Коты мои, коты

Мурзик

Дворики нашего детства. Tак и хочется к слову «дворики» добавить эпитет «одесскиe», воспетые в рассказах и воспоминаниях. Но нигде я не встречала рассказов о двориках харьковских. А жаль. Потому, что я выросла именно в таком дворике в районe с поэтическим названием Холодная Гора. Но детство мое не было холодным. Был теплый древянный дом с резной лестницей на второй этаж, маленький зеленый дворик, любимые бабушка и дед, подружки... Кажется, это было совсем недавно: лето, все двери распахнуты настежь, волшебный аромат цветов смешивается с вкусным запахом из кухонь. A с находящегося вблизи Южного вокзала доносятся гудки поездов...

И cколько помню себя, всегда рядом были коты. Простые дворовые Васьки и Мурзики, полосатые и черно-белые, воришки и царапучки.

На первом этаже жил важный толстяк Акбар. Он охотно принимал угощение от всех соседей и регулярно наносил дружеские визиты к нам на второй этаж, где его встречал хозяин – наш Мурзик. Черный зверюга в белых башмачках и воротничке был неприлично худым для домашнего кота. Непонятно, куда девалось то количество еды, которую получал он законным путем от бабушки, а также всё добытое грабежами. Увы, наш Мурзила был вором. Он тянул всё, что плохо лежит, и всё, что лежит хорошо, тоже. И когда в открытую дверь заглядывал Акбар, Мурзик сильно гневался. Ибо Акбарчик, несмотря на свою сверхупитанность, тоже был нечист на лапу. Но согласитесъ, если кот ворует у себя дома, это одно, а два вора на одной кухне – это перебор. До драки наш Мурзилка не опускался, но шипел грозно и громко. На шум приходила бабушка и укоризненно качала головой: «Мурзик, Мурзик, не стыдно тебе? Гость в доме – радость в доме. Иди ко мне, Акбарчик, иди, мой птенчик!» Победоносно глянув на Мурзика, «птенчик» подходил к бабуле, преданно смотрел ей в глаза, получал кусочек колбаски или котлетки и гордо отбывал восвояси.

Оскорбленный Мурзила, задрав хвост и возмущенно мяукая, удалялся, но ненадолго. Он возвращался к бабушке и на его наглючей морде было написано: «Ладно уж, прощаю тебя, но сама понимаешь, не за просто так». Бабуля понималa, да и в моем лице Мурзилa имел прекрасного адвоката.

Кстати, о котлетах... В соседнем дворе жил Джек. Бог его знает, с кем «дружила» его мамаша, но у белой с серыми пятнышками и роскошным хвостом-султаном дворняжки появился сынок – почти такса: рыжий, с длинным хорошо упитанным телом, которое венчал пышный мамин хвост. Помахивая этим самым хвостом, он регулярно посещал нас. Kоты на него почти не обращали внимания: «ходит и ходит, никого не трогает, ну и мы держим нейтралитет...» Итак, Джек приходил к моей бабушке, вежливо произносил что-то вроде ГАУ– ГАУ-ГАВ, и ... не попрошайничaл, ни в коем случае. Он просто смотрел. Но как! Его глаза говорили: «Я знаю, ты не моя хозяйка. У меня есть свои, они очень хорошие, они меня любят. Я их тоже люблю, но, понимаешь, у тебя такие замечательные котлетки. Ты не подумай ничего плохого, я просто хочу тебя похвалить».

Xозяева Джека всегда знали, когда пес ходил к нам в гости – от него упоительно пахло чесночком, который бабушка щедро клала в котлеты.

Васькa

А годы шли, и в деревянный дом я, повзрослевшая, уже приходила к бабушке в гости. Только теперь другой кот забирался ко мне на колени – кошачий век недолог.

Считалось, что мой папа, в отличие от нас с мамой, котов не любит. Я была, наверное, классе в девятом, когда «застукала» его за необычным делом: молотком он оббивал края большoй консервнoй банки. На мой удивленный взгляд смущенно хмыкнул: «Мама поручила. У нас в подвале кот поселился. Делаю ему плошку, чтобы он, не дай бог, морду не порезал».

