ТАНГО ГАРДЕЛЯ

Легенды мирового кино

Анатолий Сигалов (Ульм)

Кино начала XX века. Дуглас Фербенкс, Чарльз Чаплин, Рудольфо Валентино... Эти имена были известны всему миру. Но Карлос Гардель, «король танго», в 30-е годы обладал славой не меньшей, чем эти великие актеры. День рождения знаменитого аргентинца объявлен Международным днем Танго.

Танго! Нет в мире другого танца, который бы так распалял воображение и эмоции публики, заставляя сердца биться, а тела двигаться в такт его «говорящему» музыкальному ритму, который бы так завораживал нас чарующей пластикой движений танцоров и смущал умы своей яростной чувственностью, неудержимой фантазией и глубоким смыслом. И нет в мире другого танца, который бы так легко захватил мир на целое столетие и стал музыкальным символом целой нации. И создал этот музыкальный символ своей родины один человек — Карлос Гардель, талантливый аргентинский певец, киноактер и поэт.

Читаем в энциклопедии: «Официальной датой рождения танго-песни в современном понимании считается 1917 год, когда Карлос Гардель впервые исполнил и записал песню „Mi noche triste“, и его имя с тех пор неразрывно связано с историей танго, поскольку именно Гарделю танго обязано своим рождением, популяризацией и выходом на мировую концертную площадку». Отлично, это уже говорит о многом, но мы перевернем назад еще пару пожелтевших страниц этой удивительной и захватывающей истории, чтобы знать о танго и его «кабальеро» чуточку больше.

Итак, латиноамериканское танго произвело фурор в салонах Европы перед Первой мировой войной и быстро превратилось в увлечение аристократов. Его с удовольствием танцевал даже испанский король Альфонсо XIII, большой любитель музыки и балета; слушал в граммофонной записи Николай II незадолго до революции, «блаженствовал» под звуки танго экстравагантный Черчилль, обожали его Шаляпин и Стравинский. Но «массовым», как, к примеру, чарльстон, танец не стал. В то же время танго вызывало страшные скандалы, многие его обвиняли в «эротичности и греховной сущности», и тогда Римский Папа публично отпустил новому танцу все грехи за прошлое и на будущее.

Появился этот темпераментный танец в злачных местах портовых южноамериканских городов, и танцевали его поначалу только «портеньо» — матросы, ожидающие отплытия в прокуренных портовых кабаках с красной лампой в окне; девицы легкого поведения, зарабатывающие там свои нелегкие деньги; грузчики,зашедшие пропустить рюмку-другую после тяжелого рабочего дня; и вездесущие ловкие мальчики, которые, вырастая в грязных портовых районах, становились «мачо», неотразимыми жиголо, прекрасно знающими все тайны обольщения и жизни многоликого портового города.

Есть легенда, что Карлос Гардель рос именно таким «мачо». Впрочем, музыкальные справочники освещают множество его биографий, причем одна фантастичнее другой. И это тоже достойно удивления, потому что жизнь его хорошо известна и в ней не так уж много легенд. Но если речь идет о кумире публики — легенды частенько оказываются правдивей и естественней, чем малоинтересные, хотя и реальные, факты его биографии.

Кроме «Гарделя-портеньо» ходили и другие легенды об артисте. Например, о «Гарделе-гаучо», о котором говорили, что он вырос в Буэнос-Айресе, разносил письма и пел на улицах, зарабатывая на жизнь, и, в конце концов, стал ловким пройдохой и всеобщим любимцем публики... Или вот еще — о «Гарделе-негоро»; будто бы он родился в горной деревне, принадлежавшей богатому плантатору, и своим появлением на свет был обязан страсти хозяина к рабыне-негритянке... А прозвищ у него было и того больше: Гарделито, Дон Карлос, Маэстро, Тот, кто поет как бог, Франсито (Французик), Креольский Дрозд и, наконец, попросту — Старина. О, еще бы, ведь он прославил на весь мир свой город песней «Буэнос-Айрес керридо» и, как писал его биограф Ромеро Манци, в его песнях «можно проследить судьбу Буэнос-Айреса, улиц и закоулков, криков и шепотов, прошлого и настоящего, шумных, веселых и полных нежности вечеров. Город обрел в Гарделе своего историка, неподражаемого и точного...».

Карлос Гардель (его настоящая фамилия была — Гардес) родился на самом деле во Франции, в Тулузе, 11 декабря 1890 года. Его мать-аргентинку звали донья Берта. Когда уже обласканного славой Гарделя в середине 30-х спросили о его отношениях с матерью, он с теплотой и искренностью ответил: «Когда мне нужны мир, спокойствие и тишина, я прихожу навестить мою старушку, и возле нее вновь обретаю силы». В столице Аргентины, куда семья переехала из Парижа, он рано начал петь, и сразу с большим успехом. Уже тогда этого гибкого, «лакированного» юношу часто забрасывали цветами: своими песнями он точно «попадал в сердца» сентиментальной столичной публики. Конечно, репертуар буэнос-айресских театров, состоящий из пьес, в которых очень по-аргентински «раздирание страстей в клочья» заканчивалось сладкой идиллией и щемящей лирикой, очень повлиял на сюжеты ранних танго Гарделя.

А Франция снова вошла в жизнь артиста в конце 20-х. Он поет в шикарных кабаре Парижа, его танго имеют бешеный успех, в словах песен появляется утонченность чувств, а простота и сердечность красавца-«портеньо» приобретают уже не аргентинский, а европейский светский лоск. Ослепительные женщины вьются возле молодого и талантливого артиста. Гардель любил жизнь и не упускал пользоваться случаем, но это не помешало ему сказать журналистам: «Женщины? Я все-таки предпочитаю латиноамериканок, они лучше понимают мой темперамент, а впрочем, мне нравятся все привлекательные и умные женщины». Вскоре в Жуанвилле, где открылось французское отделение американской киностудии «Парамаунт», Карлос Гардель начинает сниматься в кино.

Впервые аргентинский певец появился на экране в немом фильме «Цветок персика» (1917). Участие в нем кончилось для Гарделя печально. Он понял, что как киноактер он далек от совершенства, и от его самоуверенности не осталось и следа. Однако желание играть толкнуло его брать уроки актерского мастерства у хороших французских режиссеров. Делал он это втайне, постоянно повторяя друзьям и журналистам: «Я певец, и как актер не работаю». И только спустя тринадцать лет, в 1930 году, режиссер Эдуардо Морейра снял с ним около десятка короткометражек с исполнением им собственных песен. Так что некоторый опыт у Гарделя появился, но его явно не хватало для успеха в условиях уже довольно развитой кинематографии. Тем не менее, для съемок фильма «Огни Буэнос-Айреса» с его участием, в Жуанвилле был запущен в оборот весь арсенал коммерческого кино. Много музыки, красивые артисты, пылкие страсти, экзотическая для европейцев и североамериканцев природа. Одним из авторов фильма был известный впоследствии Мануэль Ромеро, тогда еще начинающий писатель и режиссер, бредивший постановками национальных аргентинских музыкальных лент. Фильм провалился, а газеты писали, что единственно достойным внимания в картине был только голос Гарделя, что прибавило очков к его славе, но самого артиста надолго выбило из колеи.

А студия продолжала снимать фильмы с Гарделем, то есть эксплуатировать его голос, совершенно не обращая внимания на плохую актерскую игру. Фильмы, впрочем, тоже были пустышками, но это не имело значения — важен был его голос, и они имели успех. На «Огнях Буэнос-Айреса» в Испании публика аплодировала стоя исполнению Гарделем одного из своих танго и потребовала повторить киноэпизод... В общем, за два года Карлос Гардель снялся в четырех парижских картинах, после чего получил приглашение в Голливуд. Следующие свои танцы он исполнял в очередных пустышках, но уже на Лонг-Айленде — «Танго на Бродвее» (1934), «Танго-бар» (1935)... Голливуд принимает его.

Режиссер Норман Торог, снимавший музыкальные фильмы со всеми сколько-нибудь значительными звездами эстрады 30-50-х годов, приглашает Гарделя в картину «Ловцы звезд», понравившуюся публике и прессе. Следом он получает лестное предложение от старого друга Мануэля Ромеро, получившего, наконец, возможность осуществить свою давнюю мечту — снять в Голливуде аргентинский музыкальный фильм «Румба». С хорошим, не «бросовым» сюжетом. Гардель тоже окреп: он приобрел уверенность, опыт, а его лирические песни, неподражаемые танго покорили весь мир. Но этому проекту не суждено было увидеть свет.

Пока режиссер заканчивал подготовительный период к съемкам, Карлос Гардель принял приглашение выступить в знаменитом Колумбийском театре Хорхе Исаака. Ромеро, будто предчувствуя неладное, пытался отговорить его лететь. Но певец мягко настоял на своем. И погиб — самолет разбился где-то в Андах. Вечером администратор Колумбийского театра, только что узнавший о несчастье, выйдя на сцену и обращаясь к переполнившей зал публике, срывающимся голосом сказал: «Прошу извинить, концерта не будет, сеньоры. Сегодня погиб Карлос Гардель».

Но вот, верьте или не верьте — в день вылета «Карлито» из Штатов, около трех пополудни, его матушке, донье Берте, дремавшей в жару в своей буэнос-айресской квартире, показалось, что постучали в дверь. Тяжелый горячий комок на мгновение стиснул сердце и провалился в пустоту. Донья Берта встала и открыла дверь. На площадке никого не было. Тогда она вышла на лестницу и громко позвала. Тишина ответила ей. Двор был пуст, лишь задержавшийся у ворот мальчишка-газетчик, роясь в велосипедной сумке, монотонно насвистывал знаменитое танго Гарделя.