Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

Павел Полян

ЕВРЕЙСКИЕ СУДЬБЫ

НЕЛЛИ ЕВГЕНЬЕВНА ПОЗНЕР: «ПОЛОВИНКА», ИЛИ «ГВОЗДЬ ПРОГРАММЫ!»

(ЛЕНИНГРАД – ГАЛИЧ – ЛЕНИНГРАД – ФРАЙБУРГ)

 

            Познеры и Лопатниковы

Нелли Евгеньевна Познер. По отцу и по фамилии – еврейка, по матери и по паспорту – русская. Половинка, мишлинг – это и то, и другое? Или это ни то, ни другое? Когда как.



Нелли Евгеньевна Познер

(1993)


С отцом связана одна невероятная история, описанная в книге Владимира Липовецкого «Ковчег детей». В 1918 году в Петрограде был страшный голод. Около 800 детей, и среди них  отец  с  сестренкой,  собрали  и  отправили  подкормиться на Урал. И действительно: поправились, загорели, отдохнули. В конце августа собрались возвращаться в Петроград, но  не  тут-то  было:  Юденич  окружил  город,  проехать  было нельзя. Приближалась уральская зима, а дети все в летней одежде  и  в  босоножках.  И  тогда  американский  Красный Крест  предпринял  целую  экспедицию,  чтобы  спасти  этих детей: через Владивосток вывезли их в Штаты, и три года, пока в России шла гражданская война, их кормили, поили и обучали. Когда же война кончилась, предлагали тем, кто захочет, остаться. Тех же, кто захотел вернуться, привезли через Финляндию в Петроград. Вместо месяца летних каникул – трехлетняя кругосветка!


В Америке отец кончил школу, а по возвращении поступил в Технологический институт на радиотехническое отделение. Но его не кончил: не почувствовал призвания. Тянуло же его на сцену, и вот, приняв участие в конкурсе артистов эстрады, он занял первое место, после чего ему предложили работать в Ленгосэстраде конферансье. Только вот после этой рокировки его родной отец … выгнал его из дома!


Когда  отец  женился,  его  семья  не  приняла  и  невестку, эстрадную певичку. И только когда в июне 1933 года на свет появилась  Нелли,  бабушка  приехала,  посмотрела  на внучкин курносый нос и сказала: «Наша!». После чего Познеры-Лопатниковы были прощены.


Несколько  слов  о  жестоковыйном  Познере-деде.  Таким «железным» был он далеко не всегда. Талантливый изобретатель, он однажды оказался в Кракове – городе, где жила бабушка, писанная красавица. Там-то он в нее и влюбился, влюбился  без  памяти  и сделал  предложение.  Но  родители ее ему отказали: мол, такой красавице подберем и более состоятельного мужа. Но не отказали в том, что дочь проводила его, расстроенного, на поезд в Санкт-Петербург. Однако и дед зацепил её сердце, отчего и она расплакалась на вокзале. И тогда он сказал: «Знаете, вообще-то у меня два билета». И бабушка села с ним в поезд и никогда об этом не пожалела. Вот такая история!..


А  с  Лопатниковыми,  родней  с  маминой  стороны,  было не менее интересно. Прадед был еще крепостным, но очень талантливым  художником.  Его  барин,  некто  Демидов из Псковской  губернии,  обратил  на  это  внимание  и  послал  в Париж  и  в  Италию учиться  живописи  и  резьбе  по  дереву.


Спустя два года, вернувшись, он вырезал барину целую роскошную библиотеку из дуба, после чего тот дал деду вольную.  И  тогда  он  с  прабабкой  приехал  в  Петербург  и основал  артель.  В  роскошной  столовой  Дома  журналистов на  Большой  Морской (бывший  особняк  Великого  князя Владимира) и сегодня можно видеть сработанные им дубовые панно с гирляндами цветов, фруктами и т.д. Есть там и прадедово клеймо: «Деревянная резьба артели Никифорова и Лопатникова».


Его сын, он же дед Нелли Евгеньевны, окончил университет, экономический факультет, и стал главным экономистом у барона Нобеля. Чуть ли не все Нобелевские миллионы проходили через его руки! Ещё он делал ревизии в коммерческих банках, а на благотворительных вечерах оценивал и подсчитывал пожертвования. Можно догадаться,что отношение у Лопатниковых к революции и большевикам было не самым нежным. И когда их дочь вышла за какого-то Познера, то бабушка горько плакала: как пить дать большевик!


