Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

  Владимир Верный


Новые реалии

 

Юля – диссидентка

Как-то году в 1983-85 позвонили родственники из Ленинграда. Просили помочь внучке моей двоюродной сестры устроиться на лечение в Байрам-Али. У неё возникли проблемы с почками. Я рад был хоть как-то отблагодарить семью, где все институтские годы меня радушно встречали, подкармливали домашними вкусностями. Несмотря на разгар сезона, удалось приобрести курс лечения в санатории, но о жилье следовало позаботиться самим. Такое решение всех устроило, и Юля приехала.


Познакомились поближе. Эта миниатюрная симпатичная девушка не производила впечатление болезненного человека, наоборот, чувствовалась спортивная энергичность. Действительно, Юля занималась фигурным катанием. Мы много с ней говорили, она оказалась человеком очень самостоятельным и думающим. Выяснилось, что за участие в каких-то выступлениях её отчислили из института чуть ли не с четвертого курса. Как не состоявшийся, но все же теплотехник, она устроилась работать в котельную. Где Юля застудила почки, на спортивном льду или в котельной, не знаю. Она горела неприятием советских порядков и жила мечтой уехать из Союза. Короче, диссидентка.


Шло это от её папы. Феликс усердно слушал «голоса из-за бугра», был зациклен на идее вырваться из страны, и даже приобрел моторную лодку, чтобы уйти на ней за границу по водам Финского залива. Что-то не получилось.


Юлина же мама, моя племянница Ася, от всего этого была в ужасе. Она работала в закрытом институте связи, о разрешении на выезд и думать было нечего. Зато сама возможность работать висела на волоске. Потерять работу при Асиной узкой специализации стало бы просто катастрофой.


Поехали мы с Юлей в Байрам-Али. Оказалось, что мы такие не одни, всё жильё вблизи санатория забито страждущими. Только к концу дня с помощью моих местных сослуживцев удалось заполучить койку в какой-то грязной глинобитной хибаре. Юля мужественно уверяла, что всö в порядке и от санатория близко. Но мне до сих пор мучительно стыдно, когда я вспоминаю это «жильё»: помог, называется, устроиться столичной девчонке! Однако солнце, обилие арбузов и медицина сделали своё дело: Юле стало лучше.


Не забуду, как накануне отлета Юли домой мы с ней полночи толковали на кухне «за жизнь». Недоставало только поллитры на столе. Все кругом давно спали. Я никак не мог понять, как можно бросить такую страну, тем более Ленинград. Да, безобразий много, но мы здесь родились и выросли. Силы и голова есть, давай будем перекраивать жизнь по нашему пониманию! Она стояла на своём.


При первой возможности Феликс уехал в Америку. Году в 1983-84 там же оказалась и Юля. О её мытарствах с переменой работ и болячками мы узнавали от её мамы. Однако она вышла замуж, осваивала новую профессию. Как-то через Ленинград прислала ко дню рождения нашего внука посылочку с заморскими кондитерскими вкусностями.


А Асе пришлось ждать своего выхода на пенсию, и только тогда они с мамой смогли уехать к Юле. К сожалению, на этом наша связь оборвалась, и мы не знаем, как сложилась их новая жизнь. Не знаю, прав ли я, но в отношении Феликса меня не покидает ощущение, что человек с его характером и там найдет повод чем-то быть недовольным.

 

Поговорим «за жизнь»

Мы с Эльдой жили как все вокруг, кто существовал на зарплату. С другими мы близко не сталкивались. Мы не обладали большим достатком, но никогда и не бедствовали. Возможно, это объяснялось весьма скромными запросами. Со смехом теперь вспоминаем, как Эльде пришлось немало постараться, дабы убедить меня, что простые табуретки и стол – это не «мебель» для новой квартиры. Наверное, сказались почти полтора десятка лет, которые я провел перед этим сначала в студенческом общежитии, а затем на трассе Канала и стройках. Да и годы в родной семье мало приучили к обжитому комфорту. Достаточно назвать только места нашего проживания: Томск, Мариинск, Новосибирск, Ростов-Дон, Краснодар. Во время войны с мамой по госпиталям в Сочи, Адлере, Чиатура в Грузии, Ессентуках. Снова Краснодар. Потом Южно-Сахалинск и Ленинград, где я учился в институте.


