Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

 

Павел Полян

ЕВРЕЙСКИЕ СУДЬБЫ

БЕЙЛЯ МЕНДЕЛЕЕВНА И МОРДЕХАЙ ПИНХАСОВИЧ ПОЛЯНЫ:

МАРК ПАЛЫЧ И БЕЛЛА МАРКОВНА

(ПОЛОЦК – МОСКВА – КИСТЕНДЕЙ – ДУРАСОВКА – ИЖЕВСК – МОСКВА – ФРАЙБУРГ)

 

Расскажу немного о тех, кого знал ближе всех – о своих родителях. Каждый из них прожил свою долгую – без малого по 90 лет – жизнь, из них около 60, или две трети, они прожили  вместе.  Я  не  стану  здесь  углубляться  в  их  психологию или душевные порывы, одной внешней канвы будет для этого очерка более чем достаточно.


Марк и Белла Полян с сыном и невесткой Соней (сер. 2000-х)


Но  начну  с  имен.  Все  привычно  называли  их  по-европейски  –  Белла  Марковна,  Марк  Павлович  (Марк  Палыч). Но их коренные, полученные при рождении имена – были другими,  еврейскими:  Бейля  Менделеевна  и  Мордехай Пинхасович.  Советский  государственный  антисемитизм давил на них, отрывая от корней и понуждая маскировать свое еврейство, заставил вносить поправки не только в бытование их имен, но и, как в случае отца, в паспорт (1). Многие шли еще дальше – и меняли в паспорте даже свою фамилию, не говоря о национальности.

 

Отец

Отец родился из них двоих первым: 6 февраля 1922 года – в Москве, куда его отец, мой дедушка, перебрался еще в 1915 году,  воспользовавшись  фактическим  демонтажем  Черты осёдлости. Он работал служащим в банке и обладал таким почерком, про который, наверное, и говорят с придыханием: каллиграфический (почерк, увы, по наследству не передается).  Родом  же  дед  был  из  Паневежиса,  а  его  жена,  моя бабушка Эмма, из местечка Долгиново в Белоруссии, где ее дед – Эйдельман — был известным раввином.


Жили они в коммуналке на последнем этаже огромного Бахрушинского дома на Болотной площади: окна смотрели прямо  на  сквер,  за  которым  в  1930-е  годы  появился  угрюмый силуэт «Дома на набережной», где проживала советская партийная элита. Учился он в школе № 19 на берегу Москва-реки, а его младший брат Ефим, родившийся на 4 года позже, в школе № 12 за каналом, вблизи начала Большой Полянки.


В августе 1939 года Марк поступил на дневное отделение МВТУ им. Н. Э. Баумана, которое и окончил в марте 1945 года.

Во время эвакуации – со 2 апреля 1942 года и по 17 июня 1943 годов — училища вместе со студентами – в Ижевске судьба впервые свела его с моей мамой.


На титульной странице его трудовой книжки необычная комбинация профессий: «Фрезеровщик; Педагог». Но эвакуация для студенчества МВТУ именно такой и была – половина времени в аудиториях, половина – у станка, на номерном оружейном заводе.


В  самом  начале  его  трудовой  карьеры  стоял  Татарский протезно-ремонтный  завод  в  Казани,  куда  его  направили на  должность  заведующего  производством.  Проработав  в Казани около полугода, он был переведен в Москву, в Главное управление  протезной  промышленности  Министерства социального  обеспечения  СССР  (Главпротез,  или  главк).  В Главке он проработал около 8 лет – в 1947-1955 гг.: сначала главным технологом технического отдела, а затем главным  механиком  производственно-технического  отдела. Именно на эти годы пришлось все мракобесие и вся борьба с космополитами. А потом его карьера разложилась еще на три разных отрезка длиной от 10 до 20 лет каждый. В 1955-1966 он был директором  Экспериментального  завода  Центрального научно-исследовательского  института  протезирования  и протезостроения в Реутово под Москвой. Затем, в 1966-1977 гг.,  он  работал  в  самом  этом  институте  в  Москве:  сначала руководителем  лаборатории  экспериментального  протезирования, а затем — руководителем отдела научной информации  и  патентоведения.  На  этом  же  отрезке,  в  1971  году, защитил  диссертации  на  тему  «Исследование  элементов движений во фронтальной плоскости при ходьбе здоровых людей и протезированных».


Самый  последний  период  оказался  и  самым  долгим.  В 1977-1996 гг. он был доцентом Московского государственного института культуры, преподавал информатику и теорию коммуникаций.

 

Мать

Белла  Марковна  (Бейля  Менделеевна)  Лондон родилась 18 марта 1923 года в Полоцке – некогда гордом престольном славянском  городе,  а  в  ее  время  –  скромном  белорусском городке, трудно отличимым от большого села. Дома, сады, заборы, собаки – все, как в деревне.


Дома ее звали Бэбой, а старшую сестру, Римму, родившуюся в куда как менее спокойном (1919) году, – Ривой. Тем не менее детство сестричек было безмятежным и счастливым.