Но членом партии Евгений Платонович не был. Кем же он был? Остроумным, обаятельным  и  порядочным  человеком. И  еще  артистом!  Он  учился  у  Козинцева  и  Трауберга, был знаком с Зощенко. Тексты для себя чаще всего писал сам, его коронный  номер назывался  «Буриме».  Дома  же  Нелли,  девочка с бантом пяти или шести лет, забиралась на стул и, под папин  аккомпанемент,  пела,  танцевала  или  читала  стихи. Аркадий Райкин, бывая у них в доме, называл ее так: «гвоздь программы»!..

 

Совершенно другой Ленинград

22  июня  застало  отца  с  дочерью  на  гастролях  в Кисловодске.  Накануне  отец обещал  повести  ее  в  кино  на «Василису  Прекрасную».  И  когда  он  произнес: «Доченька, война», Нелли всплеснула руками и сказала сквозь накатившие слезы: «Я так и знала! Значит, мы не пойдём в кино!».


После  этого  они  бросились  обратно  в  Ленинград.  А  это было очень трудно, потому что эшелоны шли с востока на запад, а проехать надо было с юга на север, поперёк. Дорога заняла не два дня, а все 20! А когда уже под Ленинградом появились немецкие самолёты, отец подхватывал ее с подножки, клал на землю около шпал и ложился сверху, закрывал своим телом от пуль.


Они  вернулись  в  совершенно  другой  Ленинград.  Везде надолбы, все окна крест-накрест обклеены белой бумагой, в небе аэростаты. Отец ушёл в военкомат, а когда вернулся, то дочка заплакала, уловив перемену отцовских запахов: место хорошего одеколона заняли махорка и пот.


Нелли Познер


Как у артиста эстрады, у отца была бронь. Но отец отказался от нее и пошел добровольцем на фронт. Он знал два языка,  английский  и  немецкий,  кроме  того,  был  хорошим организатором.


Отец уехал на Карело-Финский фронт, в лётную школу, а Нелли с мамой и тетей, пианисткой и ученицей Глазунова, остались  в  городе.  В  канун  7  ноября  1941  года прямо  в  их дом  попала  бомба,  но  квартира  осталась  цела,  только  вылетели окна и двери. Назавтра прислали солдат, они нашли дверь и поставили её на петли, забили окно фанерой, и с тех пор, в квартире уже не было дневного света, она освещались только маленькой лампадкой...


Вот два случая, зацепившихся за память. Однажды Нелли с мамой пошли вместе за хлебом. Сам по себе хлеб был ужасный – непропеченный, мокрый, тяжелый: в нем и туранда (шелуха от семечек), и глина. На четыре карточки им дали по 125 грамм, итого 500 грамм: полбуханки и довесок. Мама держала хлеб, прижав его к себе, но внезапно к ней подскочил мальчишка-ремесленник, выхватил хлеб и ну бежать. На мамин крик с соседней улицы прибежал патруль, два солдата и офицер: они быстро догнали вора и привели его. Был он совершенно отекший, глаза как щелочки, судорожно и совершенно невменяемо жевал их хлеб: ему было уже неважно, что с ним будет — убьют, не убьют, посадят, не посадят: только бы дожевать этот хлеб!

«Этот?», — спросил офицер.

«Нет,  не  этот.  Тот  был  значительно  выше». 

И  9-летняя  девочка на всю жизнь запомнила этого мальчишку и то, что бывает воровство, которое нельзя не простить.


Второй  случай.  Уже  во  время  войны  в  прачечную  отнесли два большущих узла грязного белья. Потом начались обстрелы, бомбёжки, разбомбило дом: какая там прачечная?..

И вдруг, в 1945 году по почте приходит извещение: Познерам надлежит в прачечной получить их бельё! А у Познеров всего-то имущества один-единственный чемодан – и вдруг: два огромных  тюка  белья!  Всё  накрахмаленное,  белоснежное — бабушкины скатерти, пикейные одеяла, и даже три концертные  рубашки.  Такое  богатство!  И  еще —  такие  нравы! В блокадном городе, несмотря ни на что, была дисциплина, народ был мужественный и ответственный – потому город выстоял.