Однако постепенно мы обзавелись всем необходимым, «как у людей». Со временем все эти гарнитуры, кровати, стенки, стеллажи, ковры заняли свои места. Наш свадебный холодильник ЗИЛ-Москва служил нам верой и правдой добрых два десятка лет. Обзавелись и кондиционером, как только они появились в продаже. Наш гардероб вполне соответствовал тому, чтобы прилично выглядеть и на работе, и в гостях. Уже перед пенсией купили автомашину и получили дачу. Так обстояли дела материальные. Как и всем, иногда чего-то недоставало, но никогда это не становилось катастрофой. И уж точно, «Вандербильдихам» не завидовали.


Были ценности повесомее, может быть, не вполне осознаваемые. Главное, была уверенность в своём положении и спокойствие за будущее. Да, это пришло через тяжелый труд и нелегкие испытания. Но счастье было в том, что наша с Эльдой работа была для нас всегда очень интересной. Плюс уважение и признание сослуживцев. Это давало глубокое удовлетворение собой и подстегивало не ударить лицом в грязь.


Я уж не говорю о вещах, которые не замечались как воздух. Это и бесплатная квартира, и бесплатное обучение. В ВУЗе, наоборот, платили стипендию нам. А медицина? Мы помним, что Эльду бесплатно лечили от туберкулеза и бесплатно посылали на полгода на курорты в Бакуриани и Чимкенте. Уговаривали остаться еще. И вылечили. А как забыть, что именно медики тех времен спасли жизнь нашей дочери Лене! Много месяцев боролись они с тяжелейшим сепсисом и одолели его, наконец. Да и я со своей язвой желудка после трех недель в больнице не раз за мизерные деньги лечился в Железноводске и Ессентуках.


Дети росли и учились. Старшая Марина кончила Московский технологический институт легкой промышленности. Младшая Елена училась в Ашхабаде, стала биологом и флористом, работала в Ботсаду. Теперь их судьба была в их руках.


Однако при всём этом в нашей среде всегда царил дух критического взгляда на окружающую действительность. Представляю, как дико выглядел бы человек, который стал бы среди нас открытым текстом восхвалять порядки в стране.


Мы мало что знали об истинных масштабах репрессий в стране. Это пришло позднее. Но, живя на Кубани, а потом имея дело с механизаторами, то есть бывшими колхозниками, невозможно было не осознать, что с сельским хозяйством у нас очень худо. И всякие «Кубанские казаки» четко воспринимались как красочная сказка, далекая от реальности.


Одна партия во главе всего и вся могла быть уместна во времена индустриализации, войны, послевоенного восстановления. Но при нормальной ситуации давно пора было отдать дела в руки специалистов-профессионалов, а не «главначпупсов», каковыми были партийные деятели. Пресловутая партийная дисциплина давно переродилась в систему «я начальник – ты дурак».


Признаться, последние годы частенько приходилось убеждаться в досадной неповоротливости системы. Так на строительстве завода ЖБИ высококлассные монтажники работали явно спустя рукава. Они были убеждены, что выше сложившегося порога им зарплату не дадут, поэтому и напрягаться не стоит. А порог этот определялся твердым фондом заработной платы. В итоге – только убыток делу. Я был убежден, что платить надо было по фактическому труду.


Перестройка и независимость

Отчетливо помню первые перестроечные впечатления 1985 года. Как-то зашел я навестить болевшего Эльдиного родственника. Пока мы общались, на экране телевизора мелькали картинки без звука. Потом появился Горбачев на трибуне. Хозяин включил звук. Горбачев произносил свою программную речь в Ленинграде. Мы буквально прилипли к экрану. После многих лет правления полуживых старцев этот молодой энергичный человек, который свободно обходился без бумажек, одним своим видом являл полный контраст привычному. А как говорил! Какая самокритика, какая уверенность, что именно надо делать! Неужели дождались?