Папа,  опытнейший  наборщик,  работал  в  государственной типографии: и пусть зарплата была небольшой — всего 35 рублей, – но на жизнь в своем доме (Коммунистическая, 74) хватало: жили скромно, но хорошо. А мама – Лия (Лиза, Елизавета) Мордуховна – была домохозяйкой, очень вкусно готовила и этим немного прирабатывала: у нее столовалась учительница из музыкальной школы.


Беба и Рива (1940)


Когда Бэба пошла в школу (2), то каждый год получала похвальные  грамоты  с  профилями  вождей  марксизма-ленинизма  наверху.  В  1941  году  она  уже  заканчивала  школу города Полоцка. 20 июня прозвучал последний звонок, выпускники получили на руки аттестаты, а вечером был выпускной бал. Как и все еврейские мальчики и девочки из ее класса, она мечтала о высшем образовании и собиралась в Москву. Назавтра, 21 июня, она отправила свой аттестат и другие документы для поступления в ВУЗ в Москву, своей старшей сестре Римме, которая уже училась в Инъязе и жила в институтском общежитии на Маросейке. Отправила с оказией — с учителем немецкого языка, послав вдогонку следующую  и  очень  легкомысленную  телеграмму:  «Встречай немца скорым поездом» (Обошлось!).


А на следующий день уже вся страна встречала «немца» кровью и плотью...

26 июня из Полоцка уходил последний эшелон с военными, к нему прицепили несколько товарных вагонов для населения – в них-то Бэба и уехала с матерью в эвакуацию в Москву. В Полоцке оставался один отец. Эвакуация была ему заказана, да и дежурил он в типографии 26 июня и смог отпроситься только для того, чтобы проводить жену и младшую дочь. Он искренне верил, что немцев вот-вот остановят и погонят.


Последняя весточка от него — эта открытка, полученная старшей дочерью.


Почтовая карточка из Полоцка (30.06.1941)


«Полоцк, Коммунистическая улица, 74.

Москва, Маросейка, Петроверигский пер., 6/8, к .207 

–  Р. М. Лондон. 30 июня 1941 года.

Полоцк 30.6. // Дорогая доченька! Последнюю твою открытку от 24 июня я получил, а мама и Бэба 26 июня поехали в Москву и я очень волнуюсь, что их еще нет у тебя. Я один остался дома. Город в опасности и не знаю, что делать. Около нас упала бомба и был пожар и много жертв. Умоляю тебя, когда получишь письмо, телеграфируй мне сейчас же, приехали ли они в Москву. Они, вероятно, застряли в дороге. // Дядя Мендель уехал внезапно до Москвы. Попытайся у него узнать, приехали ли они. От них ты узнаешь, где мама и Бэба. Папа. // Немедленно телеграфируй, если примут телеграмму».


15  июля  в  Полоцк  вошли  немцы,  в  городе  встал  гарнизон  201-й  полевой  охранной  дивизии.  По  линии  СД  за  порядок и за евреев «отвечала» айнзатцкоммандо 9. В начале августа выгородили для евреев два гетто – одно на окраине, другое в центре (в его зону вошли и Коммунистическая улица, и школа № 12), а в середине сентября всех перевели в новое гетто на кирпичном заводе возле военного городка Боровуха. Датами расстрелов полоцких евреев стали: начало августа, 21 ноября и 11 декабря 1941 года, а также (евреи-специалисты и их семьи) – 3 февраля 1942 года.


Совершенно очевидно, что Мендель Иосифович Лондон, разделив судьбу остальных полочан-евреев, погиб в одной из этих «акций». Страшная, ненавистническая война отняла у Беллы отца, о чем она долго не знала, но догадывалась, а саму ее – счастливую девчонку – превратила в несчастную, часто плачущую девушку, которой отныне самой приходилось решать все вопросы бытия.


В Смоленске она отправилась за кипятком и едва не отстала от поезда. Была бомбежка, после чего маршрут изменили, и поезд, не заезжая в столицу, покатил в Саратовскую область.  С  4  июля  по  14  августа  1941  года  Белла  работала конторщицей колхоза «20 лет Октября» в поселке-райцентре Кистендей, а затем в близлежащей Дурасовке, куда приехала  из  Москвы  сестра  Римма  преподавать  французский язык. Белла же стала секретарем Дурасовской психколонии и познала со своими сумасшедшими все муки ада. Однажды она  с  двумя  сумасшедшими  поехала  в  лес  за  дровами  на телеге, запряженной двумя быками — «цоб-цобе», но быки не слушались, а у сумасшедших портилось настроение. Было страшно, но опять, слава Богу, обошлось.


В 1942 году она перевелась в Ижевск, где в эвакуации находился МВТУ, куда сестра еще в Москве передала ее документы на поступление. Там же она училась и работала лаборантом.  Устроились  жить  и  работать  в  общежитии  для бывших  уголовников:  мама  —  комендантом  (всю  мамину физическую работу за нее по ночам, – чтобы никто не видел, — делали дочери), сестра — воспитателем, а Белла — библиотекарем. Жили втроем в одной комнатке, и каждый день славили бога, что никого не убили. А утром она уходила в институт на учебу.


