Теодор Жерико. «Плот «Медузы»»

История одной картины

Марина Аграновская (Эммендинген)

1818 – 1819 гг. Холст, масло. 491 х 716 см. Париж, Лувр

Гибель фрегата «Медуза»

Как бы посетитель Лувра ни был утомлен и пресыщен впечатлениями, он наверняка остановится в 77-м зале галереи «Денон» перед картиной «Плот "Медузы"» и, забыв усталость, начнет рассматривать огромное полотно.

Публику, впервые увидевшую картину на выставке парижского Салона в августе 1819 года, она поражала не меньше, чем наших современников. Газеты писали, что толпы посетителей останавливались «перед этой пугающей картиной, которая притягивает каждый глаз». Парижанам, в отличие от сегодняшних зрителей, не надо было объяснять, что изобразил молодой живописец Теодор Жерико (1891-1924). Хотя картина называлась "Сцена кораблекрушения", все безошибочно узнавали плот «Медузы», история которого была в то время известна каждому французу.

17 июня 1816 года в Сенегал направилась французская морская экспедиция, состоявшая из фрегата «Медуза» и еще трех судов. На борту фрегата было около 400 человек: новый губернатор колонии, чиновники, их семьи, солдаты так называемого Африканского батальона. Начальник экспедиции, капитан «Медузы» де Шомарэ, был назначен на эту должность по протекции, и его некомпетентность проявилась самым роковым образом. «Медуза» потеряла из виду сопровождающие суда, а в ночь на 2 июля села на мель между островами Зелёного Мыса и побережьем Западной Африки. В корпусе судна открылась течь, и его решено было покинуть, но шлюпок на всех не хватило. В итоге капитан, губернатор со свитой и старшие офицеры разместились в шлюпках, а 150 матросов и солдат пересели на плот, сооруженный под руководством инженера Александра Корреара. Шлюпки должны были отбуксировать плот к берегу, однако при первых признаках непогоды канаты, связывающие шлюпки с плотом, лопнули (или были намеренно обрублены), и шлюпки уплыли.

Уже в первую ночь люди, оставшиеся на переполненном плоту почти без еды и питья (поскольку берег был недалеко, плот решили не перегружать припасами), вступили в кровавую схватку, отвоевывая друг у друга воду и более безопасные места возле мачты. Смертоубийство, безумие, каннибализм были их уделом, пока через 12 дней после кораблекрушения «Аргус» – один из кораблей, сопровождавших «Медузу», – не снял с плота 15 человек, оставшихся в живых. Пятеро из них вскоре скончались.

«Данте в живописи»

История кораблекрушения «Медузы» не сходила с газетных страниц, спасшиеся пассажиры плота инженер Александр Корреар ихирург Анри Савиньи в ноябре 1817 года выпустили книгу «Гибель фрегата „Медуза“», в которой откровенно, не скрывая жутких подробностей, рассказали о пережитом. Но темой изобразительного искусства история «Медузы» не стала, до тех пор пока ею не заинтересовался Теодор Жерико.

Этот уроженец Руана получил хорошее художественное образование и уже обратил на себя внимание несколькими работами – портретами наполеоновских офицеров на поле боя, причем лошади, которых Жерико любил с детства, занимали художника не меньше, чем воины.

Жерико был материально независим и мог себе позволить писать свой «Плот "Медузы"» сколь угодно долго. Художник погружался в события, моделировал их, «ставил», как театральную пьесу, проходил по всем кругам этого ада, за что позднее его назвали в одной из газет «Данте в живописи». Он наизусть знал книгу Корреара и Савиньи, познакомился со всеми документами, в том числе с материалами суда над капитаном, подолгу разговаривал с пережившими плавание на плоту, писал их портреты. Он снял огромную мастерскую, в которой с помощью участников рокового плавания была выстроена модель плота. На ней художник размещал восковые фигуры, уточняя композицию будущей картины. Он побывал на морском побережье Нормандии, чтобы пережить шторм и сделать наброски. Он беседовал с врачами, чтобы представить себе, как крайние лишения – голод, жажда, страх – воздействуют на тело и ум человека. Жерико делал эскизы в больницах и моргах, зарисовывал в лечебницах лица безумцев. Он приносил из морга разлагающиеся останки и не только рисовал их, но сидел, окруженный фрагментами тел, чтобы представить себе, каково было находиться там, на плоту.

Более ста набросков – пером, гуашью, маслом – сделал Жерико в поисках сюжета картины. Схватки, отвратительные сцены каннибализма, отчаяние и безумие, момент спасения… всем сюжетам художник, в конце концов, предпочел тот миг, когда на горизонте появляется едва различимый парус и еще не ясно, заметят ли плот с корабля.

В ноябре 1818 года Жерико уединился в мастерской, обрил голову, чтобы не было соблазна выходить в свет, и на восемь месяцев остался один на один с холстом площадью 35 кв. метров. В мастерскую были вхожи лишь близкие друзья, в том числе молодой Эжен Делакруа, который позировал для одной из фигур. Делакруа был среди первых зрителей: увидев картину, он был так потрясен, что «в восторге бросился бежать, как сумасшедший, и не мог остановиться до самого дома».

 Картина действительно потрясает, но отнюдь не натурализмом, как можно было бы ожидать: художественный образ оказался сильнее документалистики. Где изможденные высохшие тела, безумные лица, полуразложившиеся трупы? Перед нами атлеты, прекрасные даже в смерти, а о сценах насилия напоминает лишь окровавленный топор в правом нижнем углу полотна. Свой опыт реконструкции событий на плоту Жерико аккумулировал в совершенную, глубоко продуманную композицию картины, в которой выверены каждый жест и каждая деталь. Художник выбрал точку зрения сверху, максимально выдвинув поднявшийся на волне плот к переднему краю полотна – он словно выплывает из плоскости картины, вовлекая зрителя в действие. Четыре мертвых тела на переднем плане образуют дугу, тянущую плот в морскую глубь, к гибели. Руки, ноги, головы обращены вниз, в этой части плота царит неподвижность мертвых и оцепенение живых – отца, застывшего над телом погибшего сына, и сидящего рядом с ним безумца с пустым взглядом.

Тяжелый парус, который вторит своим изгибом надвигающейся на плот волне, мачта, крепящие ее канаты и группа сомневающихся, еще не верящих в спасение людей, образуют композиционно «большую пирамиду», вершина которой клонится навстречу волне, в направлении, противоположном кораблю. Справа устремляется вверх «пирамида надежды» с фундаментом из обессиленных тел и вершиной, на которой сгруппировались люди, пытающиеся привлечь внимание корабля. Мы снова видим вторящие друг другу движения рук, тянущихся вперед, к едва заметной точке на горизонте. Низкое облако дублирует очертания волны, поглощающей «большую пирамиду», но сквозь тучи прорывается луч, на фоне которого вырисовывается «пирамида надежды».

В картине Жерико чувствуется глубокое и почтительное знание классики.

Контрастное освещение с выхваченными из тьмы лицами и фигурами заставляет говорить о влиянии Караваджо; в исполненном драматизма сплетении живых и мертвых тел видится нечто рубенсовское. Но более всего на художника повлиял любимый Микеланджело, о встрече с произведениями которого Жерико писал: «Я дрожал, я усомнился в себе самом и долго не мог оправиться от этого переживания». Сильная рельефная моделировка, придающая фигурам скульптурность, высокая патетика образов, резкие ракурсы – всё это отсылает нас к образам «Сикстинской капеллы».

«Сама Франция погружена на плот "Медузы"»

Современников произведение Жерико поразило отнюдь не классическим совершенством, а неслыханной дерзостью: история недавнего кораблекрушения годилась для газетных полос, но никак не для крупномасштабной многофигурной картины. На огромном полотне в натуральную величину были изображены не герои античной истории или мифологии, как это было принято по канонам неоклассицизма, а современники, к тому же простолюдины. В сюжете картины не было ничего нравоучительного или возвышенного, все нормы и понятия академического искусства были попраны. Мало кто увидел, что Жерико возвысил конкретную историю кораблекрушения до символа, сумел придать ей универсальность, представил как вечное противоборство человека со стихией, привнес в упорядоченный, строгий, статичный мир неоклассицизма свежее дыхание романтизма – порыв, движение, живое чувство.

Но эстетическим неприятием картины дело не ограничилось. «Плот "Медузы"», неожиданно для автора, вплыл в море политических страстей.

В картине современники увидели аллегорию Франции эпохи Реставрации, погрязшей в коррупции и взяточничестве. Правительственные круги и официальная пресса сочли живописца опасным бунтарем, сам король Луи XVIII язвительно поинтересовался: «Это, месье Жерико, – не то ли кораблекрушение, в котором утонет создавший его художник?» Напротив, противники режима увидели в картине обличительный документ. Как писал один из критиков, Жерико «показал на тридцати квадратных метрах картины весь позор французского флота». Историк и публицист Жюль Мишле подытожил скандал вокруг картины меткой фразой: «Это сама Франция, это наше общество погружено на плот “Медузы”».

 Жерико был ошарашен таким приемом: «Художник, как шут, должен уметь относиться с полным безразличием ко всему, что исходит от газет и журналов». Одиозная картина не была куплена государством, и разочарованный автор отправился со своим полотном в турне по Англии, где показывал «Плот» на платных выставках и нашел гораздо более благожелательный прием, чем на родине.

Казалось, что «Плот "Медузы"» – первое крупное произведение многообещающего молодого художника, что, судя по его следующим работам – серии портретов душевнобольных и написанной в Англии картине «Скачки в Эпсоме» – Жерико ждет блестящее будущее. Задуманное историческое полотно «Отступление французов из России в 1812 году», возможно, затмило бы «Плот "Медузы"», но ранний шедевр Теодора Жерико оказался его последней крупной работой. В январе 1824 года художник умер после мучительной болезни, так и не оправившись после неудачного падения с лошади.

После смерти «Плот "Медузы"» был выставлен на аукционе и приобретен его близким другом, художником Пьером-Жозефом Дедрё-Дорси, за 6000 франков, тогда как Лувр не готов был заплатить за полотно больше 5000 франков. Дедрё-Дорси отклонил предложение продать работу за большую сумму в США и в итоге уступил ее Лувру за те же 6000 франков с условием, что она будет размещена в основной экспозиции музея.

Другие статьи автора на сайте www.maranat.de