Новые разговоры о кооперативах без жестких рамок по зарплате, казалось, намечали выход из тупика, и это радовало. Позднее мне очень импонировали дела по разоружению. Гробить такие дефицитные силы и средства на несметные полчища танков и бесчисленные ракеты, которые многократно могли уничтожить все живое на Земле – это ли не верх глупости!


Увы, перестройка, а затем развал Союза завершились победой «демократии» и бандитского рынка, полным крахом промышленности, науки, здравоохранения. Неслыханно обогатилась кучка «деловых» за счет остального народа. Идолом успеха стал доктор физмата, нажившийся на спекуляции автомобилями. Физически вымерли миллионы людей. Фантастической удачей считается, что обошлось без большой крови. В итоге развалилась страна, зато один «-изм» сменился другим. Могу сказать, что и немецкий капитализм высших кондиций при ближайшем знакомстве не безгрешен, а уж наш бандитский… Спасла «нефтяная и газовая игла».


Но упаси Бог, если кому-то взбредет в голову ломать и то, что после стольких потерь уже начало отстаиваться.


Горбачев в 1985 году во главе Туркмении поставил Ниязова. У меня сложилось впечатление, что, когда через пять лет развалился Союз, в Туркмении руководство вначале было просто напугано перспективой самостоятельного существования. Это уж потом пошли в ход разговоры о том, как большой брат обделял младшего.


О Туркменбаши и его порядках сказано много разного. Я же хочу вспомнить два эпизода, которые оставили какие-то личные впечатления.


Первый относится к концу 1984 года. Ниязов был еще первым секретарем горкома Ашхабада. На бюро горкома рассматривают ввод жилья за год. Вместо болевшего управляющего там оказался я. Заседание задерживается, нет самого Ниязова. Он в ЦК, надо подождать. Томительно ждем. Проходит полчаса, час, еще больше. Зал гудит, здесь руководство всех строек города. Наконец появляется молодой энергичный первый секретарь. Говорит, что он от Гапурова (1-го секретаря ЦК). Тот требует выполнения плана ввода жилья. Приступим к работе!


Поднимает представителя самого крупного застройщика. Встает запенсионного возраста старик, всем здесь хорошо известный, как один из руководителей восстановления Ашхабада после землетрясения 1948 года. Сейчас он – заместитель начальника главка. Говорит, что по причинам, хорошо известным членам бюро (недостаток рабочей силы, материалов, денег) план не может быть полностью выполнен. Ниязов бодро прерывает его:

 – Товарищи члены бюро, есть предложение – товарищу N объявить строгий выговор с занесением в учетную карточку! Есть другие предложения? Нет. Кто за? Принято единогласно! Товарищ N может не расстраиваться, еще есть три недели. Если ввод будет выполнен, мы готовы вернуться к вопросу о взыскании. Верно, товарищи члены бюро?

Члены закивали головами. На старика жалко было смотреть.


После такого начала все поголовно докладывали о предстоящем выполнении плана. Здесь народ тертый, сигнал поняли – надо приписывать.


Второй случай был в начале 1990-х годов. В красивейшем месте в отрогах гор недалеко от Фирюзы строилась загородная резиденция президента. К ней примыкала большая площадь земли. Афишировалось это как строительство образцово-показательной фермы. Трудилось множество людей. Кто-то возводил фазенду, кто-то строил дороги, ЛЭП. Нам досталось прокладывать сеть трубопроводов для полива полей. Освоением земли командовала супружеская пара агрономов, особо доверенных лиц президента.


И вот мы наблюдаем такую картину. Пришел трактор с плугом и стал распахивать довольно крутые склоны холмов на участке. При этом он с вершины холма прокладывал борозду вниз по уклону, внизу поднимал плуг, обходил холм вокруг и по пологой части взбирался наверх. Спрашиваем местных распорядителей: как же можно поливать, если борозды идут круто вниз? Отвечают, что так распорядились агрономы, а они контачат только с Туркменбаши и никого слушать не желают. «...И вам не советуем соваться!»


Когда я попал туда через некоторое время, то увидел жуткую картину: вода пропорола по дну борозд узкие глубокие щели, внизу образовались сплошные конусы выноса грунта, а из грядок торчали сухие бодылки погибших посадок. Вспомнились изумительные поля орошения на холмах колхоза имени Кирова у границы с Афганистаном на берегах реки Мургаб. Ведь есть же в стране прекрасные мастера по этой части! Кто же здесь подбирал кадры?


Министр «б/у»

Во второй половине 80-х годов затеяли мы строительство завода железобетонных изделий в Геок-тепе. Это в 50 километрах западнее Ашхабада. Здесь давно существовал подземводовский карьер отличного чистого гравия. Там же располагался бетонный узел. Настало время вывести это хозяйство на промышленный уровень, тем более что здесь была возможность подвести железнодорожную ветку. И завертелся обычный круговорот: проект, деньги, заказ оборудования, строительство. Я с самого зарождения курировал этот объект.


Всё бы хорошо, но… Завод строило ПМК-21. По болезни ушел его начальник А.Р. Харитонов. На его место назначили С. Мавлямова, бывшего министра сельского строительства. Меня совершенно не интересовало, за что его сместили. Может быть, и несправедливо. Но я был крайне удивлен и разочарован тем, как проявлял свою обиду бывший министр. Он не только совершенно игнорировал главный объект своей конторы, но, по моим ощущениям, просто ставил палки в колеса. Странное поведение для государственного человека, хоть и бывшего, вымещать свои обиды на постороннем деле и на людях. По-моему, унизиться до такого достойный человек не мог. Завод был построен и запущен совершенно определенно не «благодаря», а «вопреки» вкладу нового начальника.


С другой стороны, таких б/у работников в стране должно было быть множество. Туркменбаши редко кого из руководства терпел на одном месте больше двух-трех лет. Кажется, последнее время этот срок сократился до года и меньше. Если они продолжали работать, то все пошли «вниз». Не дай бог, если с таким же результатом, как в нашем случае.


Смена руководства треста

Пятнадцать лет проработал я под началом Геннадия Иосифовича Гудановича. Могу сказать, что главное ощущение тех лет – спокойная надежность нашего партнерства и полное доверие. Мне очень нравилась несуетная манера Гудановича вести дела внутри треста и вовне. Очевидно, и его устраивало что-то во мне, раз он пригласил меня к себе главным инженером. К сожалению, последние года два он всё чаще и продолжительнее болел. Когда это было возможно, я регулярно привозил ему информацию о текущих делах и получал добро на планы. После сложной операции на пищеводе он вернулся из Москвы с надеждой на благополучный исход.


К этому времени относится вот какое воспоминание. В Ашхабад по своим делам приехал московский хирург, который оперировал Гудановича. Геннадий Иосифович чувствовал себя настолько хорошо, что организовал дружеский ужин в загородном ресторане в честь своего спасителя. Было еще человека три близких приятелей.


И вот этот хирург рассказал о своих впечатлениях от поездки в Пхеньян для операций и консультаций. Корейцы постарались отблагодарить его по высшему разряду. Он был приглашен в театр на патриотический спектакль, посвященный жизни Ким Ир Сена. Красочное оперное действо с пением и шествиями под флагами длилось часов пять. Категорически нельзя было покинуть спектакль до окончания. Выйти в город без назойливого сопровождения «переводчика» тоже было нельзя. Со смехом он рассказывал, каких трудов стоило ему избавиться в аэропорту от полного собрания сочинений любимого вождя Ким Ир Сена. Это тоже был подарок от благодарных корейцев. Было очень поучительно взглянуть на наши тогдашние порядки через их карикатурное отображение корейцами.


Увы, операция только отсрочила развязку. Мы хоронили Геннадия Иосифовича в сентябре 1985 года.


Новым управляющим назначили Мереда Геоковича Абаева. Не хочу кривить душой, меня это немного покоробило: не говоря о заслугах и опыте прошлых лет, я уже почти два года в одиночку рулил трестовским кораблем, с курса не сбились, показатели были на высоте. Но по здравому рассуждению я очень быстро успокоился. Будь я на месте новых перестроечных начальников, я тоже предпочел бы молодого перспективного толкового туркмена из хорошей семьи еврею предпенсионного возраста, слабо знающему туркменский язык. Конечно, честолюбие – мощная вещь, но я себе уже доказал, что трест мне вполне по зубам. Мне всегда доставляло удовлетворение решение конкретных инженерных задач, а вращение «в сферах» обычно лестно, но решает там всегда дядя сверху по формуле «я начальник – ты дурак».


С Мередом Геоковичем мы вполне сработались, он оказался человеком культурным и спокойным, достойным сыном своего отца, посла Союза в какой-то стране юго-восточной Азии. Главный принцип отношений с управляющим сохранился: я имел полную свободу действий.


Весной 1992 года я ушел на пенсию, а через три месяца меня уговорили вернуться в трест начальником производственно-технического отдела.


Уже во времена независимости на смену Абаеву пришел следующий управляющий «новой формации». Руководить строительным трестом пришел человек, не бывший в жизни даже прорабом, не говоря уже о начальнике строительного управления, каким был в свое время Абаев. Этот командовал когда-то районной конторой по эксплуатации оросительных систем, а затем – пресловутой службой народного контроля в районе. Сидя в кресле Гудановича, он от бессилия кричал и стучал по столу кулаком. Из его тирад на родном языке я мог понять только отборную русскую матерщину. Надо знать менталитет туркмен, чтобы понять, как невыносимо оскорбительно это звучало для присутствующих начальников подразделений.

Я не стал продлевать договор на 1994 год и ушел из треста.

 

Новые«REALии»

У меня была давняя мечта: наладить в центральных ремонтных мастерских (ЦРМ) не только ремонт, но и полное изготовление погружных насосов. Эти насосы использовались при эксплуатации 1500 водяных скважин, которые мы строили и обслуживали. Горячим приверженцем этой идеи был Курбан Аманович Ниязов, тогдашний глава службы снабжения министерства. Когда я пришел работать в Подземвод, он работал мастером в ЦРМ, так что знал проблему досконально. Мы исподволь уже несколько лет готовились. Ниязов заказал необходимые станки и оборудование. Главная сложность была в том, что корпуса статора и ротора двигателя должны набираться из отдельных стальных пластин. Так борются с вредными наведенными электротоками. Эти пластины штампуются на 100-тонном прессе с помощью специальных пресс-форм. Ни того, ни другого у нас не было.


Ниязов занялся этой проблемой. Он связался, а затем сам поехал в Таллин, где заказал пресс-формы. Во Фрунзе (теперь Бишкеке) он отыскал нужный пресс, и там приняли заказ на штамповку пластин. Туда отправились пресс-формы и два вагона с рулонами тонкой стальной ленты. В 1993 году станки и готовые пластины начали поступать. На территории ЦРМ имелся новый корпус цеха, в котором предполагалось развернуть изготовление насосов.


Всё это и подвигло меня перейти на работу в ЦРМ. К тому времени хозяином здесь была фирма «Ахал-Сигма» во главе с Анна Аннаевичем Аннаевым. Этот седовласый красавец-мужчина с интеллигентными манерами принял меня очень радушно, предложил должность технического директора. Оказалось, что он специалист по персидской филологии (!), и грамотный инженер был ему очень кстати. И я был доволен: ничто не помешает мне осуществить давнюю идею.


Но не тут-то было. Сначала всё шло прекрасно. Хозяин идею поддержал. Мы с ЦРМовскими мастерами и стариками-станочниками подробно расписали все технологические операции, расставили на бумаге станки и оборудование. Кое-что уже установили на место. Но  как-то А.А. в смущении спрашивает:

– Владимир Александрович, Вы не станете возражать, если на несколько дней мы в помещении нового цеха складируем груз нашей фирмы?»


Что же возражать начальству? Пошли вереницы машин с грузом. Это оказались ящики с коньяком REAL. Наши расторопные фирмачи вместо ожидаемых чешских погружных насосов приобрели несколько вагонов этого добра.


Всё пошло кувырком: цех для нас закрыли, выставили охрану. Завезли REAL быстро, а вывозить пришлось долго, малыми партиями. В мастерских повеяло спиртным запашком, очевидно, стены и запоры не справлялись со своей функцией. А тут еще выяснилось, что временные хозяева свалили как попало в угол цеха ящики с готовыми пластинами. Пластины перемешались и частично рассыпались, что было категорически недопустимо по технологии. На моё возмущение шеф только мило улыбался и обещал, что скоро всё утрясется. Однако привезли еще что-то.


Осенью шеф съездил в Теджен, а потом послал туда нашего инженера. Выяснилось, что фирме с высокого благословения разрешили реализовать за границу какое-то количество хлопка. Беда была в том, что хлопок находился на глубинной хлопбазе за Кировском. Его следовало вывезти на станцию Теджен для погрузки в вагоны. Мне было предложено выехать туда для организации вывоза хлопка. Кажется, впервые в жизни я отказался выполнить порученную работу. Ясно было, что новым хозяевам нет никакого дела до обретения самостоятельности в изготовлении погружных насосов. Их заботило другое: как можно больше и быстрее обогатиться. А мне коммерция душу не грела, да меня никто и не звал в компаньоны.

 


Аргентинская фирма Bridas

Старые приятели Виктор Бережнов и Эдуард Клег затащили меня работать на своей машине в аргентинской нефтедобывающей фирме Bridas. Сначала закрепили меня за отделом логистики. Пока я ломал себе голову, что это такое, выяснилось, что по-нашему это просто снабжение. Все маршруты укладывались в треугольник – контора в центре города, жилой поселок персонала за городом в Бекрова и складская база в Аннау.


Bridas арендовала второй этаж здания бывшего управления геологоразведки. Это была одна из западных газонефтедобывающих фирм, к которым обратилась Туркмения после развала Союза. Конечно, нам никто ничего не разъяснял. Но среди нас были такие же как я инженеры-пенсионеры и бывшие геологи. Например, Иосиф Воронин, человек удивительно талантливый. За несколько месяцев на старости лет он освоил испанский язык настолько, что вполне свободно общался с «хозяевами». Пока бывали свободны, любимым делом было завалиться к кому-нибудь в машину и вести разговоры «за жизнь».


Вот тут я узнал, что Bridas по договору должна восстанавливать малодебитные и брошенные скважины у Каспия в районе Небитдага, а также вести разведку новых месторождений. Кроме того, восточнее Мургаба фирмой бурилась глубокая (около 4000 метров) скважина на перспективной площади.


Надо сказать, что из общения со специалистами стало ясно вот что. В Туркмении действительно есть гигантские запасы газа, порядка 20 триллионов кубометров. Но… Здесь не Кувейт, где углеводороды залегают на глубине порядка 1000 метров. У нас газ залегает глубже. Еще с середины прошлого века разведан и добывается газ с наиболее доступных глубин, но и это было порядка 2-3 тысяч метров. А остальная масса газа залегает еще глубже – до 5, 7 и более километров. Мы помним, сколько было шума, когда на Кольском полуострове бурили скважину до 10 километров. Это был целый завод, он работал годы при внимании всей страны. Задачу выполнили, из скважины получили керн с фантастической глубины. Но такая «дырочка», очевидно, совершенно недостаточна для промышленного отбора газа. А их требуется множество. Выходит, чтобы быстро увеличить добычу газа, надо очень крепко потрудиться, вложить большие средства. Не знаю, насколько точны эти доморощенные прогнозы, но думаю, что газ «на блюдечке с голубой каемочкой» природа здесь не отдаст.


