Он первым смеялся над собой – смеялся порой до слёз, молодо и заразительно. Такой смех я слышала ещё только у Николая Ивановича Харджиева, писателя, историка литературы и искусства, часто бывавшего у нас дома. Так умеют смеяться только очень молодые люди, полностью, безоглядно отдаваясь смеху – так, как будто в их жизни ещё не было ни настоящего горя, ни непоправимых потерь. 

Вот только несколько связанных с Левиным эпизодов, которые не забылись.

Сломанный стул

Литературное объединение «Магистраль» собиралось в то время под крышей Всесоюзного института научной и технической информации (ВИНИТИ) на «Соколе». Занятия обычно начинались с обсуждения стихов или прозы членов литобъединения. Выступали два оппонента, а потом в обсуждение включались все сидящие в зале. Итог подводил Левин. Отталкиваясь от текстов обсуждаемого автора, он легко и свободно перемещался по бескрайним просторам словесности. На нас обрушивался мощный ураган цитат, реминисценций, аллюзий, размышлений и воспоминаний. Многие приходили на занятия только ради этих минут, которые, как правило, растягивались до размеров огромной лекции. Невозможно сейчас представить себе, что ни у кого в то время не нашлось даже диктофона, чтобы хоть однажды записать эту блистательную, свободную, полную страстной любви к литературе речь. Увы, левинские лекции сохранились только в нашей памяти...

Конференц-зал был полон. За столом, стоящим в зале внизу перед сценой, Григорий Михайлович цитировал Маяковского, энергично размахивая руками. Голос Левина звучал всё ниже и становился всё громче, переходя почти в рычание, а стул, на котором он сидел, раскачивался и скрипел всё сильнее. Вдруг ножки стула подломились – и Левин очутился на полу. Зал отозвался взрывом хохота. Но Григорий Михайлович, казалось, даже не обратил внимания на то, что произошло, и с той же страстью продолжал чтение, всё так же размахивая руками. Зал затих, потрясённый. К упавшему тотчас бросились магистральцы, подхватили его под руки, помогли подняться, принесли другой стул, пока ещё целый, и усадили Григория Михайловича на него. Левин не прервал чтения ни на секунду. 

Тут я не могу не вспомнить эпизод в Литературном музее на вечере, посвящённом юбилею Галактиона Табидзе. Внезапно на сцене и в зале погас свет. Поэт Владимир Леонович, в юные годы тоже посещавший «Магистраль», никак не реагируя на кромешную тьму, невозмутимо продолжал читать наизусть свои переводы. Это длилось довольно долго – до тех пор, пока не заменили перегоревшие пробки. «Школа Левина», – заключили те, кто знал Григория Михайловича.

По морозу – в тапочках

Как-то раз Левин позвонил мне и попросил проводить его в подмосковный город Электросталь, где он руководил литературным объединением. Не откликнуться на его просьбу я не могла: Григорий Михайлович плохо себя чувствовал, и ему тяжело было ехать одному.

Был зимний морозный вечер. Мы вышли из дома. Левин спешил: он опаздывал. Его походка показалась мне странной, непривычно шаркающей. Оказалось, что он вышел на улицу в тапочках! Не обращая на это абсолютно никакого внимания, Григорий Михайлович продолжал читать мне чьи-то стихи. Я предложила ему срочно вернуться домой и переобуться. В ответ он стал смеяться и тянуть меня к метро. Несколько минут упорной борьбы всё-таки увенчались моей победой, и Григорий Михайлович повернул назад.

Тут я вспомнила, как однажды Левин стоял на морозе в распахнутом пальто и, энергично размахивая руками, не замечая холода, вдохновенно читал магистральцам очередную лекцию о поэзии – они же в это время настойчиво, но довольно безуспешно пытались застегнуть его пальто.

Лучшее лекарство

Левин болен. Серьёзные проблемы с сердцем. В больницу ехать отказался, лежит дома. Он дал врачам обещание, что не будет вставать с постели и что никто не нарушит его покой.

В квартире стоит почти беспрерывный звон: звонят по телефону, а то и прямо в дверь, без всякого приглашения. Это ученики Левина, магистральцы.

Я сделала открытие: степень бесцеремонности и настырности жаждущих попасть на консультацию к учителю, как правило, обратно пропорциональна их одарённости.

По просьбе Инны Ефимовны, жены Левина, я пыталась держать оборону в прихожей, но магистральцы каким-то образом всё-таки просачивались в комнату, обременённые своими нередко увесистыми рукописями. Этому немало способствовало левинское категорическое: «Впусти их! Пусть проходят!» – которое доносилось из комнаты. Он отказывался понимать, как можно не впустить кого-то, пришедшего к нему на консультацию.