В семье Нелли Евгеньевны в блокаду погибло 11 человек. Погибли бы и они с мамой, но отец не дал. Он добился у маршала  Мерецкова  (ни  больше  и  ни  меньше!) командировки с Карело-Финского на Ленинградский фронт и вывез свою семью  и  семью одного  полковника  в  расположение  штаба. Когда Нелли вынесли на улицу из квартиры без солнечного света, она, глядя на снег, закричала от рези в глазах: «Глаза! Глаза!». Мама замотала ей голову шарфом, и девочка снова ничего не видела.


Ну  а  потом  случилась  беда...  Отца  оговорили,  арестовали,  обвинили  в предательстве  и  даже  приговорили  к расстрелу. Но потом разобрались и выпустили. Cовершенно седые виски, без погон, без орденов, без ремня, гимнастёрка висит... Он вошёл в комнату и заплакал, сел и заплакал. Но после войны он уже был не тот. И в 1970 году он умер, не дожив до 67 лет... Блокадница-мать прожила 80 лет и умерла в 1982 году.

 

Артист, педагог, экскурсовод

После  войны  Неллина  жизнь  разщепилась  как  бы  на две части. Часть первая и любимая, но очень крошечная – сцена, театр. В 12 лет она уже танцевала сольную партию в Мариинском театре – Куклу в «Щелкунчике». Казалось бы, как же повезло! Но было это всего один раз. Буквально через два месяца — воспаление лёгких: одно, второе, третье. Потом начался туберкулёз, — какой уж тут балет?  Девочку  из  сырого Ленинграда  увезли  к  тете  в  костромской  Галич  –  старинный  город,  старше Москвы.  В Галиче тетя отвечала за хор, а по сути и за все, связанное с музыкой. Она и научила взрослеющую Нелли ставить танцы, затем – сцены из спектаклей, а потом – и сами спектакли. В 16 лет она поставила «Половецкие пляски», например.


В  1950  году  был  Всесоюзный  конкурс  детской  самодеятельности. На заключительный  концерт  в  Доме  Советов  в Москве, программу которого открывала Нелли («Гвоздь программы»!), вдруг возьми да приедь сам Сталин! И Нелли пришлось читать ещё и «Слово товарищу Сталину» Исаковского: «Мы так Вам верили, товарищ Сталин, / Как, может быть, не верили себе».


Но  артисткой,  повторим,  Нелли  не  стала,  внутренне  переключилась  на  режиссуру. Но,  поступив  в  30  лет  в Ленинградский институт культуры имени Крупской на режиссёрский факультет, отчетливо поняла, что и этот поезд ушёл.


И она перешла на преподавание – благо, первый институт,  который  она  закончила, был  Педагогический  (исторический  факультет),  а  второй  –  Институт  усовершенствования  учителей.  Но  платили  так  мало,  что  приходилось осваивать  новые  профессии  и  искать  подработки:  водить или  возить  экскурсии,  читать  лекции  по  линии  общества «Знание». За всю свою экскурсоводческую жизнь она не провела двух одинаковых экскурсий. А в 1989 году начала работать в Госстрахе.

 

«Жидовская морда!»

Однажды  вечером  на  улице  Маяковского  к  Нелли Евгеньевне,  русской  по  паспорту, подошёл  здоровенный мужик лет тридцати, стриженый ёжиком, вжал ее к стенке и, дыша перегаром и ненавистью, прошипел: «Убирайся вон, жидовская  морда!  Всё  равно  мы вас  всех  из  центра  выдавим». Половинка, мишлинг, жидовская морда! Получите по полной!


Нелли Евгеньевна Познер пришла домой, отдышалась, отыскала отцовскую метрику, выданную синагогой, — и назавтра же пошла в немецкое консульство. При подаче заявления (на дворе стоял 1995 год) она указала землю Баден-Вюртемберг — просто потому, что туда собирался  один  ее  хороший  знакомый.  Знакомому  разрешения не дали, а она его получила, хотя и не скоро – только в 2000 году. Так она попала во Фрайбург.


Приехала  она  сюда  не  одна,  а  с  мужем  –  Хейно,  эстонцем по национальности. Тогда ведь многие фиктивно выходили замуж за евреев или женились на еврейках, только бы уехать заграницу. Но посмотрев на их эстонский фотоальбом, а главное – на них самих, консул только порадовался: люди на старости лет нашли друг друга.

В  члены  еврейской  общины  Нелли  Познер  –  негалахическую  «половинку»  и  полную  «жидовскую  морду»  –  не приняли.





<< Назад | Прочтено: 554 | Автор: Полян П. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы