Воспоминания

Евгений Сапегин

ЧАНГ

Отдыхал я однажды в деревне. У дядьки какого-то, седьмая вода на киселе. Ни тебе телевизора (приёмник трещит, но толком ничего не ловит), ни компьютера… Хорошо, что хоть свет есть… иногда. Скучища… Правда, воздух целебный, вздохнёшь – и прямо ощущаешь терапевтические его свойства!.. Пока скотину с поля не пригонят. Надоело мне сидеть в избе – наотдыхался уже. Решил погулять в лесу. Вот где целебный-то воздух! С разрешения хозяина снял со стены запылённую одностволку, взял штук пять патронов (неизвестно в каком году снаряжённых) и потрюхал, не торопясь, по тропинке. Компас взял на всякий случай. Правда, забыл отметить, с какой стороны вышел. Природа – царственная, в жизни такого великолепия не видел. Тропинка привела на опушку – красота-то какая! Хожу, цветочки нюхаю, погодка – блеск! Дело к осени приближается, уже заметно – желтинка в листве появляется. Смотрю – земляника. Маленькие такие ягодки, а сладкие! М-м… Там ягодку сорву, тут попробую, потихоньку захожу в лес – тишина. Тут птица какая-то захлопала крыльями, сразу охотничий инстинкт проснулся – ружьё-то для чего взял? Пошёл потихоньку на звук крыльев, стараюсь не шуметь. Опять крылья захлопали. Что же за птица такая? Снова шум крыльев, какая-то птица на дерево села. Слышу: «Кар – кар-р». Тьфу, ворона! Я умерил маленько стучащее сердечко. Э… а где же тропинка? Тю-тю! Стою посреди леса, а где стою – и не знаю.

Николай-то, дядька мой, сказал, что «тропинка аккурат в малинник идёт, бабы туда за ягодой ходют. От опушки – направо к малиннику». Ну вот он, малинник-то! Только не справа, а слева, и никакой тебе тропинки… Кругом только деревья, да кусты непролазные. М-да, видать, я заблудился. Куда идти? А малинка-то соблазняет – посмотрел я, посмотрел на обилие ягод – а-а, никуда не пойду, хоть один раз в жизни от пуза малины наемся! Ружьё на сук повесил, а сам весь в деликатес погрузился – вкуснота необыкновенная! Объедаю ветки не торопясь, уже полмалинника обошёл. Вдруг слышу – кто-то сквозь кусты продирается. Ну, думаю, баба какая-нибудь за ягодой двигается – вот повезло, у неё и дорогу спрошу! Собрался уже окликнуть её… а не знаю, как тут окликают женщин-то. Крикну «Гражданочка!», а она обо… обомрёт со страху! Потом слышу: никакая это не «гражданочка»: басом кто-то то ли петь пытается, толи матерится вполголоса. Тут уж я крикнул:

– Мужик! Дорогу не покажешь? – А в ответ:

– А-а-а…

Не пойму, то ли немой, то ли пьяный…

– Мужик, заблудился я, выручай!

А он услышал меня, но молча ко мне продирается!

– Му… Едрит…

Из кустов со страшным рёвом вылезает огромный медведь! И на меня!

Не знаю, все говорят, что у людей перед смертью вся жизнь в один момент в мозгу проносится (ну, кто это может рассказать?!), а я только успел подумать: «Всё, хана, спастись нельзя!»

Тут услышал за спиной грохот выстрела, и медведь свалился, ткнув меня слегка своей огромной башкой! Обалдело повернулся – бородатый мужик с карабином в руке стоит и хохочет!

– Штаны-то проверь, не потяжелели?

Я послушно трогаю рукой задницу.

– Да нет… чё ржёшь-то?

– Значит, не успел… ха-ха-ха… мужик, не обижайся, что я смеюсь-то: он на тебя кинулся, а ты ему кулаком погрозил, ха-ха-ха!

– В любом случае, спасибо тебе, что случайно рядом оказался в нужный момент… я-то думал – всё, конец мне!