А 17 июня 1943 года Белла вместе со всем институтом вернулась в Москву, мама и Римма приехали позже. Здесь начались  новые  невзгоды  –  с  пропиской.  Беллу  прописали  в Москву как студентку, Римму прописала одна родственница — небескорыстно, но прописала. А вот прописать маму никак не получалось. А без прописки не было и хлебной карточки, так что какое-то время жили на одну студенческую карточку.


Начальник паспортного стола говорил: «А пусть она едет туда, где жила до войны». Это куда же? Туда, где дом сгорел и где мужа убили?


Белла  обратилась  в  редакцию  «Красной  Звезды»  к  Илье Эренбургу: тот дал ей номер телефона человека, который ей обязательно помог бы. Но Белла этим так и не воспользовалась, она решила вопрос сама и иначе: Белла обновила им всю наглядную агитацию чертежным шрифтом, после чего начальник паспортного стола прописал Елизавету Марковну.


Маму  она  поселила  у  себя  в  студенческом  общежитии. Студенческая жизнь, учеба отнимали все время и силы, но и в посещении театров она себе не отказывала (входной билет тогда стоил 1 рубль). Сидела на ступеньках или стояла в проходе, а то и поклонники приглашали — их было немало, в том  числе  и  Марк,  мой  отец.  «Технология»  приглашения была  такой:  позвонить  Римме  на  работу  и  пригласить  не ранее чем на завтра. А иногда было и по два варианта.

        

А  однажды  они  были  с  Марком  в  Большом  театре,  где давали «Князя Игоря». И вдруг директор театра объявил, что объявляется перерыв на 45 минут, поскольку снаружи будет салют в честь Победы! Кончилась война!..


Белла Лондон и Марк Полян

(Конец 1940-х)


Когда  отец  сделал  маме  предложение,  она  согласилась.  Переехала  в  Бахрушинский  дом  на  Фалеевском,  где ей, да и всем нам, предстояла еще дюжина лет в классической,  по  Ильфу  и  Петрову,  густонаселенной  коммуналке прежде чем мы переехали в полученную отцом квартиру на Ленинском проспекте (точнее, в две комнаты в трехкомнатной квартире).




Марк и Белла Полян с сыном (1957)


Между  тем  и  мамина  трудовая  жизнь  распалась  на  несколько  отрезков.  Из  МВТУ  она  перевелась  в  Московский автодорожный  институт,  по  окончании  которого  работала экономистом  на  автобазе  Министерства  военно-морского флота, затем ревизором в Контрольно-ревизионном отделе Главмосавтотранса. В 1969-1978 гг. она старший инженер в Главном управлении международных автомобильных сообщений «Совтрансавто». И, уже будучи на пенсии, долго работала оператором Мострансагенства.

 

В Германии

Выйдя  в  середине  1990-х  гг.  на  пенсию,  Марк  и  Белла Полян  решили  присоединиться  к  фрайбургским  Полянам, и  2  ноября  1998  года  они  пересекли  границу  Германии.


Фрайбург и Фрайбургская община уже ждали их. Годы, что они прожили в Германии, они сами находили, быть может, самыми  лучшими  в  своей  жизни.  Спокойный  и  размеренный быт без необходимости что бы то ни было организовывать, добывать и набирать себе запасы впрок, королевская медицина, ранее не представимые поездки по Германии и по  европейским  странам,  близость  к  единственному  сыну и  его  семье  –  все  это  создавало  уют  и  ощущение  качества жизни,  пусть  и  стариковской.  Мама  немного  говорила  по-немецки, отец – старательно учился, но так и не выучился.


Совершенно светский в России человек, на старости лет он полюбил походы в синагогу, не пропускал, если не болел, ни одного шаббата – повторял за кантором или за раввином непонятные слова и фразы и выстраивал какие-то свои, только им двоим и ведомые, отношения с еврейским Богом.

Могила на Еврейском кладбище во Фрайбурге


2 октября 2011 года Марк Павлович Полян умер, а 30 октября 2012 года – умерла и Белла Марковна. Их могила из светлого розового песчаника на Фрайбургском еврейском кладбище – первая, где имена выбиты и на русском языке.

 

1 - Маленький  штрих  для  истории  антисемитизма  в  Советском  Союзе: 26  января  1977  года,  на  55-м  году  жизни,  отец  сменил  отчество,  и  из Пинхасовича  официально  стал  Павловичем,  каковым  неофициально  являлся всегда. О чем осталось «Свидетельство о перемене фамилии, имени, отчества»,  выданное  Октябрьским  ЗАГСом  г.Москвы  за  №  265439  от 26.1.1977.

2 - Средняя школа № 12 г. Полоцка.

 

 

 

 





<< Назад | Прочтено: 549 | Автор: Полян П. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы