Первым пошёл в ход свиток из Кумранской пещеры, в котором упоминался отец нашего просителя Иезекииль, завещавший сыну двадцать пять овец. Потом был лист пергамента, подписанный каким-то Иосифом Флавием и озаглавленный "Иудейскими древностями", где упоминался он в числе отважных воинов отряда Бара Кохбы. Потом шла долговая расписка, подписанная им и выданная на имя Христофора Колумба.

Когда стало бесповоротно ясно, что мир, который за прошедшие десяток тысяч лет, делая неимоверные усилия в самоуничтожении и всё же добравшись до этого дня, должен вот-вот рухнуть, брат наш Р. А. нёс домой полкило крылышек, годичный простатит и страшное предсказание о предстоящей всемирной катастрофе, которая должна произойти одиннадцатого августа в пятнадцать часов десять минут.

Мой изысканный профиль настолько примелькался, моё саркастическое ворчание вторило всем выступлениям местных оракулов, что "свет решил... – как там по Пушкину?  – что он резов и очень мил". А когда же до юбилея великого поэта осталось двадцать дней, мне предложили сыграть его, что с блеском было исполнено в этот торжественный день. И вот тут-то и посетила меня дерзкая мысль: "А не заделаться ли и мне автором?".

 Ах, эта жизнь эмигрантская наша!

1992-1999 г.г.

 Ах, эта жизнь эмигрантская наша!

1992-1999 г.г.

Они были среди своих. Среди тех, кто дал миру Христа, Маркса и Эйнштейна. И хотели они, и могли ещё кое-чего добавить к этому, если бы им вняли. Но не пришли к ним, на удивление, ни важные купцы ганзейские, ни испанские гранды, ни венецианские дожи. На худой конец, даже представителей нобелевского комитета не досчитались они. А зря. Ой, как зря! Хоть и «страшно были далеки они» от Европы, но уже настал их час.

Их профессиональная деловитая работа то и дело прерывалась радостными восклицаниями, когда они находили уличающий, на их взгляд, документ, тогда они сбегались, дабы всем своим осуждающим видом пригвоздить этих отщепенцев к позорному немецкому столбу. Этих самых, которые нигде не работают, сидят на шее налогоплательщика и ещё крутят за их спинами всякие непозволительные гешефты.

Он кинулся к компьютеру. Решение вызрело мгновенно. Вошел в интернет, и над всем миром понеслись эти бредовые, безумные призывы – остановиться, оглянуться, пожелать добра всем и в один и тот же миг. Теперь он знал, что ему делать. С утра до ночи сидел он перед экраном и слал во все уголки земного шара свой призыв провести эксперимент, в котором он бы пожертвовал собой, но проверил бы свою догадку.

И вообще, обращаясь с этим материалом в редакцию, я убедительно прошу не печатать его, так как предвижу те неприятности, которые могут сопутствовать его появлению. Я боюсь преследования со стороны определенной части жителей города, а может быть, уже большей его части, так как за время написания (восемь часов) появилось ещё несколько тысяч посланников Брюсселя. Говорят, журнал „Партнёр“ организует эмиграцию в Антарктиду. Начнём с белого листа. Нам не привыкать.

Когда я послал свою «Исповедь» в журнал «Партнер», то до её публикации на страницах этого журнала я ни с кем из редакции не общался, не интересовался судьбой моего материала и вообще был уверен, что такой материал не может быть опубликован. Тем более, что сопроводил его я такими словами: «Обращаясь с этим материалом в редакцию, я убедительно прошу не печатать его, так как предвижу те неприятности, которые могут сопутствовать его появлению». И неприятности не заставили себя ждать...