Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 Владимир Верный

 

Разное, или Кое-что личное

 

«Минуй нас…»

К этому времени относится неожиданное продолжение моих контактов с П. С. Долговым, вторым секретарем ЦК республики. Очевидно, я попал в его список кандидатов на кадровые перестановки. Он решил поближе присмотреться к моей особе.

Как-то звонят:

– Говорит помощник Долгова. Завтра в 8 утра Вы должны быть в аэропорту. Полетите в командировку с Поликарпом Семеновичем.

Надо – так надо, мало ли какие могут быть проблемы! Встретились.

– Здравствуйте! – и всё.


В Мары пересели на автомашины и целой свитой покатили по колхозным полям. Признаться, за почти три десятка лет, что уже прожил в Туркмении, я впервые попал на хлопковое поле. Оказалось, что нежные волокна хлопка растут на колючем и жестком кусте. Нахватался терминов: чеканка (обрезка верхушек), дефолиация (химобработка, после которой опадает лист), подкормка, полив, благо разговоры шли по-русски. Проездили несколько часов, наглотались пыли. На обед зарулили в один из оазисов благодати: сад, тень, вода, обильный стол. Такие были у властей в каждом районе. Обо мне опять ни слова. Так и вернулись в Ашхабад.


Через какое-то время приглашают к Долгову. В кабинет. Опять общие разговоры: «Чем занят трест, какие перспективы, какие проблемы». Рассказываю. Он заинтересованно расспрашивает. Прошло больше часа. Наконец «Спасибо, до свидания!».


Я чуял, что дело пахнет служебной подвижкой, и ужасно этого боялся. Меня устраивало моё положение во всех отношениях. Снова вызывают в ЦК. Продолжается разговор в том же духе. Вдруг слышу что-то новенькое:

– Как вы относитесь к научной деятельности?

– Вообще отношусь хорошо. Был даже зачислен соискателем ученой степени в родном институте. Собрал материал. Но всё пришлось забросить, когда строили хлопзавод. Больше не возвращался.


Тогда Долгов стал предлагать мне возглавить ТНИИГиМ – Туркменский НИИ гидротехники и мелиорации. Я внутри даже вздохнул с облегчением: ну уж от этого я наверняка отбрешусь! Надо сказать, что это в принципе полезное заведение было известно как место постоянных склок и конфронтаций противоборствующих группировок. А я был бесконечно далек от этих страстей.

– Как я смогу руководить коллективом ученых, если сам даже не кандидат?

 – Вот там и защититесь.

 – Нет, я так не могу.

На том и расстались. Больше меня не трогали. Прав был умница Грибоедов:

 Минуй нас пуще всех печалей

И барский гнев, и барская любовь.

 

Моя военная служба

Моё приобщение к военному делу началось в институте. Мы изучали артиллерию, конкретно гаубицу калибра 122 миллиметра. Из того времени запомнились летние сборы в лесах под Лугой. И не столько дела армейские, сколько один парень из параллельной группы – Николай. Невысокого роста с совершенно круглой физиономией. Курносый, с маленькими круглыми «поросячьими» глазками и белесыми ресницами. Выяснилось, что он феноменальный анекдотчик. Анекдоты сыпались из него нескончаемо. Дошло дело до того, что во взводной землянке после отбоя проходили его сольные выступления на заданные темы. Со всех сторон сыпалось: про сапог, про дверь, про портянку, про лампочку, про подушку!.. И Николай тут же выдавал анекдот по заявке.


Сержант-старослужащий должен был обучить нас обращению с полевым телефоном. Пришли взводом в лес на занятия. Команда: «Три минуты перекур!». Сели в кружок на траву: «Коля, давай!». Сержант спохватывается, когда уже пора было кончать занятия. Лихорадочно пытался что-то показать, объяснить. Но – увы!


После института я несколько раз попадал на военные сборы. Бывало и через год или два, что было против правил. Мне объяснили, что в нашем военкомате очень мало людей с моей военной специальностью артиллериста. Как будто от этого мне могло быть легче! Вообще бессмысленность этой «службы» была в том, что раз за разом повторялось одно и то же. После песков и стройки армейская жизнь казалась беззаботным курортом. Припомню несколько эпизодов.


Столовая. Общеизвестно отношение к солдатской пище: сначала ничего в рот не лезет, потом постоянно чувствуешь недоедание, наконец, еда становится вполне съедобной и достаточной по количеству. Мы на первой стадии. Все кривятся от овсяной «шрапнели». Не знаю, какая муха меня укусила, но я с видимым аппетитом стал уплетать эту злополучную кашу: видал я в строительных столовках харч и похуже. Все уставились на меня с удивлением. Не скажу, что кругом последовали моему примеру, но застольный скулёж как-то сник. Ничего, потом привыкли.


Другая сцена. Сборы в воинской части на окраине Мары. Уже в который раз. Меня выдернули со строительства Второго Тедженстроя. А здесь отцы-командиры решили воспользоваться дармовой рабочей силой и тоже затеяли стройку: вместо оплывшего глинобитного забора вокруг части стали возводить новый с кирпичными столбами. Меня такая рокировка судьбы просто возмутила, и я принял тактику открытого саботажа. Приводил свой взвод к месту работ, объяснял задание, садился в стороне с книжкой и больше не подходил к солдатам ни разу. Увы, никто из начальства не сделал мне даже замечание, а я так жаждал высказаться!


Полигон в песках где-то под Мары. По рации идет поток зашифрованных команд стрельбами. Вдруг – «Прекратить огонь!» и матерщина открытым текстом! Оказалось, что в районе целей разглядели чабана с отарой баранов. Слава Богу, обошлось без жертв. Похожее нарушение «конспирации» было через много лет на стрельбах у местечка Бами, западнее Ашхабада. (К4)


В предгорье близ шоссе орудия были развернуты на юг в сторону полигона в горах. На этот раз у нас – новая техника. Калибр тоже 122, но это пушки, то есть стволы вдвое длиннее. Пушка бьёт дальше и точнее гаубицы. Это и проверялось. Отстрелялись, а команды «Отбой!» нет. Стемнело. Мы недоумеваем: чего здесь сидим? Давно пора сматываться. Вдруг команда «Приготовиться!» и поступают полные данные на стрельбу. Значит, нам впервые предстоят ночные стрельбы. А «полные» – это подготовленные особо тщательно, вплоть до измерения параметров атмосферы на разных высотах с помощью шара-зонда. Я – в роли командира третьего орудия. Сижу в окопчике, по рации принимаю команды и голосом передаю расчету. То же делают другие командиры. Обычно следует пристрелка одним орудием, вносятся коррективы, а затем ведется стрельба на поражение всей батареей. Поступает команда: «Третьему – огонь!». Третий – это я. Командую: «Выстрел!». И тут произошло что-то страшное. В темноте полыхнуло непривычное зарево, и раздался двойной гром. Я решил, что разорвался наш снаряд. В ужасе кричу расчету: «Что у вас?!». Все целы и тоже ничего не понимают. Тут по рации и понеслась открытым текстом отборная матерщина. Оказалось, что мой сосед по батарее не только исправно принимал все команды по наводке орудия (как и следовало), но выполнил и команду «Огонь!», которая его не касалась. Не забуду шок той минуты.


А новые пушки полностью оправдали расчеты и надежды, поразили цели при минимальной пристрелке.


Последние мои военные сборы оказались «приятными во всех отношениях», хотя и самыми продолжительными. Меня послали переучиваться на ракетчика.

Во-первых, Высшая Офицерская Артиллерийская Школа (ВОАШ), куда меня послали, располагалась в родном Ленинграде.

Во-вторых, вместо трех знойных месяцев в Туркмении предстояло прохладное лето на северо-западе.

В-третьих, курсы оказались очень интересными, ракетная техника очаровывала своей простотой, высочайшим качеством и надежностью. А какой увлекательный теоретический курс! Какие преподаватели, сплошь кандидаты и доктора военных наук! Я давно не занимался с таким аппетитом.


В-четвертых, два месяца мы жили и занимались в лесу в Стругах Красных, где с царских времен существовал артиллерийский полигон. Кругом сосновый лес на песчаниках и болотах. Надо понимать, что школа спокон веку офицерская, мы были первыми резервистами в её стенах. И порядки здесь были не чета держимордовской армейской дисциплине. Были свободные часы, была возможность улизнуть с занятий, например, по политподготовке.


Ребята не преминули воспользоваться этим, стали приносить из леса много грибов. Нашлись умельцы, соорудили из кирпичей и жестянок печи-сушилки, и процесс пошел… Я тоже решил попытать счастья. В лесу в сапогах и военной робе чувствуешь себя как в танке, нет никаких препятствий. Грибов попалось мне много, а главное почти все – белые. В казарме сильно удивились такому обилию. А я сообразил, что обязан своей каракумской выучке, когда приходилось на многих километрах трассы отыскивать маленькие пикетажные колышки, занесенные песком или затоптанные баранами. Очевидно, хорошо набил глаз. Как и другие, я отправил домой посылки с сушеными грибами, чем очень обрадовал Эльду. Она большая любительница этих даров леса, наверное, потому, что как коренная ашхабадка с роду ни леса, ни грибов не видела «живьём».


Начались осенние дожди, и третий месяц этой замечательной службы проходил в самом Ленинграде. ВОАШ размещался почти в центре города близ левого берега Невы выше Литейного моста. Это были бывшие казармы одного из конных гвардейских полков. Огромные помещения конюшен спокойно вмещали учебные модели ракет в вертикальном положении


По приглашению моей родственницы Аси приехала Эльда и остановилась у неё на Охте. Мой распорядок дня стал таким: вечером после занятий я переодевался, выходил, и мы встречались с Эльдой для очередного похода в театр или концерт. Посмотрели несколько товстоноговских спектаклей в БДТ, были в Пушкинском театре, Театре комедии, Филармонии, музеях и еще где-то. Пару раз встречались с моими институтскими однокашниками. Они признавались, что за годы не были в театрах столько, сколько были мы: всегда кажется, что успеется. Несколько вечеров провели у Аси и у её родителей. Мы были очень довольны и благодарны Асе за такую затею. Моя забота была утром явиться в казарму до подъёма и успеть переодеться.

 

Дача

Где-то в середине 80-х годов под Ашхабадом стали выделять участки под дачи. Меня сильно агитировали взять участок, но я упорно отказывался. Во-первых, я постоянно был в командировках. А во-вторых, я очень подозревал, что только я вступлю в наше товарищество садоводов, как посыпятся просьбы – дай кран, дай трактор, дай трубы, проведи электричество. Взял я участок только перед выходом на пенсию.


Хорошо помню первый выезд на место: голая как колено земля. Всего и добра, что прорыт рядом коллектор. Потом подвели воду. Я выбрал самый дальний участок, у коллектора: хороший дренаж гарантировал от засоления.


Завезли для всех саженцы из Каракалинского ВИРа. Мы посадили яблоки, груши, сливы, абрикосы, миндаль, алычу, вишни. Вагончик укрыли несколькими кустами винограда разных сортов. Оставили участок под картошку, огурцы, помидоры и клубнику. Почти ежегодно завозили одну-две машины навоза. Первые три-четыре года имели урожай только с грядок, а потом стал плодоносить сад. Да так, что в сезон издали были видны красные от плодов кроны наших трех огромных абрикосовых деревьев. Урожая хватало нам, делились с соседями. Мы с Эльдой впервые поняли вкус занятий на своем клочке земли. Какая бы ни была усталость, настроение всегда после дачи было замечательное.


Когда я ушел на пенсию, решил попробовать строить домик. Был проект, был ранее залитый фундамент. Была куча керамзитового кирпича. В первые пару заходов выложил я часть стены. Получилось и понравилось. В следующий раз меня было не остановить, а на другой день я не смог разогнуться из-за жестокого радикулита. На этом мои потуги кончились, я понял, что между домом и здоровьем надо выбирать последнее.


Главной заботой по уходу за участком был полив. Летом приходилось через день ездить поливать утром, до работы. Вот когда пригодилась машина. Были, конечно, и огорчения: то будку разграбят, то ворота умыкнут. А один раз исчезла куча отличного навоза! И всё же если при отъезде что и было жаль бросать, так это дачу.

 

Подарок судьбы

Годы середины восьмидесятых были для меня очень насыщенными во многих отношениях. Началась многообещающая перестройка. На эти годы пришлась болезнь и смерть нашего управляющего Геннадия Иосифовича Гудановича, на меня навалилась большая ответственность и большие нагрузки. Всё это – на фоне заработанной язвы желудка, больницы, лечения.


И тут новость: в семье старшей дочери Марины будет ребёнок! Мы жили ожиданием этого события. Была роскошная поздняя туркменская осень: жара прошла, тепло и сухо, кругом обилие плодов южной земли.


Одним прекрасным утром повезли Марину в роддом. И тут обнаружилось, что проехать по городу почти невозможно, все улицы запружены народом, движение транспорта перекрыто: нам приспичило рожать 7 ноября 1986 года, вот-вот должна была начаться демонстрация! Пришлось вылезать из машины, уговаривать пропустить нас. Но на следующем перекрестке всё повторялось. Бедная Маринка терпела из последних сил. Не прошло и нескольких минут, как увели её за двери родильного отделения, как нам сказали: «У вас мальчик!» Вот это был праздник!


К сожалению, Марина заразилась тогда гепатитом, и Эльде пришлось за три года до пенсии поменять занятие гидротехникой  на роль кормящей бабушки. Жаль, но внук дороже.

Сейчас наш внук Илья окончил школу, пожелал идти в армию. Взяли сразу. Еще бы: 187 сантиметров рост и 105 килограммов вес.


Мои «Жигули»

Я давно мечтал обзавестись машиной. Рулить начал еще по песчаным дорогам Каракумов. В Ашхабаде сдал на права. На строительстве хлопзавода протер до дыр новые чехлы, гоняя по площадке на казенном УАЗике. По тогдашним порядкам в министерстве давно лежало моё заявление на приобретение машины. И только за год до выхода на пенсию случай помог мне. У очень влиятельной дамы, главы финансового управления нашего министерства, угнали машину. Будучи в Москве, она сумела договориться о выделении для нашего министерства лимита на легковушку. А для некоей маскировки целевого назначения акции дали три машины. Одна досталась мне. Кажется, это была последняя партия, которая реализовалась по цене 9200 рублей. Затем цены поползли неуклонно вверх. Но и таких денег мы не наскребли бы. «Выручило» то, что после смерти Эльдиной мамы мы продали её полдома на Хитровке. Первый год машина простояла во дворе у знакомых. Наконец она обрела прописку в новом гараже рядом с нашей квартирой. Я начал выезжать на ней. Эйфория была полная. Это и подвело.


Как-то утром выруливая от гаража по узкому проезду, я решил поправить кейс с бумагами. Пока я одной рукой  манипулировал с кейсом, другой рукой зарулил в металлический фонарный столб аккуратно правой фарой. Передок вдребезги! А на спидометре нет и 100 км пробега! Обновил, называется... Шок был полный. Набежавшая детвора помогла мне водворить несчастные «Жигули» в гараж.


Пока я пребывал в полном расстройстве чувств, приятели подсказали воспользоваться страховкой. Действительно, при продаже машины мне принудительно оформили страховой полис. Я полагал, что это один из способов отъема денег у граждан, только в государственном масштабе. Однако пошел к страховщикам. Тамошний начальник посмотрел на меня и говорит: «Мы с Автосервисом планируем совместную акцию. Мы отпустим вам запчасти по казенной цене, а вы опубликуете в печати хвалебную статью в наш адрес. Согласны?»

Я ушам своим не поверил – еще бы не согласиться!


Поразительно, но эта фантастическая для тех времен схема почти сработала. Надо было видеть рожи мафиозных автосервисных кладовщиков, когда они «за так» выпускали из своих рук дефицитные детали и узлы. Конечно, самый дорогой карбюратор они зажали, а я принципиально не отдавал в печать свой готовый панегирик страхованию. Дело тянулось месяцы. Быстротечная ситуация тех дней занесла моего страхового благодетеля в другие пенаты. Статья уже никому не понадобилась  и осталась у меня на память. А машину я восстановил-таки, и она послужила мне верой и правдой добрых семь лет до отъезда в Германию.


Постепенно гараж мой превратился во второй дом. Там было электричество и радио. При рытье смотровой ямы обнажилась старая водопроводная труба. От неё устроил отвод к раковине. Умельцы надоумили, как сделать поглощающий колодец вместо канализации. Со временем в гараже собрался набор всевозможных инструментов, зарядных устройств, запчастей, железок, проводов, метизов, красок на все случаи «жигулиной» жизни. Во мне поселилась твердая уверенность, что любая железка рано или поздно может оказаться полезной. Раньше я и не подозревал за собой такого сладкого чувства собственника.


Жизнь на колесах не может быть безмятежной, рано или поздно непременно что-то случается. Если что-то в машине барахлило, я становился просто больным человеком, пока не устранял дефект. Зато позднее до меня доходили вести, что новый хозяин не нарадуется. А это был профессиональный шофер, бывший таксист. От такого трудно ожидать незаслуженный комплимент.





<< Назад | Прочтено: 664 | Автор: Верный В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы