Дорогие наши друзья-читатели!

Вышла в свет третья книга журнала русской литературы "Зарубежные записки"! Мы с радостью сообщаем это не только подписчикам журнала, которые начали читать во втором номере роман Джеймса Болдуина "Комната Джованни" и ждут завершения публикации в третьем номере. Мы сообщаем это и тем читателям, которые до сих пор выражают удивление и даже обиду, что до их сведения не довели тот факт, что журнал "Зарубежные записки" уже существует! Некоторые подписчики и читатели "Партнера" и рубрики "Литературный Рейн" до сих пор "не слышали", "что-то слышали", "знают о журнале, но не знают, как на него подписаться"!

"Партнер" на своих страницах сообщает это в - каждом! - номере. Вот и сегодня - будьте внимательны! - мы такую информацию даём. Ещё не поздно подписаться, а те, кому интересны уже вышедшие номера, могут приобрести их также, хотя количество экземпляров первых номеров уже ограничено. Те из вас, кто знаком с "Зарубежными записками", убедились, что наше обещание выпускать журнал высокого художественного уровня воплощается в каждом выпуске. Об этом говорят и многочисленные отзывы читателей, и те отзывы, которые уже прозвучали в печатной и радиопрессе. Главное - это широкое жанровое разнообразие, представленное авторами, многие из которых уже воспринимаются в качестве живых классиков.

В свежем журнальном выпуске, помимо романа Болдуина, вы познакомитесь с блистательной повестью одного из финалистов Букеровской премии Юрия Малецкого, с рассказами таких известных прозаиков, как петербурженка Наталья Толстая, москвичка Галина Корнилова, со стихотворными подборками поэтов высочайшего уровня - Галины Погожевой и Андрея Рево. В разделе критики, эссеистики, литературоведения материалы Бориса Хазанова, Самуила Лурье, Александра Мелихова, имена которых говорят сами за себя. Мы называем не всех, но знатоки и любители литературы смогут выбрать произведения и других замечательных авторов. Мы сделали максимум для того, чтобы к вам в дом пришла настоящая литература! Вам остаётся самое простое - оформить подписку!

Представляя третью книгу журнала "Зарубежные записки", наша рубрика предлагает вам несколько страниц из этого номера.

Галина Корнилова - известный прозаик и драматург, одна из любимых учениц Паустовского, кандидат филологических наук, автор восьми книг и множества журнальных публикаций.

Галина КОРНИЛОВА

БРОНЮС, ДРУГ ГЕДИМИНАСА

 

Что случилось, что произошло в тот день с человеком по имени Гедиминас, никто толком не знал. Но, несмотря на это, с самого раннего утра по улицам города поползли удивительные слухи о тех странных поступках, которые Гедиминас совершил накануне вечером.

Рассказывали, например, что без пятнадцати минут восемь перед самым закрытием промтоварного магазина туда вошел Гедиминас, бледный, с блеском в глазах. Ничего никому не сказав, он растолкал покупателей и полез в витрину. Он скинул оттуда на пол магазина белозубого неживого мужчину, блондина в черной паре, и сам стал на его место, растопырив руки и обратив к стеклу дикую улыбку. На улице перед витриной сейчас же собралась веселая толпа, а заведующая магазином, ломая руки, обозвала Гедиминаса злостным хулиганом. Когда же заведующей с помощью хохочущих покупателей удалось наконец вытащить Гедиминаса из витрины, он вырвался от держащих его людей и бегом умчался куда-то по улице в темноту.

Примерно через полчаса член пожарной дружины, дежуривший в этот вечер по городу, обнаружил Гедиминаса взбирающимся вверх по лестнице пожарной вышки. Как сообщил Гедиминас дежурному, ему очень хотелось спрыгнуть с самого верха вниз.

