- Сегодня у нас в гостях известный российский музыкант, певец Андрей Вадимович Макаревич. Думаю, вы часто слышите фразу «Воспитан на ваших песнях». Я врать не буду – так оно и есть. Готовясь к этой встрече, я посмотрел ваши интервью с Познером, с Венедиктовым, на «Дожде», еще раз просмотрел вашу биографию, и мне показалось, что для вас понятие свободы в творчестве – ключевое.  Возможно, поэтому получается, что по жизни вы порой идете против течения?
–Творчество не может быть несвободным. Если оно несвободно, это уже не творчество, а ремесло. Мне это не интересно. Течения, к сожалению, в последнее время, меняют направления, но не я. Я как двигался, так и двигаюсь, а вот с течениями чехарда.

- Чаще люди пишут о любви, а у вас «Вагонные споры», «Костер», «Марионетки»… Любовь вас не так сильно вдохновляет, а больше протестное, бунтарское?
- В творчестве невозможно «обычное творчество». Творчество подразумевает неординарность. Если оно обычное – это ремесло. А песен о любви у меня очень много, просто они написаны несколько более сложным языком, нежели у Ваенги, что, думаю, естественно. Я никогда не задаюсь заранее целью писать про что-то конкретное. Песни приходят сами, они сами решают, когда им приходить и какими им быть. Моя задача – их только услышать.

- Вам сейчас что больше по душе? Или вы ловите направления времени?
- По-разному, тенденции не существует. Но когда происходит то, что происходит сейчас, песен вообще не хочется писать. Некоторые считают, что художник должен быть всегда голодным, а вокруг должны кипеть бури – тогда он обостряется и начинает писать. Но так думают люди, которые никогда этим не занимались.

- Но у вас же есть песня «Моя страна сошла с ума» - эта ответная реакция на происходящие события?
- Да, именно, ответная реакция на события. Но от песни я жду большего, потому что как только события забываются, и песня становится не нужна. В этом, кстати, трагедия замечательного поэта Галича. Он писал замечательные вещи, но песни эти никто не слушает, потому что страна уже стала другой. А песни Окуджавы слушают, он писал о человеческом. А человеческое – вечно.

- Вы правы, но, мне кажется, эту песню будут слушать долго.
- Я бы очень хотел, чтобы о ней как можно скорее забыли. Как только ум к стране вернется, ее тут же с облегчением забудут.

- Мы сейчас заговорили о влиянии творческих людей на идеологию, на страну. Вы сами ощущаете свое влияние? Возможно, из-за него к вам приковано такое пристальное внимание?
- Я знаю огромное количество людей, которым нравится то, что я делаю, и которые мне доверяют. Всерьез думать, что я влияю на идеологию, не имеет смысла. У меня не такое самомнение, но, наверное, так обстоят дела…

- Это все к тому, что «поэт в России больше, чем поэт». Просто вы, как мне показалось, выражаете свое мнение и при этом формируете отличную от общепринятой точку зрения на происходящее у достаточно широкой аудитории.
- Поверьте, это происходит помимо моей воли и желания. Я бы с удовольствием не интересовался политикой, держался бы от нее подальше и не знал бы, как зовут нашего президента и премьер-министра, как это происходит в развитых странах. А занимался бы музыкой и искусством. Но, когда я вижу большое вранье или большую несправедливость, мне физически трудно молчать. Потому что, как только я замолкаю, я начинаю чувствовать себя соучастником. А я не соучастник!

- То, что вы говорите, укрепляет дух сотням тысяч других людей. Я думаю, что отмолчаться – это не для вас. Ваша позиция по поводу событий на Украине не поменялась?
- Нет, не поменялась и не поменяется. Если бы Путин не совершил ошибку с Крымом, если бы мы не полезли в Донбасс, сегодня ситуация на Украине была бы совершенно другой. Если страна выбирает другой путь развития, это ее священное право. Если мы хотим, чтобы эта страна была с нами, нам нужно стать богаче и привлекательнее Европы, в которую стремится Украина. А на танках славянский мир не построишь – только славянскую войну. Этот путь тупиковый.

- Вы были в Славянске, выступали перед детьми беженцев, чувствовали настроения. Есть ли выход? Говорят, когда столько крови пролито,  точка возврата уже пройдена.
- В Донецкой и Луганской областях всего 3-3,5 млн населения. Ребят с автоматами - тысяч 15-30, все остальные – это мирные жители, и они мечтают, чтобы это все скорее закончилось. Точно так же думают и украинцы, живущие в Киеве, во Львове. И я тоже мечтаю, чтобы все это скорее закончилось. Я не политик. Чтобы найти идеальный путь, нужно обладать всей информацией, а сейчас очень много вранья с обеих сторон.  Идет информационная война.

Я подозреваю, что, как только прекратится поддержка военная повстанцев Россией, война закончится через неделю. Поскольку нужно где-то брать оружие, патроны, снаряды. Нужно понимать, что географически Украина от нас никуда не уползет. Мы всегда были друзьями, масса родственников живет по обе стороны границы. Я не понимаю, как можно было это все разрушить и поссорить всех за одну неделю. Я очень надеюсь, что все восстановится, но теперь на это нужно время.

- Наверное, слишком много времени – возможно, все восстановится уже не при нашем поколении. Теперь давайте поговорим о реакции российских властей на ваши выступления. Не буду скрывать, мне очень импонирует ваше творчество, всегда следил за вашими выступлениями и за публикациями. В прошлом году вы довольно резко выступали против того, что происходит в России. Идет сильная волна национализма, волнения по поводу экономики, по вопросам экологии. Но такой реакции на вас, как в этом году, еще не было. Возможно, кто-то лично вас не любит?
- Возможно. Но я же не буду стучаться в Кремль и выяснять, кому я не нравлюсь. Мне это, честно говоря, не очень интересно. Устроили публичную порку, придумали что-то, распустили вранье по всем телеканалам, все эти шавки, прислуживающие власти, раскричались – и вот отменяют концерты. Придумали, что я выступал перед карателями. Я никогда не выступаю перед солдатами, я пацифист. И пострелять, как Пореченкову, мне не интересно. Так что это большая дурь, и она скоро пройдет.

- Хотел поговорить о друзьях, которые вас окружают, потому что недавно я общался с Евгением Маргулисом. Это большое счастье – не растерять друзей, единомышленников. В советское время вас объединяло желание творчества, вы были бунтарями…
- Да не были мы бунтарями! Мы просто  хотели заниматься тем, чем занимаемся. Когда нам мешали, это было ответной реакцией. А когда не мешали, у нас был замечательный период. Пришел Горбачев, случилась перестройка, все музыканты получили полнейшую свободу, мы стали давать везде концерты, записывать пластинки, ездить за границу - это были счастливейшие годы. Для того, чтобы делать музыку, мне стало не нужно преодолевать какую-то среду и ломать стены – это отнимает время и портит нервы.

- Завершим разговор о дружбе. Не было у вас случая, когда друг неверно поступил, предал, а вам было неприятно и тяжело.
- Пару раз у каждого, думаю, такое было. Просто внутри себя ставишь галочку, что этот человек в такой-то ситуации себя так ведет.

– Вы потом прощали?
– Как правило, да. Но старался в такую ситуацию человека потом не вводить. Не нужно строить иллюзии – идеальных людей не бывает.

Полное итервью можно прочитать здесь: forbes.kz

dlt_comment?

dlt_comment_hinweis