– Случайно?! Ну уж нет! Я за тобой уже битый час наблюдаю: и как цветочки нюхал, и как малину жрал, и как заблудился… Я – лесник и егерь здесь. Увидел незнакомого человека в лесу с ружьём – дай, думаю, погляжу, что за фрукт! За тобой-то посмотрел только, вижу, что человек нормальный, а главная-то моя забота была – обезвредить опасного убийцу. Да-да, «твой» медведь был подранен одним чудиком с лицензией пару дней тому назад. Зверю удалось убежать от горе-охотника, но медведь с таким ранением будет мстить обязательно, если не всем людям, то уж всем охотникам, от которых пахнет оружием.

Мужик протянул мне свою ручищу:

– Василий, будем знакомы.

Я тоже назвался, пожал руку, в которой моя ручонка утонула безнадёжно.

– Городской, что ли?

– Ещё какой городской! Мало того, я первый раз в настоящем лесу – я из Туркмении, у нас вообще лесов нет.

– Тю! А я в армии служил в Туркмении! В Кушке. Значит, мы с тобой вроде земляки! Не бывал в тех местах?

– А как же, бывал там, концерты какие-то были…

– Артист, что ли?

– Я пианист, аккомпанирую певцам.

– То-то я смотрю ручонка-то у тебя на вид хилая… а видать, сила-то стальная, как ты топтыгину-то в глаз дал – он и скопытился, гы-гы…

– Смешно ему… ну, облажался…

– Смешно, ха-ха… но бывало и смешнее. Однажды приехали на джипе какие-то шишки. Ну, бумаги там, лицензии, короче, должен я их на охоту поставить. Туда-сюда, ходим, место выбираем. А тут какой-то молодой медведь из кустов высунулся – любопытно ему, что это за существа, которые как медведи на двух ногах ходят! Так этот дядька от неожиданности и страха ружьё-то в медведя кинул – и бежать! А медведь за ним, а в лапах ружьё. Я в воздух выстрелил – медведь ружьё бросил и дал стрекача! Вот где я нахохотался – медведь с ружьём за охотником – вот где умора была! Когда я с брошенным ружьём на кордон пришёл – шишкарь этот полотенцем обмотался и штаны стирает!

Василий пошёл со мной в деревню, убитого медведя-то нельзя надолго оставлять – четвероногих желающих полакомиться медвежатинкой в лесу много.

– А знаешь, у меня тоже на кордоне пианино есть…

– Да ну? А зачем пианино в доме лесника?

– Я же не всегда один-то жил… Придёшь в гости, поиграешь, может, и расскажу…

Навстречу Николай спешит с озабоченным лицом.

– Ну, наконец-то, я уж переживать стал, вдруг заблудился, аль ещё что…

– Здорово, Николай! Племяш тебе гостинец приготовил, только не донести ему, помощь нужна – серьёзно проговорил Василий. – Телега-то у тебя есть? Запрягай мерина, да парочку соседей позови.

Ничего не понимающий Николай как-то забормотал:

– Какой гостинец, напакостил чего-нибудь?

– Он у тебя герой! Пукалку твою на сук повесил, а тут Топтыгин на него напал, пасть раззявил. А он не растерялся, кулаком в глаз как звезданёт! Тот со страху-то и помер! – захохотал Василий. Потом посерьёзнел:

– Ну, чего стоишь, беги, запрягай, соседей зови! Медвежатины-то, небось, давно не едал?

– Зачем ты так-то, Василий, ведь твой трофей! Николай-то не будет твои шутки расшифровывать – повезёт медведя домой…

– Нет, земляк! Твой это трофей… Ну, скажем, так: «От нашего стола – вашему!» Ты-то ведь точно никогда не едал медведя… Тем более такого, который сам хотел тебя съесть! Ха-ха-ха...

Василий посерьёзнел:

– Ты вот что... Давай завтра в полдень топай ко мне на кордон, Николай объяснит, как дойти. Чайку попьём, побеседуем, нравишься ты мне, земеля… На пианино поиграешь, если оно ещё играет. Столько лет стоит без дела…

…На следующий день я пришёл, как обстоятельно и уважительно объяснил дорогу Николай, на «лесниковый кордон». На этот раз со мной было не ружьё, а сумка с инструментами для настройки фортепиано, с которыми я никогда не расстаюсь – куда бы ни ехал, на всякий случай. Мало ли что… Как у уважающего себя хирурга, небольшой набор должен быть всегда под рукой. А я предчувствовал, что это будет необходимо. И не ошибся.

Василий засуетился, будто и не ждал, что приду. Изба – как изба. Никаких «трофеев» на стенках, никаких рогов – обычное жильё. Полки с книгами, буфет с посудой, стол со стульями, да в углу несколько свёрнутых тюфяков для возможных охотников. И ещё одна открытая небольшая комната – кабинет, он же офис, он же спальня хозяина.

– Чё оглядываешься? Пианино ищешь? Там ещё одна комната есть, щас открою… – потом пробормотал про себя: – Куда же я его засунул?

– Что потерял? Пианино?

– Умник... Ключ не помню, куда положил. – Наконец в буфете пошарил… – Во, нашёл!

Будто отвечая на мой немой вопрос, проговорил, сдувая с ключа пыль:

– Лет пять тому назад закрыл комнату и ни разу не открывал.

– Что же так-то?

Тот мрачно на меня посмотрел:

– Будет время – будет и разговор…

Пока хозяин приводил в порядок комнату – проветривал, открывал окно и ставни, принёс ведро воды, тряпку – я раскрыл пианино, снял крышки, осмотрел молоточки, прошёлся по клавишам:

– Расстроенное, конечно, но в хорошем состоянии.

– А что ему сделается, ведь ни разу и не открывали, как из магазина привезли.

– А зачем же покупали?

Василий с тряпкой в руке стоял на пороге и с тоской смотрел на комнату, на пианино, на меня:

– Потом… Пойду, чайник поставлю.

– Погоди, я маленько повожусь с инструментом, потом поставишь…

Закончив настройку (как ни крути, а часа полтора–два провозился), я сел за инструмент, поиграл, чтобы проверить, так ли всё, как надо, работает. Василий стоял рядом и аж светился весь:

– Ух ты! Здорово! А ты знаешь музыку из кино «Семнадцать мгновений весны»?

– Слышал, сейчас попробую сыграть.

Пока я играл, Василий, кажется, вообще перестал дышать. Я на него посмотрел – всё лицо было мокрым от пота, кожа рук была покрыта пупырышками.

– О-о-х! От этой музыки я всегда как не свой! Вот спасибо!

– Тогда иди чайник ставь!

Он помчался, только что не сказал «Слушаюсь, сэр!»

…Стол был накрыт на террасе – хорошо, и тепло, и ветерок приятный. Кот чёрный сидит на кресле, всем своим видом показывая, какой он культурный, ему и дела нет от обильно заставленного яствами стола. Правда, я заметил, какие молнии вылетают иногда из его полуприкрытых глаз на крупно нарезанную ветчину.

– Давай, закуси после трудов праведных! Выпить не предлагаю, потому что… потому что!

– Понятно. Я тоже не пью.