Кое-кто видел потом Гедиминаса стоящим посередине пруда перед костелом. Гедиминас влез в пруд одетым - в пиджаке, брюках и ботинках, желая утопиться. Осуществить же свое мрачное намеренье он, конечно, не мог, потому что в самом глубоком месте пруда вода едва доходила ему до колен.

В одиннадцать часов вечера, когда последние посетители покидали закусочную "Ужкандиня", они обнаружили на улице против закусочной все того же неугомонного Гедиминаса. На этот раз Гедиминас висел на телеграфном столбе. Он держался на нем, крепко обхватив столб руками и ногами. Голова Гедиминаса была запрокинута, он смотрел вверх, на звезды, и тихо пел протяжную народную песню. Немногочисленные поздние прохожие стояли вокруг столба и в молчании слушали, как поет Гедиминас.

Обо всех этих невероятных происшествиях на другой день толковали на базаре, на почте, на складе овощной базы, в утреннем автобусе, следующем в районный центр, и за столиками закусочной "Ужкандиня".

Разумеется, происшествия такого рода случались и раньше в нашем городе. Кое-кто, не разувшись, заходил случайно в пруд, кое-кто терял внезапно равновесие, падал в витрину и даже разбивал ее. Но на это даже внимания особенного не обращалось. Ведь именно такое поведение для кое-кого было вполне естественным. Но только не для Гедиминаса!

В том-то и дело, что как раз от него никто ничего подобного не ожидал. С незапамятных времен Гедиминас пользуется в нашем городе репутацией человека в высшей степени уважаемого - непьющего, серьезного и спокойного. Вот потому-то странные его поступки, совершенные в один вечер, так взбудоражили весь город, вызвали в нем настоящий переполох.

- Хорошо, - можете вы сказать на это, - предположим, что Гедиминас ваш не какой-нибудь пьяница-алкоголик. Но ведь вполне могло случиться, что накануне вечером он все-таки выпил лишнего, а с непривычки хмель так ударил ему в голову, что он тут же эту голову и потерял.

И опять же выясняется в этом деле загадочное обстоятельство: алкогольных напитков в тот день Гедиминас не пил вовсе. Это категорически утверждают все, кто Гедиминаса тогда видел, общался с ним, разговаривал. Например, очевидцы того, как Гедиминас висел на столбе, в один голос заявляют, что в тот момент висящий Гедиминас распространял вокруг себя не запах спиртного, как того можно было ожидать, но от него явственно пахло прудовой тиной и сыростью. И собственная его жена Аушра, когда все это случилось, клялась и божилась, что муж ее и близко к бутылке не подходил.

Все это вместе взятое до того поразило и встревожило наш город, что часам к десяти утра на улице, где живет Гедиминас, собралась небольшая толпа. Из дома, крытого новеньким шифером, доносились громкие крики Аушры, которая на все лады ругала своего мужа, не умолкая ни на минуту. Голоса же самого Гедиминаса слышно не было.

Наконец распахнулась дверь, и на крыльце показалась растрепанная и возбужденная Аушра. Она спустилась во двор, подошла к забору и отсюда поведала пораженным слушателям, что Гедиминас в настоящий момент лежит в комнате на диване, ничего не ест и не произносит ни слова.

Соседи сокрушенно качали головами, смотрели с сочувствием на Аушру и с опаской - на дом, где лежал бессловесный и голодный Гедиминас. Соседи шепотом давали Аушре разнообразные советы и потом расходились, чтобы поскорее сообщить подробности остальной части города.

Жена Гедиминаса Аушра всю первую половину дня кричала и ругалась, не давая себе передышки. Начиная с полудня она перестала ругаться и принялась плакать. Заплаканная и охрипшая Аушра появилась к половине первого в приемной городской амбулатории, где больные, сидя на окрашенных и белый цвет скамьях, дожидались своей очереди и разговаривали про Гедиминаса. Увидев в приемной Аушру, они все разом замолчали и охотно разрешили ей пройти в кабинет врача без очереди.

