Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Журнал «ПАРТНЕР»

Журнал «ПАРТНЕР»
Культура >> Деятели культуры
«Партнер» №5 (212) 2015г.

«Я был только корреспондентом…»

Писатели на войне

Ирина Парасюк (Дортмунд)

 

К 100-летию со дня рождения Константина Симонова

 

Еще недавно такое казалось немыслимым. Прошло совсем немного лет, а маршалов прошедшей войны уже нет. Да и лейтенантов-то почти не осталось. Только память о прошлом... Забвение неизбежно, к сожалению. Вспомните у Пушкина:

 

У русского царя в чертогах есть палата:

Она не золотом, не бархатом богата;

Толпою тесною художник поместил

Сюда начальников народных наших сил,

Покрытых славою чудесного похода

И вечной памятью двенадцатого года.

 

Скажем честно, разве кто-то произносит сейчас «вечную память» героям 1812 года? Прошло время, и хорошо, если нынешняя молодежь знает о войне с французами хотя бы по фильму «Гусарская баллада».

 

Пройдет время, и война, которая еще болит в душах детей и внуков фронтовиков, тоже станет просто красивым и героическим воспоминанием. Но до тех пор пока живы в моей памяти отец и дед, прошедшие войну, живы для меня их чувства, взгляды и привязанности. И поэтому мне не дает покоя посмертная судьба писателя и поэта, которого они оба любили. Я люблю его тоже таким, каким он был – праведником и грешником, воином и любимцем женщин. Сказавшего в своих книгах очень много для того времени. Обидно, что не все его услышали...

 

Мне было лет двенадцать, когда на экраны вышел фильм «Живые и мертвые». В длинном, похожем на сарай, харьковском кинотеатре «Пионеp» на экране горели и падали советские самолеты, плакал политрук Синцов, а в зрительном зале плакал мой папа – единственный раз на моей памяти. «Это первый фильм, в котором показана война, какой она была», – глухо сказал он.

 

Мой дед, прошедший войну простым солдатом, вспоминал, что «Жди меня» солдаты переписывали от руки. Простые люди – что они понимали в поэзии?.. Война, кровь, смерть – и стихи...

Пройдут десятилетия, и найдутся те, кто вспомнит стихотворение «Жди меня» Николая Гумилева. И Симонова обвинят в плагиате, несмотря на то что кроме двух первых слов, всё иное – и смысл, и общее настроение. Да и авторство Гумилева не вполне достоверно. Слава богу, что это так и осталось «уткой» для падких на сенсации пользователей Интернета.

 

Я выросла в большом городе, в семье, где не рыдали во время похорон Сталина. А мои родители читали «Ивана Денисовича», когда его печатал «Новый мир». Я тогда была маленькой, когда выросла – увы... Солженицын был под запретом.

 

А вот о трагедии в семье генерала Серпилина я читала, книги Симонова у нас в семье были. А прочитав, я задавала вопросы. И папа мне рассказал, что до войны он жил в одном доме с семьей портного по фамилии Дрозд. Eго сын Левка учился с папой в одном классе и на комсомольском собрании отказался от своего отца, врага народа, когда полуграмотного портного во враги произвели.

 

Oтсидев десять лет, портной Дрозд вернулся, и у него родился сын, Ромка, я с ним какое-то время вместе работала, и Левку (дядю Леву) я тоже знала. Так протянулась ниточка от генерала Серпилина к портному Дрозду, и кое-что о том страшном времени стало мне понятно.

 

Уже будучи взрослой, я спросила у папы, был ли скандал в семье портного Дрозда. Всё же сын от него отрекся, как они после этого встретились? Спросила, уже предполагая, что услышу в ответ. Не было... Не те люди, не те отношения. Сын вернулся с фронта, отец пришел из лагеря – война и беда примирили их.

A что же тогда Серпилин и его приемный сын – выдумка писателя? Да нет же…Kто-то не мог простить предательства близких, а кто-то и не считал это вовсе предательством – просто надо было выживать, какое же это предательство...

И кто прав....

 

И вот еще одна история. Уже живя в Германии, я впервые услышала дикие слова: «оставанец», «оставанка». Пятнадцатилетний мальчик, вернувшийся из эвакуации в Харьков, запомнил это на всю жизнь. Он мне рассказывал: «Мама предупреждала, чтобы с нашими соседями я был осторожен – они оставанцы, то есть остававшиеся в оккупации». «Был на оккупированной территории» – клеймо на всю жизнь.

 

Когда ты входишь в город свой
И женщины тебя встречают,
Над побелевшей головой
Детей высоко поднимают;
Пусть даже ты героем был,
Но не гордись – ты в день вступленья
Не благодарность заслужил
От них, а только лишь прощенье.
Ты только отдал страшный долг,
Который сделал в ту годину,

Когда твой отступивший полк

Их на год отдал на чужбину.

 

Это было написано в 1943 году, и написано не в стол, это можно было прочитать. И люди это читали, читали уцелевшиe фронтовики, читали их дети – ведь Симонова любили. И кто-то начинал понимать, что «оставанцы» – не предатели, это не позор, не вина, а горе, тяжкая беда людей. Это была одна из сторон той войны, когда людям, пережившим ужас оккупации, бросали в лицо: «Предатели!» И это тоже нельзя забыть.

 

Очень интересна оценка «Живых и мертвых», данная Гаррисоном Солсбери (корреспондент «Нью-Йорк таймс» в Москве, автор книги «900 дней» о блокаде Ленинграда.) «Переворачивая последнюю страницу этой книги, читатель ясно понимает, что Россия была спасена не благодаря своей коммунистической системе, а вопреки ей. Ее спасли русские мужчины и женщины... Потоки их крови и остановили в конце концов фашистское чудовище».

 

Разумеется, Симонов ответил резкой отповедью американцу. Объяснить это можно по-разному. Конечно, послесталинские годы называли «вегетарианскими», но ведь была память и о другом времени.

 

В воспоминаниях «Глазами человека моего поколения» Симонов написал: «...прямое противопоставление своего взгляда ... взглядам Сталина означало ... гибель с посмертным клеймом врага народа».


Речь шла о генералах, репрессированных перед самой войной. Но ведь это касалось не только военных. Личную храбрость Симонова не отрицали даже самые суровые его критики и недоброжелатели. А вот к забвению и смерти в застенках он готов не был. И боялся этого больше, чем вражеской пули. А страх этот, – судя по всему, не умер со смертью Сталина. Можно ли его за это осуждать?

 

Кaк хорошо и легко быть судьей прошлого! О роли Симонова в травле Пастернака некоторые вспоминают, я бы сказала, с удовольствием. О выступлении на собрании, клеймившем Ахматову и Зощенко, тоже. Ho забыли, что он, через год после Постановления ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград»», напечатал рассказы Зощенко в «Новом мире». А в разгар антикосмополитической кампании провел творческий вечер Эренбурга. Кстати, сегодня у некоторых это вызывает ироническую ухмылку. Не Эренбурга он, дескать, спасал – свою репутацию. А то, что помогал бывшим фронтовикам с больницами, квартирами, протезами, неполученными наградами... Так ведь ему это ничего не стоило – быть добрым за счет других!

 

Существует такая версия. У Симонова был свой кодекс писательской и офицерской (а, может быть, и дворянской) чести – служение государству предполагает подчинение его интересам. Исходя из этого, сочинение антисоветского романа – безнравственно, публикация его за границей – безнравственно вдвойне. Это объясняет, почему «Доктор Живаго» вызвал у Симонова откровенно негативную реакцию. Разумеется, с такой позицией можно не соглашаться. Да и травлю Пастернака это ни в коем случае не оправдывает.

 

В «Записках об Анне Ахматовой» Лидия Корнеевна Чуковская писала: «Продолжает с ожесточением бранить роман Бориса Леонидовича: «Люди неживые, выдуманные. Доктор Живаго незаслуженно носит эту фамилию. Он тоже безжизненный. И – вы заметили? – никакой он не доктор. Пресвятые русские врачи лечили всегда, всех, а этот никого, никогда...»


Анна Андреевна Ахматова была знаковой фигурой русской литературы. И вот не похвалила гонимого коллегу, не солгала даже во спасение... Тоже ведь позиция. Ну, да кто об этом вспоминает, ведь она не была сталинским лауреатом...

В начале 1949 года на партсобрании в Союзе писателей предстоял доклад о «безродных космополитах». «Радикально» решил проблему Александр Фадеев – он ушел в запой. Прочитать доклад рвался Анатолий Софронов. А прочитал... Симонов. Спустя время он сказал, что взялся за это малопочтенное дело по одной причине: Софронов мог добавить от себя еще много имен... Доказать это невозможно. Но верить хочется...

 

Рассказывают, что Сталин однажды спросил, какой тираж у сборникa Симонова «С тобой и без тебя». И услышав в ответ, что столько-то там тысяч, сказал: «А по-моему, хватило бы двух экземпляров – один для нее, а другой для него». К счастью, это была шутка. А ведь и правда, на фоне пуританской советской поэзии стихи Симонова были не вполне, так сказать, морально выдержанны.

 

Поэт, написавший, что солдата на этой войне спасет от пули не мудрый командир, не родная партия, страшно сказать, даже не товарищ Сталин, а... верность любимой женщины... Нет, недаром стихи эти повторяли как молитву.

Оторванные от любимых женщин мужчины на войне тосковали, ревновали, изменяли..

 

 

На час запомнив имена, –
Здесь память долгой не бывает, –
Мужчины говорят: «Война...» –
И наспех женщин обнимают.
 
Спасибо той, что так легко,
Не требуя, чтоб звали милой,
Другую, ту, что далеко,
Им торопливо заменила.
 
Она возлюбленных чужих
Здесь пожалела, как умела,
В недобрый час согрела их
Теплом неласкового тела.
 
А им, которым в бой пора
И до любви дожить едва ли,
Все легче помнить, что вчера
Хоть чьи-то руки обнимали.
 
Я не сужу их, так и знай...»
 

Bсе это было, только писать oб этом было не принято…

 

В романе «Солдатами не рождаются» есть несколько страниц о чудом выжившем еврейском мальчике, подобранном солдатами под Лозовой и прибившeмся к батальону Синцова.

«Мальчик на дне окопа грел две большие банки мясных консервов, пристроив их над двумя банками с сухим спиртом. Мальчик на чем-то сидел. Синцов сначала не понял, на чем, а потом… понял, что мальчик сидел на убитом немце, как будто так и надо». Щемящие эти строчки напоминают еще и о том, о чем в те годы особенно не говорили. О трагедии целого народа, что позже назовут Холокостoм.

 


Симонов говорил не просто правду, а правду горькую. Много ли было в тогдашней литературе героев с биографией генерала Серпилина.

«– ...вот ты теперь служишь с Серпилиным, какого ты мнения о нем?

– Самого высокого...


Вопрос «какого ты мнения» был другим вопросом:

– Отчего же так вышло с Серпилиным до войны, ...и ты о нем самого высокого, и я о нем самого высокого, и все самого высокого, а четыре года он не то дороги мостил, не то лес рубил...»


 Bопрос «Отчего же так вышло»мучил и самого Серпилина. Не побоявшийся написать Сталину о судьбе репрессированного друга, он надеялся при встрече сказать об этом. Он сидел в кабинете Сталина, следил за ним глазами и думал:

 

«Скажу, что не просто,.. .а почти все, с кем встречался там, в лагерях, и военные, и невоенные, почти все зря – ни за что, по клевете, по доносам, по каким-то черным спискам. Надо что-то сделать – пересмотреть, спросить, узнать... кому и зачем это понадобилось... не одному же Ежову, какая бы он ни был гадина! Сделайте это, товарищ Сталин... пока люди живы и продолжают на Вас надеяться...


И вдруг понял то, о чем до сих пор всегда боялся думать: жаловаться некому! »

Конечно, нельзя говорить, что Симонов сказал это первым. Были Гроссман, Шаламов, Солженицын…

Им, которые в своих книгах кричали, надолго затыкали рты. Симонов, я бы сказала, говорил вполголоса. Но услышать его можно было, если захотеть...

 

Трилогия «Солдатами не рождаются» заканчивается 1944 годом. И я не знаю ни одного стихотворения Симоновa, посвященного победе. Oн писал не о славном конце войны, а о ее страшном начале.

 

Из объятий, из слез, из недоговоренных слов   
Сразу в пекло, на землю.   
В заиканье пулеметных стволов.   
Только пыль на зубах.   
И с убитого каска: бери!   
И его же винтовка: бери!   
И бомбежка — весь день,   
И всю ночь, до рассвета.   
Неподвижные, круглые, желтые, как фонари,   
Над твоей головою — ракеты...   
Да, война не такая, какой мы писали ее, —    
Это горькая штука...   

 

Ровно 50 лет назад Симонов написал статью «Уроки истории и долг писателя».

«Мы приближаемся к великой дате – двадцатилетней годовщине Победы над фашизмом. … именно сейчас больше всего хочется вспомнить о самом радостном — о победах.


Но... вспоминая о победах, нам нельзя не вспоминать и о том связанном жестокими уроками истории, долгом и трудном пути, которым мы пришли к Берлину.

Нет человека, который бы не знал, куда мы отступили в сорок втором — до Волги, и куда мы пришли в сорок пятом — в Берлин; …после того, как фашисты входили в наш Минск, в наш Киев, в наш Калинин, в наш Севастополь.


И о каком бы дне войны мы ни писали — о ее первом или о ее последнем дне, мы всегда должны держать в своей памяти … все ее испытания, все ее поражения и победы.Нельзя писать о падении Берлина, забыв о Минском шоссе сорок первого года...


Только изобразив всю меру наших несчастий в начале войны и весь объем наших потерь, можно показать всю длину нашего пути до Берлина.


... правда заключалась как раз в том, что мы «отошли до берегов Волги».

...привели нас на берег Волги не те или иные имевшие место на войне неприятные случаи, а куда более грозные исторические причины, в первую очередь связанные с тем, что мы теперь называем культом личности».

Мне кажется, что эти его стихи и эти слова нельзя забывать в год 70-летия нашей Великой победы.

 

Статья «Уроки истории и долг писателя» была запрещена к публикации, рукопись и все экземпляры верстки были изъяты. Она увидела свет только в 1987 году.

 

В своих воспоминаниях Симонов писал: «Я не был солдатом, был всего только корреспондентом, однако у меня есть кусочек земли, который мне век не забыть, — поле под Могилёвом, где я впервые в июле 1941 года видел, как наши в течение одного дня подбили и сожгли 39 немецких танков…»

На большом камне возле Буйнического поля под Могилёвом начертано: «Всю жизнь он помнил это поле боя и здесь завещал развеять свой прах».


Сын поэта Алексей Симонов в интервью сказал: «Это было первое место на войне, где он вместо паники, неразберихи и всеобщего бегства увидел реальное сопротивление врагу. Видно, тот ужас первых дней сильно в нем отпечатался, если главным эпизодом своей биографии он считал тот бой, первый настоящий бой».




<< Назад | №5 (212) 2015г. | Прочтено: 292 | Автор: Парасюк И. |

Поделиться:




Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Топ 20

Белла Дижур. Гора, родившая гору

Прочтено: 21281
Автор: Парасюк И.

Скрещение судеб: Роберт и Клара Шуман и Брамс

Прочтено: 19586
Автор: Ионкис Г.

Счастливый человек – Роман Каплан

Прочтено: 16995
Автор: Беленькая М.

Сестры Бэрри, дочери пекаря

Прочтено: 16558
Автор: Парасюк И.

Скульптуры Вадима Сидура в Германии

Прочтено: 4944
Автор: Воловников В.

Женщины Оноре де Бальзака

Прочтено: 3158
Автор: Ионкис Г.

ВОЛЬТЕР И РОССИЯ

Прочтено: 3113
Автор: Плисс М.

Печальная звезда Казакевича

Прочтено: 2527
Автор: Ионкис Г.

ВЕЙМАР, ГЕТЕ И ... GINKGO BILOBA

Прочтено: 2221
Автор: Ионкис Г.

Арнольд Бёклин. «Остров мертвых»

Прочтено: 2180
Автор: Аграновская М.

Мастер и гражданин Тильман Рименшнейдер

Прочтено: 2028
Автор: Чернецова Е.

Русские в Голливуде

Прочтено: 1930
Автор: Сигалов А.

Они любили Байрона...

Прочтено: 1908
Автор: Ионкис Г.

БОРИС ПАСТЕРНАК: ПОД ЗНАКОМ ГЕРМАНИИ

Прочтено: 1887
Автор: Ионкис Г.

Малоизвестный Чехов

Прочтено: 1780
Автор: Плисс М.

Царственное слово Анны Ахматовой

Прочтено: 1702
Автор: Ионкис Г.

МУЗЫКАЛЬНАЯ «АРХЕОЛОГИЯ» ЧЕЧИЛИИ БАРТОЛИ

Прочтено: 1661
Автор: Рублов Б.