– Раньше-то мать была большая мастерица готовить, а после её смерти пришлось мне всю эту науку осваивать. И хлеб печь, и окорока коптить, и варенье варить. Отец раньше здесь лесником был, овдовел, когда мне лет пятнадцать было, не женился больше. Пришлось мне все хлопоты по хозяйству взять на себя. Когда мне стукнуло шестнадцать, один охотник подарил мне толстого щенка какой-то чудной породы. Охотник был то ли китаец, то ли монгол, ну и собаку привёз какую-то необычную. Рос щенок вместе со мной, жизнь постигал лучше меня, потому что был, видимо, умнее меня. Охотник сказал, что пса зовут Чанг. Ну, мы не стали менять ему имя. Я говорю, что он был умнее, потому что у него был какой-то дар, что ли: он сразу распознавал плохого человека. Вырос он в могучего зверя. Таких собак я видел в Туркмении – алабаев. Похожи очень. От меня не отходил ни на шаг, если кто-то приближался ко мне – рычал. Если нормальный человек – просто рычал, если плохой – не подпускал. Ни от кого не принимал ни куска – кормить его мог только я. С ним можно было часами беседовать, такое впечатление, что он понимает человеческую речь… Это был мой лучший друг. Вернейший. С ним мне ничего было не страшно, а он никого и ничего не боялся. Когда охотники приезжали, приходилось его сажать на цепь, чтобы они его не боялись, а мне достаточно было поговорить с ним, и он спокойно лежал на месте. Но пока я был в его видимости. Если я куда-то уходил один, он рвал любой ошейник и догонял меня. Пришлось упрашивать одного мастера сделать особенно крепкий ошейник не из кожи (кожу он без труда рвал), а из двух слоёв пожарного шланга, сшитого умельцем-шорником. Я фломастером крупно написал на ошейнике ЧАНГ… Всё бы ничего, но я вырос, кровь внутри играет – я влюбился. Привёз молодую жену на кордон, а тут… проблема. Чанг её ни в какую не принимает. Просто разорвать готов. Что делать? А мне вот-вот в армию идти. Отец уже стар, женщина в доме нужна, я уже не говорю о своих чувствах. Ну, не могу же я застрелить своего лучшего друга?!

Как-то вечером он сидел возле меня, положив голову на мои колени, и я стал с ним разговаривать. «Чанг, говорю, а ведь нам с тобой придётся расстаться в любом случае. Надолго. Мне надо идти в армию, тут уж ничего не сделаешь. Ты останешься за главного. Тебе придётся сторожить дом, семью. Оберегать всех обитателей этого дома. Сопровождать Людмилу при её передвижениях, она – это я. Запомни это – она, это я! И я должен быть уверен, что ты не допустишь ни малейшего вреда ей и моему отцу и будешь выполнять все их требования!.. А ты будешь меня ждать, я обязательно вернусь!»

Он пристально посмотрел мне в глаза, потом отвернулся и пошёл на своё место. Два дня он не вставал со своего места, ничего не ел, не пил, на третий день он в первый раз принял пищу из рук моей жены…

Служба в армии, конечно, не курорт, всяко было, но ко всему можно привыкнуть. В редких письмах из дома сообщалось, что Чанг в точности исполняет мой наказ, ведёт себя как обычно, только ни от кого не принимает ласки. Уворачивается и уходит на место.

Окончив службу, я, хоть и торопился домой, но остановился на один день в райцентре, зашёл в контору Лесхоза, отца моего там хорошо знали, поэтому спокойно ссудили денег на покупку пианино (давняя мечта моей жены). Как раз в этот день лесхозовский грузовик должен был проезжать через нашу деревню, вот я вместе с подарком и добрался таким удобным способом. Дома застал старика-отца за чисткой картошки. Что-то в душе заскреблось – беда! Отец расплакался:

– Да, беда! Чанг неделю назад пропал, пошёл вместе с Людмилой в лес, и больше их не видели… Шурка-косая искала в лесу грибы утром, и видела их, шагающих втроём – Людмила, Чанг и какой-то мужик, она его не признала.

Я кинулся в деревню, к матери Людмилы. Та спокойно так говорит:

– Забудь, что был женат… Разве моей красавице такой муж нужен? Что у тебя есть? Да ничего – кроме еле двигающегося старика. Что, горшки выносить, да горбатиться на хозяйстве? Нет уж. Теперь у неё нормальный муж, хороший дом, машина и прислуга! А ты иди откуда пришёл…

И я пошёл. Как дома оказался, и не помню… Запил я. Крепко запил. За спиной не раз слышал осуждение соседей: «Никудышный человек, правильно от него жена ушла, кому он нужен-то такой…» Как протрезвею немного, думаю: а действительно, такой-то кому нужен? И опять в запой. Выдержать такой удар – ох как нелегко! Двойное предательство самых близких созданий: предательство любимой женщины и предательство друга! Ведь другого-то друга, кроме Чанга, у меня и не было. В минуту отрезвления я как-то услышал, что будто бы некий бизнесмен в деревне магазин построил, вот на Людмилу и обратил внимание. Красивый, а главное – богатый, вот она и польстилась! Ладно, баба – она и есть баба, а Чанг-то что? Он-то на что польстился?