Врач Берта Михайловна Капельман уже знала о том, что вчера вечером произошло в городе. Каждый больной, являвшийся в это утро к ней на прием, сразу же после рассказа о своих недугах переходил к рассказу о вчерашних подвигах Гедиминаса. За часы приема история эта пополнялась все новыми и новыми подробностями и оттенками. Поэтому Берта Михайловна ничуть не удивилась, когда плачущая Аушра вошла в ее кабинет без предварительной записи и очереди. Она усадила Аушру на стул, ловко и безошибочно выхватила из стеклянного шкафчика пузырек с валерьянкой, накапала валерьянки в стакан и велела Аушре выпить.

Кода Аушра немного успокоилась, Берта Михайловна задала ей несколько сугубо медицинских вопросов, касающихся Гедиминаса. Она ненадолго задумалась, выслушав Аушрины сбивчивые ответы, потом сказала, что придет и осмотрит заболевшего неизвестной болезнью Гедиминаса, как только закончатся у нее часы приема.

Берта Михайловна Капельман была человеком слова. А в данном конкретном случае сдержать свое слово ей помог и профессиональный, и чисто человеческий интерес к таинственному заболеванию Гедиминаса. Поэтому, как только последний больной покинул ее кабинет, она тотчас же поднялась с места, взяла свой портфель, где лежал стетоскоп, градусник и бланки для рецептов, и направилась через весь город навестить Гедиминаса.

Любопытные, толпившиеся с утра у ворот Гедиминаса, к этому времени разошлись по своим домам на обед. Аушра теперь в одиночестве сидела на верхней ступеньке своего крыльца и, ожидая доктора, в нетерпении поглядывала на дорогу. Аушра повела Берту Михайловну сначала в кухню и угостила ее пельменями собственного изготовления. Сидя в кухне, они еще раз поговорили о несчастье, так неожиданно свалившемся на Аушру, а затем Берта Михайловна прошла со своим портфелем в комнату, где на зеленом диване лежал бессловесный, равнодушный ко всему Гедиминас.

Доктор придвинула один из стульев близко к дивану, села на него и вытащила из портфеля стетоскоп. Несколько минут она изучала своим строгим опытным взором бесстрастное лицо Гедиминаса.

- Было бы хорошо, Гедиминас, - мягко сказала Берта Михайловна, - если бы ты показал мне язык.

Гедиминас тотчас же показал свой язык, однако сделал он это не совсем так, как хотелось врачу. В далеко высунутом его красном языке определенно таилось издевательство над окружающими.

Берта Михайловна на своем стуле отпрянула слегка назад, так что стетоскоп закачался на ее высокой, обтянутой белоснежным халатом груди. Издали она еще раз уперлась взглядом в окаменевшие черты Гедиминаса. Наконец, доктор вздохнула, пощупала у Гедиминаса пульс и рассеянным взглядом обвела комнату.

- Не знаю, - с сомненьем заметила доктор Капельман, обращаясь к застывшей у дверей Аушре, - полезен ли больному запах герани...

Герань в доме Гедиминаса росла в кастрюльках с землей, расставленных у окна на табуретах. Герань пышно цвела багрово-красными и розовыми цветами, отчего комната немного напоминала зимний сад.

- Вообще, Аушра, - добавила Берта Михайловна, - герань в доме - это провинциально. Вы же работник прилавка, культурный человек!

Аушра кивала головой, соглашаясь с доктором, но про себя решила поставить еще один гераневый куст в угол за диван, как только прохудится какая-нибудь из ее кастрюлек.

Берта Михайловна присела к столу и написала для Гедиминаса четыре рецепта на желтой бумаге. Она посоветовала Аушре давать больному как можно больше жидкости и ушла, не слишком довольная Гедиминасом.

После ухода врача Аушра побежала на кухню, налила в голубую миску свекольного хлодника, особенно любимого Гедиминасом, сунула туда ложку и поставила миску на стул у дивана. Но и к любимому хлоднику Гедиминас не проявил никакого интереса...