Кстати, подтверждением тому может служить судьба фирмы Bridas в Туркмении. В первые годы появления в Туркмении глава фирмы, крупный финансовый деятель Аргентины господин N, близко сошелся с Туркменбаши. Он всячески афишировал свои с ним отношения, будучи в Ашхабаде, разъезжал на лимузине «Линкольн», приобретенном из автопарка президента. В фирме витало представление, что он, как говорят по-русски, открывал ногой дверь президентского кабинета. Но эйфория проводников западного бизнеса в этом газонефтяном Клондайке постепенно улетучилась.


На глубокой скважине возникли трудности. То на глубине около 3000 метров вскрылся трудный в разработке мощный слой каменной соли, то среда стала очень агрессивно-сероводородной. Это вынуждало к замене инструмента, труб, оборудования на устойчивые к агрессии, но значительно более дорогие. Работа затянулась года на четыре, истек срок аренды буровой установки. Значит, еще дополнительные затраты. Кончилось дело тем, что вместо ожидаемой нефти скважина дала газ, к чему готовности не было.


Потом разразился скандал вокруг прикаспийских скважин. Выяснилось, что не все скважины были брошенными или малодебитными, как предусматривалось договором. Каким-то образом в разработке оказались вполне рабочие скважины. А вот разведка совсем не выполнялась. Так, во всяком случае, описывала ситуацию туркменская сторона и требовала увеличения своей доли прибыли. Не помогли ни частые наезды господина N, ни угрозы международным судом в Гааге.


Дело кончилось резким свертыванием фирмы в Туркмении. Такая же судьба постигла и другие западные нефтегазодобывающие фирмы – американскую ExonMobil, английские Lasmo и Burren Energy, ирландскую Dragon Oil. Я не могу судить о причинах такого явления, но логично предположить, что не последнюю роль сыграли трудные условия разработки месторождений. В общем, «на блюдечке» не получилось.


Признаться, мне доставляло профессиональное удовольствие наблюдать, как поставлено дело в Bridas и при строительстве жилого поселка в Берзенги, и при организации складской базы в Аннау.


В поселке строила гостиницу бригада американской фирмы. Все детали завозились в комплекте. Поражала вооруженность строителей разным замысловатым инструментом, вплоть до небольших ходулей для монтажа электропроводки по потолку. На каждом монтажнике – жилет с множеством карманов, крючков и петель для набора инструментов. Всё под рукой. С изумлением увидел опалубку для бетона из толстой финской фанеры – легко и прочно.


А в Аннау интересно было познакомиться с огромными складскими помещениями с полной их механизацией и компьютерным учетом. Между прочим, туда я ездил за набором продуктов и хозяйственных мелочей для семьи финансового директора фирмы. За ней меня закрепили на второй год работы в Bridas. Ну, чем не пресловутые пайки для советской номенклатуры! Хотя разница, очевидно, была в том, что аргентинцы расплачивались по полной стоимости.

 

Строительная экспертиза

Уже после моего выхода на пенсию мой старый начальник Владимир Константинович Малевич предложил мне сотрудничать в качестве внештатного эксперта для Государственной строительной экспертизы. Я давал отзывы на водохозяйственные проекты или такие разделы в других проектах. После одобрения моих первых экспертиз я занимался этим интереснейшим для меня делом последующие лет пять.


Кроме какого-то приработка это поддерживало ощущение востребованности и заставляло оставаться в профессиональной форме.


Увы, и сюда со временем проникли новые реалии. Первое недоумение вызвала экспертиза большого и дорогого проекта строительства нового морского порта в Красноводске. Эта мера была вынуждена повышением уровня Каспийского моря.


Предпроектные разработки вели специалисты из Одессы. Там имелись кадры портовиков и научные, и проектные. Более того, известны были мощные украинские строительные организации по возведению портов. И ещё. Украина была постоянным должником Туркмении за газ – прекрасная почва для сотрудничества.


Одесситы представили начальную стадию проекта. По моей части набралось с дюжину замечаний, однако в целом проект оценивался как высокопрофессиональный и обоснованный. Насколько я знаю, такого же мнения были и эксперты по другим специальностям. Помнится, в проекте был большой раздел, посвященный антисейсмическим мероприятиям. Автор раздела доктор технических наук целиком вставил свой немалый теоретический труд, которому явно было место в специальной публикации или при защите ученой степени, но никак не в конкретном техническом проекте. На это и было указано. Каждый продемонстрировал, что хотел: авторы – свою высокую квалификацию, эксперт – критический прагматизм и способность отличить полезные вещи от «лапши на уши». По-моему, это только укрепило взаимное уважение. Другие замечания были более конкретны, но никак не отвергали проект в целом.


Спустя несколько месяцев пришли ответы на замечания: большинство принималось, вносились изменения в проект, нашлись и такие, на чём авторы настаивали и готовы были защищать при встрече. Шел нормальный процесс корректировок.


Вдруг меня приглашает руководитель экспертизы и предлагает дать отрицательное заключение. Почему? Ссылается на указание сверху. Там решили передать объект туркам. Я сказал, что у меня нет мотивов к отказу, наоборот, высоко оцениваю качество проекта. На том и разошлись. Но я не один, отговорки нашлись, и проект действительно отдали турецкой фирме.


Через какое-то время пришел вариант концепции проекта от этой фирмы. Выглядит как многоцветный буклет в элегантной дорогой папке с кнопочками, кармашками и окошками. На английском языке. Что же я тут пойму? Однако это ведь технический проект. Смотрю графическую часть. Что-то всё до боли знакомо! Это же одесский проект, но в другой упаковке! Скоро выяснилось, что турецкая фирма просто наняла украинских проектировщиков. Кому и зачем понадобился такой «ход конем», для меня осталось тайной.


Хуже стало, когда новое руководство экспертной службой стало весьма заинтересованно сосредотачиваться на вопросах оплаты труда специалистов, игнорируя принципиальную оценку проектов. Хорошо, что для меня это совпало с отъездом из Туркмении.

 

На ПМЖ в Германию

В 1997 году уехала в Германию на ПМЖ наша старшая дочь Марина с семьей. Ни она, ни её муж не могли найти работу в Ашхабаде. Они решили, что так будет лучше для них и их одиннадцатилетнего сына. Признаться, мы с Эльдой были не в восторге, но препятствовать не стали, да вряд ли бы и смогли. Сами мы уезжать отказались.


Прошел год. С нами жила младшая наша дочь Лена. Она тоже видела себя рядом с сестрой, но формальные неувязки с документами не позволили ей выехать вместе с Мариной.


Тем временем ситуация для нас только ухудшалась. Уехало в Россию множество наших старых приятелей и знакомых. Фирма Bridas, где я работал, была на грани ликвидации. Работа от случая к случаю в экспертизе не только не давала весомого заработка, но стала неприятной по внутренней обстановке. На наших глазах деградировала система водного хозяйства, которой мы с женой отдали всю свою трудовую жизнь. Чаша терпения переполнилась, когда прямо под нашими окнами вновь поселившийся сосед стал не только постоянно держать баранов, но регулярно резал их на продажу. Эдьда вынести этого просто не могла.


Мы решились на выезд. Не стану описывать все передряги этого времени, решения проблем с квартирой, машиной, дачей, мебелью, книгами. Скольких нервов стоило добывание всяких справок, копий, выписок. А визиты в немецкое посольство, томительное ожидание их решения! Не миновали мы и лап мафиози: нас убедили, что без взятки мы не продвинемся в очереди на оформление выездных документов. Оказалось – афера чистой воды.

          

  Как молоды  мы были!

 

Можно понять, с каким облегчением мы вздохнули, когда в апреле 1998 года во Франкфурте нас встретили наши дети. Началась совсем новая жизнь, но это другая история.

                                      Ашхабад, Bad Pyrmont (Германия).

 2007





<< Назад | Прочтено: 742 | Автор: Верный В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы