ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ

Нынешний год не самый удачный в мировой политике. Можно было бы сказать: слава богу, он заканчивается. А дальше что? Есть ли хоть какие-то признаки, что будущее будет не столь беспросветным? Эти вопросы задают мне мои читатели и слушатели, родственники, знакомые, даже случайные попутчики в городском транспорте. И я задаю себе те же вопросы, но не всегда уверен в правоте и безупречности ответов, которые на них нахожу.

Пламя Парижа

Ноябрьские события во Франции привели в состояние шока всю Европу. Тысячи сожженных автомобилей, разрушенные дома, школы и детсады, магазины и полицейские участки, госучреждения и предприятия, миллиарды евро нанесенного ущерба – таков лишь один, возможно, не самый главный итог беспрецедентной вспышки вандализма. Действующими лицами выступлений стали молодые выходцы из бывших французских колоний, преимущественно из Северной и Экваториальной Африки. Французская и европейская пресса сразу же после начала событий стала объяснять их социальными причинами, прежде всего высоким уровнем безработицы среди иммигрантов и их потомков. Действительно, в этой среде – около 40 % безработных, в то время как в среднем по Франции – менее 10 %.

Когда-то кольцо «спальных районов» вокруг французской столицы называли «красным поясом» - это были пролетарские пригороды, и коммунисты собирали там наибольшее количество голосов. Потом в пригородах появились многоэтажные комфортабельные дома, которые в Москве называют «элитными». Часть квартир по невероятно низким ценам выделяли иммигрантам – они, дескать, имеют на это право, поскольку пострадали от колониального угнетения. Во Франции вообще очень сильно чувство стыда за бывшую колониальную империю, хотя объяснить это чувство разумно никто не может (впрочем, и не пытался). Видимо это чувство – следствие чрезмерного влияния французской интеллектуальной элиты, которая, как правило, отличается левыми настроениями. Это неизбежно влияет и на правый лагерь, которому не хочется выглядеть в глазах общества твердолобыми реакционерами. Отсюда и безудержный антиамериканизм, и столь же безудержная поддержка «справедливой борьбы палестинского народа против израильских агрессоров», и менторский тон в разговорах с Европой и со всем миром – уж кому, как не французам знать, что означает на самом деле «свобода, равенство, братство»!

Так или иначе, «красный пояс» благополучно прекратил свое существование, а элитные дома постепенно превратились в трущобы – с загаженными подъездами, сожженными лифтами и почтовыми ящиками, забитыми и гниющими мусоропроводами. Те коренные французы (коммунисты в их числе), которые смогли, перебрались в более благополучные районы. А семь с лишним сотен французских пригородов превратились в мусульманские гетто.

Появился и стал очень популярным термин «геттоизация». Это когда люди сами превращают место своего обитания в гетто, изгоняя из него всех чуждых им по этническим или религиозным признакам. Там – свои законы, полиция даже днем боится туда заходить, там царит организованная преступность, наркомафия, власть террора со стороны молодежных уличных банд.

Безработица – это, конечно, проблема. Левые газеты упорно повторяют результаты исследования, согласно которому иммигранты и их потомки имеют в несколько раз меньшие шансы получить работу, нежели их сверстники из коренных французов. Но мало кто говорит о том, что многие ученики школ в парижских пригородах (в некоторых классах число юных «мусульман» превышает 90 %) даже не умеют говорить по-французски, а уровень их знаний по другим предметам удручающе низок! Понятно, что при приеме на работу они не могут выдержать конкуренции с выпускниками обычных французских школ. Более того – они вовсе не хотят работать! Единственное требование: «Дайте нам пособие и не лезьте со своими законами»!?

По сути дела, это предъявление ультиматума – дескать, здесь наша территория, это вам не Франция! И что делать, никто толком в правящих кругах Франции не представляет. Лишь министр внутренних дел Николя Саркози (кстати, потомок венгерских эмигрантов) настаивает на самых жестких мерах и, преодолевая явное сопротивление собственных начальников, их проводит.

Был прецедент в истории – беспорядки чернокожих маргиналов в Лос-Анджелесе в 1992 г. По разным сведениям, в них приняли участие до 100 тысяч человек. Десятки убитых, многие сотни раненых, 1100 домов сожжены, сотни магазинов разграблены. Вмешалась национальная гвардия США – 10 тысяч человек, 8 тысяч полицейских, три с половиной тысячи военнослужащих и пограничников. Волнения были подавлены за четыре дня.

Пример показался французским политикам неубедительным – Франция, дескать, ни при каких условиях не должна применять армию для борьбы с беспорядками в собственных городах. А полиция настолько малочисленна и нерешительна, что, несмотря на введение чрезвычайного положения, хулиганские выходки, поджоги домов и автомобилей продолжаются до сих пор. В меньших, чем ранее, масштабах, но, так или иначе, всего с начала года было сожжено 28 тысяч автомобилей!

Европа бьет тревогу

Председатель Еврокомиссии Ж. М. Баррозу объявил: «Это – европейская проблема», и тут же пообещал 50 миллионов евро на социальное развитие «проблемных районов» Франции. Казалось бы, немалая сумма. Но ведь и сама Франция выделяет на эти же цели 2 с половиной миллиарда евро в год! Из парижского пригорода Клиши-су-Буа, где, собственно, и начались волнения, власти намеревались сделать «город будущего», построив новые дома общей стоимостью 300 миллионов евро, создав рабочие места и улучшив социальную инфраструктуру. Оказалось, что мусульманским обитателям городка это вовсе не нужно, им лучше, чтобы их оставили в покое. Такая же картина и в других «мусульманских пригородах» Франции, и в других европейских странах. Ни для кого не секрет, что в населенных преимущественно мусульманами районах Берлина или Кёльна, Амстердама или Мадрида, Брюсселя или Бирмингема местные власти едва ли смогут контролировать положение, если дело дойдет до вспышки, подобной французской. Ведь там действуют те же самые законы маргинальной среды, лишь кое-где приправленные влиянием радикальных исламистских организаций. Вспомним, ведь теракты в Лондоне были делом рук не каких-то «иностранных агентов», а людей, родившихся и воспитанных в Англии. Вот только они воспитаны не как англичане, а как питомцы той же самой маргинальной среды. Они говорили по-английски, но мыслили категориями уличных банд, отличительной чертой которых является ненависть к англичанам. Такая вот «интеграция». Пример Англии убеждает нас, что погромы во Франции являются вовсе не «спонтанной вспышкой протеста против дискриминации», как нас пытаются убедить некоторые политики. Напротив, всё говорит о том, что погромы во Франции были изначально хорошо подготовлены.

Пока известно лишь, что бутылки с зажигательной смесью были заготовлены еще за две недели до начала событий. Наверняка продолжающиеся полицейские и судебные расследования представят новые доказательства. Впрочем, и тактика малолетних преступников – небольшими мобильными группами на мотороллерах они разъезжали по улицам, поджигали дома и автомашины и легко скрывались от преследования полиции - свидетельствует о соответствующей организации. Едва ли эти группы организовались стихийно, ведь молодежь как раз предпочитает действовать толпами, подогревая друг друга.

Кто же это организовал и с какой целью? Отец анархизма князь Кропоткин писал, что революции связаны с надеждой, безысходность порождает только бунт. Действительно, у любой революции есть объединяющая идея, чего на этот раз замечено не было. Стало быть, это не революция, хотя именно это слово частенько повторяется в заголовках газетных статей. Бунт. Именно бунт имеет одну объединяющую идею – разрушать, и сейчас она реализуется в полной мере. Но можно ли утверждать, что этот бунт порожден безысходностью? Едва ли, хотя к этой мысли нас настойчиво подталкивают. Достаточно лишь сравнить положение участников парижских «мусульманских» банд с положением сверстников на их прародине – в Алжире, Мавритании или в Мали. Там неизмеримо хуже, но молодежь ищет и находит работу, стремится выбиться в люди. А можно ли говорить о безысходности молодежи турецких корней в Германии? Нет сомнений, степень их интеграции в немецкое общество крайне слабая, но кто-то пробивается даже при вопиющей общегерманской безработице. И марокканцев я знаю работающих, и сирийцев, и афганцев, и вьетнамцев. Тем не менее, вспышка новой «французской болезни» может произойти и в Германии, и в любой из соседних стран, куда до сих пор с охотой перебираются, под тем или иным предлогом, выходцы с Ближнего Востока и Северной Африки. Этой вспышки боятся, срочно пересматривая существующие модели интеграции.

Нет никакого фундаментального противоречия между понятиями «свобода личности» и «законность и порядок». Казалось бы, даже наоборот, они дополняют друг друга, образуя в совокупности основы истинно демократического общества. Проблема в том, что практически невозможно в обществе, находящемся в движении, совместить эти принципы сразу и во всем. Даже у Америки, имеющей давние демократические традиции, это только-только начинает получаться, и новые иммигранты интегрируются в американское общество быстрее, чем где бы то ни было. Могут возразить, а как же негритянские районы или даже целые города «латинос»? Спросите их жителей – любой ответит, что он вовсе не мексиканец, пуэрториканец или, скажем, сенегалец. Он – американец. Со своими национальными традициями, кухней, музыкой, танцами, но живущие по американским законам и уважающие американские ценности. В Европе, почти независимо от модели интеграции, на первое место ставится признание европейских ценностей, знание языка и культуры, а соблюдение законов отходит куда-то далеко на второй план. Заметьте: во французских пригородах многие мусульмане имеют по две, три, а то и четыре жены, и они приехали вместе с мужем «в соответствии с мусульманскими обычаями», и все получают пособие, это при том, что французские законы не допускают многоженства. Да, собственно, никто их с этими законами не знакомил, поэтому они и удивляются, когда их наказывают за «отправление естественных надобностей в публичных местах».

Будущие воины джихада

Есть все основания полагать, что погромы во Франции инициированы этнической организованной преступностью, именно она пользуется наибольшим авторитетом в иммигрантских кварталах. Известно даже, что банды юнцов, как правило, возглавляет «старший брат» лет тридцати, напрямую связанный с мафией. Но при этом не просматривается сколько-нибудь заметной выгоды, которую преступные алжирские или марокканские кланы могли получить от этих беспорядков. Даже наоборот, теперь повсюду полиция, и наркотики сбывать затруднительно. А наркоторговля - главный источник доходов организованной преступности – будь то во Франции, в России или на Таити. Тогда почему?

Наркотики нужно ввозить, а стало быть, где-то получать. Во Франции всё это не растет. Между тем известно, что крупные плантации опийного мака и индийской конопли со времен талибов находятся под контролем исламистов в целом ряде стран мусульманского мира. Стало быть, связь организованной преступности с исламистами гораздо теснее, чем мы могли предполагать до сих пор. И нынешние события во Франции – заметьте, без какой-либо провозглашенной цели, представляют собой репетицию (не обязательно генеральную) более грозных событий.

С другой стороны, погромы во Франции создали весьма благоприятную обстановку для вербовки воинов будущего джихада. Всякий, кто замешан в преступлениях, которые и по законам шариата считаются неприемлемыми: гомосексуализм, наркомания, пьянство - является кандидатом на роль смертника. Чтобы стать полноправным членом банды, юноша должен принять участие в групповом изнасиловании – это тоже грех. Наконец, лишь 15 % мусульманской молодежи посещают мечети, да и то по приказу родителей.

Очень близкая, лишь с некоторыми отличиями обстановка в палестинских городах и лагерях беженцев. Именно там вербуют исламисты будущих самоубийц, причем вовсе не среди примерных мусульман, а как раз среди людей с подмоченной репутацией: воришек, «голубых», неверных жен и т. д.

Вероятно, и во Франции это будет не намного труднее. В стране живет, по разным оценкам, от 5 до 10 миллионов мусульман, и примерно половину из них составляют молодые люди в возрасте до 25 лет. Уровень безработицы – до 40 %. Образовательный уровень – ниже среднего. Согласитесь, благодатная почва для вербовки будущих самоубийц. Я пишу о Франции, а разве лучше обстоит дело в Германии, Англии, Бельгии или в Испании?

Где же выход? Выход один - строгое соблюдение абсолютно всеми всех до мелочей законов страны. Закон должен применяться в полном объеме, независимо от национальности и степени интеграции. Закон должен охранять и предостерегать.

Председатель британской Комиссии по расовому равенству Тревор Уильямс, ссылаясь на французские события, воззвал к Европе: «Очнитесь!»

Но пока Европа спит!

Евгений Кочанов. Бонн