Подвальная жизнь Василия продолжалась недолго. Помню, папа смотрел хоккей, когда кот впервые переступил порог нашего дома. Он сразу же направился в кухню, принюхался, постоял минутку и вдруг повалился на пол и начал кувыркаться со спинки на пузо. На морде его было написано состояние полного блаженства: «Я дома, мне тепло, меня, наверное, будут любить. А уж я вам верой и правдой служить буду, всех мышей переловлю».

Мы жили на первом этаже. Для Васьки была всегда открыта форточка. Он с разбега прыгал на довольно высокий оконный карниз, передними лапами цеплялся за раму, подтягивался и – «привет, я дома!». Приходивший с улицы грязный как хрюшка, он долго и старательно вылизывался, a потом трусил на кухню, где, он это точно знал, его ждет завтрак, обед или ужин.

Однажды воскресным утром папа, только вставший с кровати, подошел к окну и вдруг с криком «пропал Васька» в одних трусах помчался на улицу. Мы с мамой подскочили к окну и увидели, как «не любящий» котов папа, подхватив Василия на руки, вопит во весь голос: «Брысь отсюда, а ну, пошли вон!!!». Два кота, принимавшие участие в выяснении отношений с Василием, дали дёру, а спаситель и спасенный по мартовскому талому снегу вернулись домой. А я, одевшись, отправилась искать потерявшийся в пылу спасательной операции, папин тапок.

Однажды в драке нашему Василию прокусили лапу. Kошачьих переносок еще не было, а усадить в сумку изрядно отъевшегося и совершенно не желавшего понять серьезность момента кота не удалось. И тогда папа пошел ловить такси. Когда я с больным на руках уселась в машину, с шофером приключилась истерика. Он хохотал, бил себя ладошками по коленям и кричал: «Ой, не могу, ой, помру, Ваську на такси к профессору везут!».

«Профессор» оказался молодым парнем. Он погладил Ваську, осмотрел лапку и выписал рецепт. В течение двух недель мама в качестве процедурной сестры парила специальным раствором больное место. Васька был недоволен, но терпел. Ему было мокро и больно, но поднять лапу на мою маму он даже в мыслях не держал – как можно...

А потом в наш дом пришла беда – мама тяжело заболела. Полтора месяца была она в больнице. Первые дни кот не находил себе места. Он нервничал, бегал к входным дверям, изодрал спинку дивана. А потом... странно, именно тогда, когда впервые появилась надежда на благополучный исход, Васька успокоился. То есть, что значит – успокоился? Он вел себя непривычно нагло – ходил по столу, валялся на диванах, не отзываясь, когда его звали.

И вот настал день, когда мама вернулась домой. Мы только зашли в квартиру, и вдруг... как ураган, топая всеми четырьмя лапами, в прихожую ворвался Васька. Он как собака прыгал вокруг мамы, издавая какие-то звуки, весьма отдаленно похожие на кошачье мяуканье. А потом пристроился возле мамы на диване, перевернулся на спинку, подставил пузо: «Я тебя встретил, а теперь твоя очередь, давай, гладь!».

Васька жил у нас долго и глупо умер, съев в подвале дома отраву для крыс. Мы долго прихoдили в себя и я, уже достаточно взрослая, сказала сама себе: «Всё! Больше никаких котов! Второй раз я это не переживу».

Будущее показало, что я ошибалась...

Тошик

Я познакомилась с Тошкой на второй день нашего приезда в Германию. Худой черный кот с роскошным белым животиком, длинными лапами и голубым ошейником понравился мне сразу. Но к себе он меня не подпустил. Трус первостатейный, на руки он не шел, погладить себя не давал и все время норовил куда-нибудь спрятаться.

Пугливым он был не случайно. Eго, cамого маленького и слабенького из кошачьего помета, братья и сестры лупили и отгоняли от еды. Вряд ли он выжил бы, если бы не появились добрые самаритяне в лице молодой пары – нашего сына с женой. Они хотели взять себе котенка, но на будущего Тошика, жалкого и некрасивого, никакого внимания не обратили. Зато на них обратил внимание он. И понял, что это его спасение. Малыш тихонько подошел к креслу, где сидела красивая женщина, которую он выбрал себе в хозяйки. Поднатужившись, с трудом вскарабкался к ней на колени, жалобно муркнул и потерся головкой о ее руки. Сердце – не камень, на этом выбор кота был закончен.

Из жалкого изгоя он превратился в любимого Тошика, Тотошку, Тошика Тошиковича. Но до конца жизни боялся чужих, прятался, когда в дом приходили гости – похоже, что его детские страхи так и не ушли.

А потом родилась наша внучка. Тошик периодически приезжал к нам в гости и, в конце концов, под нашим давлением, переселился насовсем.

Главным человеком для Тошки стала моя мама. Они обожали друг друга. Однажды муж поманил меня: «полюбуйся». Я, заглянув в мамину комнату, увидела незабываемую картину: поперек кровати в самом центре развалился Тошик, а промостившаяся с краешка мама почесывала ему ушки.

Мужчин, мужа и сына, кот уважал. Он приносил им игрушки, мог потереться о ноги и всегда чувствовал, когда они подходили к дому – бежал к дверям и ждал.

Я же стояла на самой нижней ступеньке нашей социальной лестницы. Тошка мог запросто проигнорировать мои призывы, иногда хватал за пятки и убегал. Смешно, конечно, но я почти всерьез обижалась. До одного случая. После ночных дежурств в больнице, где я тогда работала, днем, укрывшись пушистым пледом, я ложилась на диван поспать. Тут же появлялся Тошик, укладывался мне на живот (чуть выше – чуть ниже) и начинал урчать. Это было очень приятно, но стоило мне пошевелить рукой или коленом, кот, отродясь не видевший мышей, бросался «на охоту». Я научилась дремать, не шевелясь, и мое самолюбие было удовлетворено.

Мой муж, принципиально днем не ложившийся спать, однажды сделал исключение. Он уютно устроился под тем же самым пушистым пледом, и моментально прибывший Тошик начал было укладываться и... Надо было видеть разочарование кота – он понял, что под ним не тот живот. Он встал на все четыре лапы, потом присел на задние и медленно отполз сначала на диван, потом на пол. Это событие укрепило меня в мысли, что моя ступенька в семейной лестнице не так уж и низка.

За Тошкой числился неслыханный подвиг: на балконе он поймал зазевававшуюся синичку. Занес в комнату, посадил маленькую, парализованную от страха пичужку напротив своей довольно представительной морды и начал оглядываться, дескать, а дальше что с ней делать? Сын подхватил кота, муж – птичку, которая пришла в себя и полетела по своим делам. Тошка соскочил на пол и пошел в кухню – там его ждал хороший кусочек мяса. И зачем, спрашивается, возиться с какой- то крошечной птичкой – одни кости да перья. Да и вообще, что ни говори, а живая душа, пусть себе летает...

Не хочется, но приходится приступать к грустным страницам моего рассказа. В августе 2005 года умерла мама. Почти год дверь в ее комнату была закрыта. Мы заходили туда только тогда, когда что-то было нужно взять или сделать. Не заходил туда и кот. Но каждое утро, когда я, уходя на работу, пила в кухне кофе, он приходил под мамину дверь и начинал мяукать – звал ее. Вместе с кофе я глотала слезы, и тогда Тошик подходил и начинал тихонько урчать и тереться о мои ноги... Утешал меня или мне это только казалось... не знаю.

А через несколько лет у Тошика оторвался тромб. Ветеринарам спасти его не удалось.

Кошачий век – недолгий век...

Стояли люди группкой тесной.

Он умирал, как человек

От человеческой болезни.

Пушистый маленький зверек –

Не человек ведь, в самом деле.

Погасший взгляд, последний вздох...

И люди враз осиротели.

И опять, как в далекой юности, я думаю: «Нет, не хочу. Больше в нашем доме животных не будет». А, впрочем, как знать. Будущее покажет.

Ирина Парасюк (Дортмунд)

Читайте также:

1. Вот так кошки. Журнал «Партнёр», No 1 / 2011. Автор М. Аграновская
2. Кошки и дети. Журнал «Партнёр», No 4 / 2012. Автор Э. Герцен
3. Хочу собаку. Журнал «Партнёр», No 5 / 2011. Автор Э. Герцен
4. Путь к сердцу собаки лежит через...  Журнал «Партнёр», No 6 / 2013. Автор Э. Герцен