А тут и отец помер. На поминках я вдруг понял, что один остался на всём свете… И дал себе зарок – больше ни капли! И выдержал! На трезвую голову стал выяснять, где живут Людмила и Чанг. Оказалось – в городе. Выяснил адрес, решил им в глаза посмотреть! Поехал, нашёл дом, а… дома-то нет… Одни головешки. Всё сгорело – и дом, и сарай, и машина… и люди… Поговаривали, что это поджог… Я соседку их осторожно спросил: а как, мол, собака-то, тоже сгорела? А она удивлённо так говорит:

– Какая собака? Да Людка собак ненавидит… ненавидела! Никогда у них не было собаки.

… После смерти отца меня оформили лесником, я стал выполнять его обязанности. Дело это было привычное, я часто мальчишкой ходил вместе с отцом, так что лес я хорошо знал. Знал и очень красивую полянку с прекрасным прямым высоким деревом в центре. А вокруг – непролазная чаща с колючими кустами. Когда-то я показал Людмиле эту полянку. Думаю, никто никогда туда не заходил. Ей очень понравилось это уединённое место… Года два тому назад я решил, что мои оскорблённые чувства остыли настолько, что теперь-то смогу без трепета посетить это «священное» место. Продрался через кусты, мешал какой-то запах необычный, вышел на поляну…

…Вся поляна покрыта клочками шерсти… на задних лапах стоит, прикованный толстой проволокой к центральному дереву, скелет крупной собаки… Прикручен намертво, проволока продета через толстое кольцо ошейника… Прикручен на такой высоте, чтобы собака могла стоять только на задних ногах… На ошейнике выцветшие буквы: «ЧАНГ»… и в воздухе висит запах… запах смерти.

Было видно, что Василию очень трудно даётся рассказ, однако он помолчал, собрался и непослушными губами продолжил:

– У меня подкосились ноги от ужаса, я упал на колени, волосы встали дыбом от такой картины, кажется, я заплакал, просил прощения за мои дурные мысли о его возможном предательстве… Кто же мог это сделать! Кто мог его предать такой изощрённой пытке и лютой, долгой смерти?! То, что смерть была долгой и мучительной, было видно по состоянию дерева – вся кора ниже проволоки была содрана передними лапами, а древесина глубоко расцарапана. Любого, кто попытался бы его привязать, он бы порвал на части… значит… значит… Спасибо тебе, Господи, что убийц сам покарал, что не дал мне совершить тяжкий грех! – Василий замолк надолго.

Потом спохватился:

– Совсем я тебя замучил своим рассказом, прости, никому об этом не говорил… очень уж личное это… Чай-то давно остыл, пойду ещё чайник вскипячу.

Василий долго не возвращался, я пошёл посмотреть – он стоит у дверного косяка, лицо белое:

– Я долго думал… а ведь это я его убил. Ведь я сам ему дал наказ выполнять все приказания Людмилы, я сам надел на него такой ошейник, который он не смог порвать…

… Домой я пришёл потрясённый, по пути размышляя о верности умницы Чанга, о жестокости и предательстве людском. Николай сидел за столом, выпивая под медвежатину. Потом страшно удивился, когда я вылил остаток водки себе в стакан и одним махом выпил…

Июнь 2019

На стр. автора

<< Назад | Прочтено: 320 | Автор: Сапегин Е. |

Мне понравилось?

(Проголосовало: 9)

Комментарии (0)

Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.

Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>