Когда старые деревянные часы Аушры с натугой проскрипели в кухне пять раз, на крыльцо их дома поднялся товарищ Григас, начальник районной милиции. Товарищ Григас остановился на пороге комнаты, куда провела его Аушра, и быстро оглядел отсюда диван с распростертым на нем Гедиминасом, герань, изразцовую печь и круглый стол, накрытый голубой клеенкой. Твердым шагом товарищ Григас приблизился к столу, взял в руки литровую бутыль из темного стекла и понюхал горлышко. В бутылке находилось подсолнечное масло.

- Так как же ты объяснишь свои поступки, гражданин Гедиминас? - сурово спросил товарищ Григас.

Уже то было страшно, что он называл, Гедиминаса "гражданином". До этого ведь они с Гедиминасом были добрыми знакомыми и не раз вместе отправлялись ловить рыбу на озеро Рякива.

Тем не менее Гедиминас, как видно, не очень испугался и объяснять свои поступки не стал. Он лежал на спине и, прищурившись, краем глаза наблюдал за товарищем Григасом, шагающим взад и вперед по комнате.

- Так, - значительно сказал товарищ Григас. - Понятно!

Он остановился у окна, выглянул во двор и на стекле двумя пальцами - средним и указательным - отбил боевой кавалерийский марш.

Аушра, которой, наоборот, все было не понятно, при звуках этого марша вздрогнула, и посмотрела на начальника милиции с тихим ужасом.

Но товарищ Григас больше ничего пояснять не стал. Он попрощался с Аушрой за руку и выразил тем ей свое сочувствие. Он окинул еще раз диван с Гедиминасом уничтожающим взглядом и, твердо ступая, ушел в свою милицию, где дожидались его другие неотложные дела.

Но не успела еще Аушра закрыть за товарищем Григасом калитку, как у порога ее дома показался новый посетитель. Это был молодой священник, а по здешнему - кунигас, настоятель местного костела, которого звали Ричард. Кипучая энергия и жажда деятельности переполняли кунигаса и выплескивались через край при каждом его движении. К дому Гедиминаса Ричард примчался на гоночном велосипеде марки "Спорт". Велосипед свой он оставил на улице возле калитки, однако Аушра вышла из дома и втащила велосипед кунигаса на террасу.

Ричард, одетый не по форме, в брюках и спортивной желтой куртке, торжественно прошествовал в комнату Гедиминаса и склонился над зеленым диваном.

- Сын мой, - радостно сказал молодой священник. - Не хотел бы ты сейчас помолиться вместе со мной?

По всей видимости, Гедиминас не хотел и этого. Он вздохнул, выразительно - снизу вверх - посмотрел на Ричарда и отвернулся к стене.

Тогда кунигас Ричард помолился перед диваном один. После этого он прошел в кухню к Аушре, чтобы успокоить ее и поддержать слабеющий Аушрин дух. Еще через несколько минут молодой священник, помахивая полами куртки, как крыльями, уже мчался по городу на гоночном велосипеде, излучая на всем своем пути ту же неукротимую радостную энергию.

Поздно вечером, когда Аушра с опухшим от слез лицом сидела на табурете среди кустов герани и глядела на Гедиминаса, ничего уже, впрочем, не видя и не различая, в дом к ним зашел еще один гость - старый приятель Гедиминаса Бронюс.

Бронюс был худым лысым человеком с длинным носом и голубыми, чистыми, как у младенца, глазами. Дня два тому назад, в пятницу, Бронюс уехал в соседний район на именины своей старшей сестры. Но едва только он, вернувшись, переступил порог родного дома, как история, произошедшая с Гедиминасом, стала ему известна от самого ее начала и до конца.

Пока Бронюс, проголодавшийся в дороге, занимался ужином, его жена, теща и две взрослые дочери в четыре голоса, перебивая и поправляя друг друга, поведали ему об ужасных событиях, случившихся в городе в его отсутствие.

