Илья Эренбург. Последние годы

Илья Эренбург (1891-1967) прожил долгую и сравнительно благополучную жизнь: не сидел, не привлекался. Был щедро обласкан властью: депутат, орденоносец, лауреат. Личность Эренбурга огромна и разностороння. Когда-то я уже писал о нем (см. «Партнёр», № 3 / 2009). В той давней статье я кратко рассказал биографию писателя и немного остановился на его творчестве. Здесь я хочу более подробно осветить последние пятнадцать лет его жизни. Они были богаты событиями в общественном, творческом и личном плане.

Письмо Сталину

Конец 1952 года. «Дело врачей» находилось в самом разгаре. Почти все они сознались под пытками в совершенных злодеяниях, в частности, в намерении сократить жизнь или просто убить руководителей партии и правительства. Антисемитская вакханалия достигла своего апогея. В этот период «вождь всех народов» раздумывал над «окончательным решением еврейского вопроса». Чтобы придать делу законный ход, было задумано обращение выдающихся еврейских деятелей науки и культуры к советскому правительству с нижайшим выражением лояльности и преданности. Под этим обращением было уже собрано 57 подписей только самых выдающихся евреев, и вишенкой на торте должна была стать подпись Ильи Эренбурга. Организаторы письма трижды приходили к Эренбургу, и трижды он отказывался его подписать, мотивируя свой отказ тем, что никогда не подписывает коллективные письма. Однако после долгих раздумий он всё-таки решил написать личное письмо И.В.Сталину.

Это произошло в январе 1953 года. Длиннющее письмо начиналось словами: «Дорогой Иосиф Виссарионович!» Кто еще мог позволить себе такое обращение? Далее Эренбург в исключительно почтительной форме высказывал свои сомнения в целесообразности публикации такого письма. В качестве аргумента он ссылался на возможный политический резонанс, какой это письмо вызовет у международной общественности, с мнением которой Сталин не мог не считаться. Неизвестно, какое впечатление произвело письмо на вождя, зато известно, что обращение еврейских деятелей так и не было опубликовано. Ну, а вскоре тиран умер. Сколько же нужно было иметь личного мужества, чтобы добровольно положить свою единственную голову в пасть тигру!

«Оттепель»

Сразу же после смерти Сталина, еще задолго до официальных и публичных разоблачений культа личности, Эренбург пишет повесть, название которой, к удивлению и гордости ее автора, дало имя целой эпохе в жизни страны. В этой повести, художественные достоинства которой довольно сомнительны, отражены наступившие после смерти Сталина новые веяния в общественной, культурной и политической жизни Советского Союза. Повесть была опубликована в 1954 году в журнале «Новый мир» и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Потрясение было вызвано не только и не столько содержанием повести, сколько самим фактом публикации материала, в котором подвергались сомнению и даже отрицанию некоторые, до того незыблемые основы. Это была первая ласточка, предвестившая окончание идеологической зимы. «Оттепель» подтопила лед единомыслия, но до весны было еще очень далеко. Произведение попало в эпицентр общественного настроения. Вот что значит чутье истинного художника!

«Люди, годы, жизнь»

Бестселлер «Люди, годы, жизнь» резко выделялся в потоке мемуарной литературы, хлынувшем после смерти Сталина. Во-первых, он отличался тем, что автор ни в коей степени не пытался себя возвысить или обелить. Во-вторых, он написал о многих людях, имена которых власть старательно пыталась стереть из народной памяти. В третьих, обо всех упомянутых в книге лицах (а он был лично знаком почти со всеми известными личностями первой половины ХХ века от Ленина до Эйнштейна) Эренбург написал исключительно доброжелательно, в отличие от, скажем, Нины Берберовой, которая для всех многочисленных персон, упомянутых в ее книге (см. «Курсив мой»), нашла свою ложку дегтя.

В апреле 1960 года Эренбург завершил первую книгу своих воспоминаний, и встал вопрос о ее публикации. Автор решил печатать свое произведение в журнале «Новый мир», хотя отношения между ним и главным редактором журнала А.Т. Твардовским не отличались особой теплотой. Твардовский согласился опубликовать книгу, но предложил автору выбросить главу, где речь шла о друге детства Эренбурга Н.И.  Бухарине, который к тому времени еще не был реабилитирован. Полный текст этой главы был опубликован 30 лет спустя, в 1990 году. Книга «Люди, годы, жизнь» вызвала бурю эмоций, большей частью отрицательных. Одни корили автора за то, что он сказал непозволительно много, другие за то, что не сказал всей правды, за умолчания.

Можно сказать, что воспоминания Эренбурга – это культовая книга середины прошлого века. Мне кажется, что в свое время ее читали все мало-мальски интеллигентные люди. Книга не относилась к разряду легко читаемой беллетристики. В ней автор через прошлое пытался осмыслить настоящее.

Почти диссидент

Эренбург никогда не был диссидентом. Он всегда был лояльным гражданином своей страны и проводником ее идеологии и политики. Однако это не мешало ему не поддерживать те мероприятия, которые он считал неправильными. В частности, в 1958 году, когда вся писательская братия с остервенением крыла последними словами Бориса Пастернака в связи с публикацией за границей его романа «Доктор Живаго», Эренбург уклонился от участия в этом шабаше. Он демонстративно отказался осудить Пастернака, хотя в защиту его тоже не выступил.

Зато он не побоялся заступиться перед Н.С. Хрущевым за художников-авангардистов, устроивших в Манеже выставку своих произведений, чем вызвал высочайшее недовольство. В отместку, на встрече с художественной интеллигенцией, Хрущев подверг Эренбурга безобразной публичной порке и потребовал остановить публикацию его мемуаров в «Новом мире». Оправившись от депрессии, вызванной этой критикой, и собравшись с духом, Эренбург через некоторое время написал Хрущеву письмо. И как отреагировал на это письмо самодержец? Он извинился за грубость, объяснив, что был введен в заблуждение предвзятым набором цитат. А теперь, мол, сам прочел и ничего предосудительного не обнаружил. Кстати, о Хрущеве Эренбург написал большое стихотворение, в котором были такие слова:

Он власть любил, но не было в нем злобы,

Охоч поговорить, то злил, то тешил

И матом крыл, но никого не вешал.

Впоследствии Эренбург подписывал коллективные письма в защиту преследуемых властью поэтов и писателей, таких как «тунеядец» Бродский или Даниэль и Синявский, осмелившихся напечатать свои произведения на Западе.

Последняя любовь

Свою жену Любу, Любовь Михайловну Козинцеву, Эренбург любил совершенно беззаветно. Как и положено добропорядочному еврейскому мужу, он постоянно заботился о ней и ее здоровье, никогда с ней не расставался и никому не обещал с ней развестись. Несмотря на эту большую и всеобъемлющую любовь, у него были многочисленные увлечения разной степени напряженности и разной продолжительности. Любовь Михайловна знала или догадывалась о многих женщинах, ставших героинями любовной лирики ее мужа. Чего это ей стоило и как она справлялась с этим на протяжении всей своей жизни, начиная почти с первых лет замужества, ведала только она одна.

На роль первого любовника или красавца-мужчины Эренбург не подходил ни по каким параметрам: сутулая фигура с покатыми плечами, полуприкрытые тяжелыми веками глаза. Но в сумрачном взгляде этих глаз таилось нечто совершенно неотразимое для женщин. Кто-то из друзей, близко знавших Эренбурга, сказал, что его дон-жуанскому списку мог бы позавидовать даже Пушкин.

Опуская весь этот список, остановимся на самой последней героине. Ее звали Лизлотта Мэр. Она была на 28 лет моложе Эренбурга. Ее родители-коммунисты были к тому же евреями и после прихода Гитлера к власти почти сразу бежали из Германии в Советский Союз, где прожили 13 лет. Поэтому Лизлотта прекрасно владела русским языком. После войны она с родителями переехала в Швецию, где вышла замуж за крупного политического деятеля, шведского социал-демократа Ялмара Мэра. Именно в Стокгольме в 1950 году, на знаменитом Стокгольмском конгрессе защитников мира, Эренбург познакомился с Лизлоттой. Это была любовь с первого взгляда и продолжалась она 15 лет до самой смерти писателя. Они считали себя «сиамскими близнецами». Говорят, что мужчине столько лет, сколько женщине, которая его любит. Эренбург стал не только моложе, но и гораздо мягче. Так говорили люди, которые его близко знали.

Эренбург был человеком, как сейчас говорят, «выездным» и встречался с Лизлоттой в разных странах, где проходили конгрессы сторонников мира, различные конференции и совещания и даже там, где их не было. В частности, только в Стокгольме он был 43 раза. Эти встречи, без которых он уже не мыслил своей жизни, стали для него величайшим благом. Кроме того, они регулярно переписывались, причем в письмах всегда обращались друг к другу на «Вы». Об этой любви Эренбург написал множество стихов.

Вот первые две строчки стихотворения «Последняя любовь»:

Календарей для сердца нет,

Всё отдано судьбе на милость.

и последние 4 строчки стихотворения (без названия), написанного в 1957 году:

И только в пестроте листвы кричащей,

Календарю и кумушкам назло,

Горит последнее большое счастье,

Что сдуру, курам на смех, расцвело.

Утром 30 августа 1967 года Эренбурга с признаками инфаркта повезли в машине скорой помощи с дачи на городскую квартиру. На следующий день у него был заказан телефонный разговор со Стокгольмом. Чувствуя приближающийся конец, он хотел попрощаться с Лизлоттой. Ночь он спал хорошо, но до назначенного разговора не дожил.

Санитарный день на Новодевичьем кладбище

Когда Эренбург умер, о предстоящей гражданской панихиде в ЦДЛ не сообщила ни одна газета. И всё-таки к его гробу пришли тысячи людей, от простых читателей до цвета интеллигенции. В скорбной процессии было много еврейских лиц, и молодых, и старых. Они помнили о той роли, которую сыграл Эренбург в судьбе еврейского народа. Впоследствии Борис Слуцкий, один из самых близких к Эренбургу поэтов, написал Реквием. Вот маленький отрывок:

Эти искаженные отчаяньем

старые и молодые лица,

что пришли к еврейскому печальнику,

справедливцу и нетерпеливцу.

В день похорон, 4 сентября, на Новодевичьем кладбище был объявлен «санитарный день» (вот он советский сюрреализм). Людей пускали только по специальным пропускам. Впоследствии это объяснили тем, что на траурном митинге присутствовали представители высшего руководства. На Новодевичьем кладбище с гранитного монолита на могиле Эренбурга смотрит его барельефный портрет – репродукция в металле со знаменитого прортрета Пикассо.

P.S. Есть прекрасный двухсерийный документальный фильм о жизни Эренбурга. Фильм называется «Илья Эренбург: Собачья жизнь».

Григорий Калихман (Дортмунд)

Читайте также:

1. Илья Эренбург – писатель, публицист и всегда поэт. Журнал «Партнёр», № 3 / 2009. Авто Г. Калихман
2. Н.С. Хрущев. К 125-летию со дня рождения отца оттепели. Журнал «Партнёр», № 4 / 2019. Автор В. Воскобойников