Лицо Григория Михайловича бескровно, голос звучит непривычно тихо. Но вот в руки Левина попадает чья-то рукопись – и ... больной выздоравливает! Он садится на кровати и читает вслух. В одной руке у него стихи, другой рукой он размахивает в такт чтению. Его голос становится всё громче, на лице появляется румянец. Я пытаюсь остановить Левина – куда там! Он очень сердится на меня и дочитывает рукопись до конца. После чего в изнеможении ложится – он опять болен, ему трудно дышать...

Куда упадут Толстой с Достоевским?

    *  *  *                                    

Книги некуда девать.

Может, класть их под кровать?

Может, их сложить в углу

Или просто на полу?

Если класть их на окно,

Будет в комнате темно.

Положить их на кровать?

Где тогда мы будем спать?

Раз их некуда девать,

Лучше их не покупать.

Эти стихи сочинила Лена Левина, дочка Григория Михайловича. «Мне кажется, отец принимал некоторое участие в этом сочинении. Мне было лет 8-9, это была наша коллективная работа», – сказала она.    

Григорий Михайлович спал в комнате, переполненной книгами, журналами, газетами и рукописями. В изголовье кровати высилась внушительная башня из книг. Стоит слегка ее задеть – и она обрушится на голову спящего. Я сказала об этом Григорию Михайловичу, но он радостно заметил: "Представляешь, как это было бы прекрасно – умереть оттого, что на голову упал том Толстого или Достоевского!" И захохотал. Я не могла разделить с ним веселья по этому поводу и просила его лечь спать так, чтобы голова и ноги поменялись местами. Он возражал – я настаивала. Наконец, мне надоело спорить, я взяла подушку, переложила ее ему в ноги и уехала домой.

Григорий Михайлович позвонил мне на утро и долго не мог говорить от смеха. В конце концов я услышала, что книжная башня, как и ожидалось, ночью рухнула на кровать. Но, к счастью, Достоевский с Толстым обрушились всей своей тяжестью не на голову моего учителя, а на его ноги.

Голос Марии Сергеевны

Григорий Михайлович очень дорожил дружбой с Марией Сергеевной Петровых, часто рассказывал мне о ней и, конечно, читал ее стихи. Смерть Марии Сергеевны пережил тяжело.

Однажды его пригласили выступить перед студентами Московского университета с лекцией о жизни и творчестве Петровых. По просьбе Левина я приехала к нему, чтобы вычитать текст его выступления. Но Григорию Михайловичу стало плохо с сердцем, и он стал просить меня прочитать этот текст студентам вместо него. Я встретила эту просьбу без энтузиазма и попыталась убедить Левина отказаться от выступления. Но он продолжал умолять меня поехать в университет, и мне пришлось согласиться.

Это было для меня очень тяжелым испытанием. Заменить Левина я, разумеется, никак не могла. К тому же он почему-то считал, что мой голос похож на голос Марии Сергеевны и его текст о ней я непременно прочитаю её голосом. Иногда Григорий Михайлович звонил мне и просил поговорить с ним голосом Петровых. Это казалось мне странным.

До сих пор для меня остаётся загадкой, как можно было говорить о сходстве между нашими голосами: моим, довольно высоким, и Петровых, довольно низким.

Я дважды слышала голос Петровых. В середине 70-х я получила задание в «Московском комсомольце» взять у нее подборку стихов для рубрики «Книга в газете». Я позвонила Марии Сергеевне и получила согласие (увы, по какой-то причине нам так и не удалось встретиться). Потом, много лет спустя, мне в руки попала запись на CD: Мария Сергеевна читала свои стихи. Но сколько я ни вслушивалась, ничего общего между нашими голосами найти не смогла.

Бумажный Эверест

Старая квартира Левина у метро «Проспект Вернадского». В гостях у Григория Михайловича поэт Валентин Дмитриевич Берестов и я. Комната, где мы сидим, проходная. Дверь из неё ведёт в смежную комнату: она совсем маленькая, и все стены её – с пола до потолка – в книжных полках. В середине комнаты – выше человеческого роста – гора рукописей, газет, книг... Это рукотворное чудо создано общими усилиями магистральцев: год за годом они приносят учителю свои рукописи и публикации.

Левин собирается в дорогу – в Болшево или в Электросталь, где он, как и в «Магистрали», ведёт занятия в литобъединениях. Оплачивается эта работа как выступления по путёвкам от Бюро пропаганды художественной литературы Союза писателей. Путёвки лежат в маленькой комнате на одной из книжных полок, справа от двери. Для того, чтобы их достать, нужны героические усилия: дверь в комнату можно только чуть приоткрыть – мешает бумажный Эверест.

Левин приступает к выполнению неразрешимой задачи: он должен проникнуть в маленькую комнату и взять путёвки. Мы в Берестовым напряжённо наблюдаем, как Григорий Михайлович, игнорируя свои далеко не миниатюрные формы, отчаянно пытается протиснуться в узкую дверную щель. (Наше с Берестовым предложение о помощи было отвергнуто Левиным сразу и бесповоротно.)

Наконец, после долгих усилий Левин каким-то чудом всё-таки оказывается в смежной комнате. Тотчас раздаётся грохот, а следом за ним – безудержный хохот Левина: «Произошёл обвал!!!» Это рухнул бумажный Эверест и замуровал выход. «Валентин Дмитриевич! – кричу я Берестову. – Вы же в прошлом археолог! Необходимо срочно провести раскопки и вызволить Григория Михайловича!» Мы в Берестовым бросаемся на помощь. Вероятно, профессиональные навыки Валентина Дмитриевича всё-таки сыграли свою роль: после продолжительнойсовместной борьбы за освобождение Григория Михайловича из-под завалов творческого наследия его бесчисленных учеников он вышел из комнаты с путёвками в руках!

А был ли Пушкин членом «Магистрали»?

Новая квартира Григория Михайловича на ВДНХ (ул. Цандера). По периметру большой комнаты стоят стеллажи с книгами, некоторые из них – перпендикулярно стенам. Подойти к балкону нельзя: путь перегораживает гора книг, журналов и рукописей, выше человеческого роста. Григорий Михайлович собирается ехать на занятие литературной студии, которой он руководит. Вечная неразрешимая задача: для этого нужно взять с собой путёвку на выступление. Выясняется, что на этот раз она находится в ящике письменного стола, стоящего возле балкона. Интересно, как она там оказалась, ведь добраться туда невозможно.

Григорий Михайлович жалобно говорит мне: "Прошу тебя, перелезь, пожалуйста, через эту гору, возьми путевку! А я буду тебя ловить". Перспектива свернуть себе шею меня не совсем устраивала, но делать было нечего, и я стала карабкаться на вершину бумажный горы. Она была живая, двигалась под ногами и пыталась скинуть незваного альпиниста вниз. Кое-как я всё-таки доползла до самого верха, перелезла через горный хребет и съехала на пятой точке вниз, благо этот склон был пологим. Путёвка в столе нашлась сразу. Надо было возвращаться назад.

Я взяла путёвку в зубы и на четвереньках стала карабкаться вверх, относительно быстро преодолев пологий склон. Вот было зрелище! Но на этом месте я остановилась: тот склон, по которому мне предстояло спуститься, был абсолютно отвесным. И как только я по нему поднялась! Григорий Михайлович, раскинув руки, крикнул: "Прыгай! Я тебя словлю, не бойся!" Я решила: будь что будет, выбора всё равно нет – и прыгнула. Как ни странно, Григорий Михайлович меня поймал. Свернуть себе шею мне так и не удалось. 

Конечно, хранить в крохотной квартире такое количество книг и рукописей было невозможно. Ученикам же действительно не было числа. Мало кто из пробующих свои силы в литературе миновал «Магистраль». Поэт Павел Хмара, в прошлом тоже магистралец, прекрасно написал об этом:

О, «Магистраль» – великая держава,
И из нее в литературный мир
Ушли Войнович, Храмов, Окуджава,
Гомер, Овидий и Вильям Шекспир!
И я теперь уже уверен в этом,
Я в этой мысли затвердел, как сталь:
Когда поэт становится ПОЭТОМ?
Когда его признает «Магистраль»!

Вы с этим спорить станете едва ли:
Поэтам «Магистраль» – вторая мать! …
А был ли Пушкин членом «Магистрали»?
Какой позор! Немедленно принять!

Ученики Григория Михайловича разъехались по свету и живут теперь в разных городах и странах. Кто-то из них связал свою жизнь с литературой, кто-то приобрёл профессию, далёкую от литературы. Но всех нас навсегда объединила «Магистраль», объединил наш учитель – Григорий Михайлович Левин, которого мы никогда не забудем и которого нам всем так не хватает.

Наталия Генина (Мюнхен)

Читайте также:

1. Григорий Левин и литературная студия Магистраль. Журнал «Партнёр», № 12 / 2017. Автор И. Парасюк
2. Как не восхищаться человеком, рассматривая его в зеркале! Журнал «Партнёр», № 4 / 2007. Автор: В. Леонович
3. Вечера с Владимиром Войновичем. Вечер четвертый. Журнал «Партнёр», № 4 / 2017. Автор: М. Беленькая
4. О Булате замолвите слово…  Воспоминания на портале журнала «Партнёр». Автор: Б. Розин
5. Белла Ахмадулина: о трепете души. Журнал «Партнёр», № 4 / 2017. Автор: В. Воскобойников
6. Встречи и не-встречи с Беллой Ахмадулиной. Журнал «Партнёр», № 1 / 2011. Автор: И. Жванецкая
7. Забытое путешествие. Вспоминая Евгения Евтушенко. Журнал «Партнёр», № 5 / 2017. Автор: Е. Кочанов
8. Поэзия – моя держава, я вечный подданный её… Михаил Светлов. Журнал «Партнёр», № 10 / 2013. Автор: В. Авцен
9. Что говорил Фазиль Искандер. Журнал «Партнёр»,№ 9 / 2016. Автор: Н. Генина