- Пока ты веселился и напивался без памяти на этих глупых именинах, - едко сказала жена Бронюса, которая не любила Бронюсовой сестры и не одобряла ее именин, - тут человек сошел совсем с ума, свел с ума свою жену - женам-то всегда достается, за что только, спрашивается, - а теперь лежит на диване и помирает...

Бронюс не торопясь обглодал куриную ножку, поймал на вилку соленый огурчик, похрустел им и встал из-за стола. Не сказав никому ни слова, он вышел из дому и зашагал под горку, туда, где жил его друг Гедиминас.

Бронюс оттер на крыльце подошвы, распахнул дверь и вошел в дом, где стояла такая удивительная тишина, словно и не жили в нем люди. Бронюс прошел по коридору в комнату и увидел здесь сидящую на табурете под цветами Аушру. Бронюс посмотрел на багровое, опухшее лицо Аушры и велел ей пойти на кухню и немедленно умыться холодной водой.

Когда Аушра ушла, Бронюс присел на диван в ногах Гедиминаса, вытащил из кармана черную свою трубку, аккуратно набил ее табаком и закурил. Сизое облачко выпорхнуло из трубки, развернулось в кольцо, поплыло в сторону раскрытого окна, но по дороге наскочило на розовые цветы и запуталось в них.

Бронюс проводил глазами облачко, потом перевел задумчивый взгляд на выбеленную, но уже заметно засиженную мухами стену над головой Гедиминаса.

- Гедиминас! - сказал негромко Бронюс. - Я ведь знаю, Гедиминас, что с тобой такое. Все это случилось с тобой потому, что тебе вдруг надоела твоя жизнь. Ты просто вдруг догадался, что она у тебя совсем не такая, какую ты хотел. И дом тебе этот перестал нравиться, и Аушра твоя, и хлодники, которые она для тебя готовит. Ты, Гедиминас, спохватился, что тебе другое нужно, другого ты всегда хотел. А когда ты спохватился, то сейчас же понял: поздно уже и ничего поменять нельзя. И от этого на тебя напала тоска чернее сажи, чернее колодца, если туда сунуть в полночь голову. Такая тоска, что сердце человеческое разорваться может.

А я, Гедиминас, потому про тебя все это знаю, что и со мной тоже такое бывает. Только когда меня схватит, я скорее без оглядки бегу в "Ужкандиню", ты знаешь. Но ты, Гедиминас, непьющий, поэтому тебе гораздо хуже, и ты уже совсем не понимаешь, что тебе делать и куда податься. Но и у тебя это тоже пройдет. Ты лучше вставай сейчас, Гедиминас, мы с тобой в шашки сыграем, пока еще совсем ночь не наступила...

Тогда Гедиминас встал со своего дивана, поел немного хлодника, и они сели играть в шашки. Они сыграли четыре партии, две из которых выиграл Бронюс, а две - Гедиминас, так что общим результатом была ничья.

А еще на следующий день к Бронюсу, хотя он этого и не ожидал, пришла слава. На базаре, на почте, на автобусной станции и в закусочной "Ужкандиня", только и говорили о том, что он, Бронюс, когда захочет, - может вылечить любую болезнь, даже если от больного ввиду полной безнадежности отказались врачи и профессора.

Одна женщина, что живет на горе, за костелом, сунулась было к нему с узелком, в котором был завернут шмат сала и пол-литровая банка липового меда. Она хотела, чтобы Бронюс вылечил ее внучку от плоскостопия.

Но Бронюс только посмотрел на женщину ясными своими голубыми глазами и сказал негромко несколько слов. После чего эта женщина подхватила скорее свой узелок и опрометью выскочила со двора.

У нашего Бронюса выражение лица совершенно простодушное, детское даже что-то есть в его лице. Зато уж сказать веское, выразительное словечко он всегда сумеет.