Между тем, усилиями этого слависта было столько сделано для лучшего понимания Чехова в Германии, что ему могли бы позавидовать опытные советские «чеховеды», занимавшиеся интерпретацией его творчества у себя дома. Стражи литературы в СССР пытались встроить Чехова  в систему коммунистических моральных ценностей, упирая на «социально-критическое» значение его творчества, в чем изрядно преуспел лауреат Сталинской премии, один из основателей ассоциации пролетарских писателей (РАПП) Владимир Ермилов. В его трудах Чехов выглядел чуть ли не революционером. Такая репутация посмертно повредила писателю в Германии, когда встал вопрос об открытии ему памятника в Баденвайлере.

 

Не заинтересовались советские журналы и записками доктора Юрия Балабаева, жителя Баденвайлера, посвятившего себя изучению германского периода жизни Чехова. Небольшую рукопись, полученную мною от него в Германии в конце 70-х годов, опубликовать так и не удалось. С тех пор мне и самому неоднократно довелось побывать в Баденвайлере. Курортная жизнь всегда текла своим чередом. В центре все так же стояла гостиница «Парк-отель» с табличкой на балконе второго этажа «Здесь жил Антон Чехов в июле 1904 года». Памятник Чехову в курпарке - небольшой валун у Лебединого пруда.

 

О событиях начала прошлого века могли рассказать только архивы и воспоминания из вторых рук. Старожилов, непосредственно знавших Чехова, в живых, разумеется,  не осталось. Но живы были потомки доктора Швёрера (женатого на москвичке Елизавете Живаго и лечившего Чехова). Жива была Лина Краус, дед которой позаботился об останках писателя. Из  свидетельств, собранных Рольфом-Дитером Клюге, Марией Депперман, Юрием Балабаевым и другими местными чеховедами, профессионалами и любителями, создавалась печальная картина, сильно отличавшаяся своей тональностью от бравурной приподнятости тех статей о последнем периоде в жизни Чехова, которые мы привыкли читать в советские времена.

 

Чехову не повезло с Баденвайлером. Он оказался там, когда курорт менял профиль - из легочного превращался в сердечно-сосудистый. Доктор Швёрер, по словам его дочери, Веры Иосифовны Дитлер, при первом же обследовании пациента понял, что дни его сочтены. Знал он и то, что Чехова направил в Баденвайлер его московский врач - немец Траубе, дававший ему всего несколько месяцев жизни.

 

Городок ему понравился. Вера Дитлер и ее невестка Хильда Швёрер вспоминали, что Чехов особенно полюбил мягкий ландшафт Баденвайлера. «Впечатление - кругом один большой сад, за садом покрытые лесом горы, мало людей на улицах, мало движения...», - писал он домой в одном из писем. В Германии ему особенно импонировали  порядок и экономическое благополучие. И хотя его угнетали педантизм, безвкусица и отсутствие фантазии у немецких интеллектуалов, все же Чехов терпимее относился к западной цивилизации, нежели Достоевский и другие его земляки, путешествовавшие по Германии. Он осуждал «азиатчину», но посмеивался над попытками «славянской имитации» Запада. Чехов был прагматиком и «культурником» (как он сам именовал себя в письмах друзьям): западный быт пробуждал в нем желание повысить культурный уровень российского крестьянства. В окрестностях Баденвайлера он изучал сельские нравы.

 

В первые дни пребывания на шварцвальдском курорте его состояние пошло на поправку, и он воспрянул духом. «Немецкие врачи перевернули всю мою жизнь. Мое здоровье улучшилось, при ходьбе не замечаю, что болен... спасибо немцам, которые научили меня, что и как нужно есть. Нигде нет такого вкусного хлеба... замечательная вода, как лимонад», - записывал он с надеждой и просил жену съездить во Фрайбург купить ему легкий костюм. Сам ездил даже в Берлин - встречаться с Горьким и переводчиком своих произведений Августом фон Шольцем. Энергично вел переписку, отправив из Берлина и Баденвайлера 18 писем.

 

Но радость была недолгой. Не поднимало настроение и вынужденное кочевье по местным гостиницам. Сначала его с женой прописали в отеле «Рёмербад», но через неделю оттуда пришлось съехать. Хозяевам не понравилось, что постоялец много кашлял. Чехов с женой поселились на вилле «Фредерике», которая потом стала гостиницей «Экерлинг». В ней тоже не задержались. Тогда их и взял к себе в отель «Зоммер» доктор Швёрер. Услужливые недоброжелатели распускали слухи о «неуживчивости» русского писателя. На самом деле, конечно, никто не хотел надолго прописывать умирающего. По этой причине и на памятной доске значится только – «жил». О покойниках на курорте говорить запрещалось. Неуместный запрет преследовал писателя до начала 60-х годов.

 

В городском архиве мне удалось прочитать письмо директора курорта Вагнера в официальные инстанции от 13 июня 1956 года, о котором упоминал Юрий Балабаев. В нем говорилось: «Чехов приехал в Баденвайлер в неизлечимом состоянии. Баденвайлер был тогда признанным легочным курортом... Стоит ли выставлять на передний план смерть Чехова в Баденвайлере? Репутация города как курорта другого направления может оказаться под угрозой».

 

 Руководствуясь этими доводами, местные власти отклонили предложение германского Восточно-Европейского общества восстановить памятник Чехову. А в 1961 году журналистка Ингеборг Хехт-Студницка, опубликовавшая в местной газете очерк о Чехове, получила из магистрата письменное порицание: «Жаль, что Вы написали  не просто о болезни Чехова, а о его легочном заболевании. В этом отношении мы всё еще очень чувствительны». Неудобным гостем был Чехов и по другой причине. Первый памятник ему поставили в Баденвайлере в июле 1908 года в присутствии режиссера Станиславского, писателя Боборыкина и литературного критика Веселовского, раньше, чем на родине. Он стоял на горе, у подножья развалин римской крепости - бюст писателя на гранитном пьедестале в натуральную величину. Идея поставить памятник Чехову принадлежала Станиславскому, осуществил ее российский посланник при баденском дворе Дмитрий фон Айхлер, собравший деньги и нашедший скульптора. Ему помогала свояченица великого герцога Баденского Фридриха I, княжна из рода Романовых. Скульптор фон Шляйфер выполнил бюст по семейной фотографии жены доктора Швёрера.

 

 Простоял он недолго. В 1914-м бюст переплавили: цветной металл требовался для пушек рейхсвера. Доктор Швёрер сделал гипсовый слепок и хранил его в подвале. Слепок пережил войну, но потом таинственным образом исчез. Вопрос о восстановлении памятника немецкие друзья Чехова поднимали в 1956 и в 1960 году, но вновь открыть его удалось только в 1963-м при содействии советолога Клауса Менерта.

 

С Менертом я тоже познакомился в советские времена, мы летели в одном самолете в Ташкент с группой журналистов, разговорились. Узнав, что я родился в Москве, на Большой Ордынке, он воодушевился. Его родной дом до революции находился поблизости. Зашла речь о русских писателях. Тогда я впервые и услышал о судьбе памятника Чехову в Баденвайлере. В 1992 году был установлен новый бронзовый бюст писателя, изготовленный на острове Сахалинроссийским скульптором.

 

 У мемориальной доски своя история. С началом Первой мировой войны хозяину «Парк-отеля» Эрнсту Глёссеру приказали снять с балкона табличку с русской фамилией. В 20-е годы он опять укрепил ее, но  в 1933-м русские имена по понятным причинам стали в Германии непопулярны. Сразу же по окончании войны, в 1945 году, он вернул мемориальную доску на прежнее место. Но она продолжала мозолить глаза. Теперь уже - консервативным политикам, считавшим Чехова чуть ли не «врагом капитализма». Лишь после того, как ЮНЕСКО рекомендовала широко отметить 50-ю годовщину смерти Чехова, мероприятия, посвященные его творчеству, стали традицией.

 

Немецким чеховедам удалось объяснить происхождение многих нелепостей, включенных советскими литературоведами в биографию Чехова. В одной из таких нелепиц, как известно, повинен сам родоначальник социалистического реализма - Максим Горький. Кропотливости немецких литературоведов можно позавидовать. Баденвайлерцы чтут чужого писателя. Радушно встречают гостей из России. Много судеб русских и немецких переплела последняя остановка Чехова в Германии.

 

Шварцвальд вообще был «шумным русским перекрестком» в Германии в начале позапрошлого века. На протяжении нескольких десятилетий с участием русских здесь менялись декорации европейской литературной жизни. Русская звезда Шварцвальда взошла после того, как в ноябре 1813 года в этих краях побывал со своей супругой-немкой Александр I – «царь-интеллигент, всю жизнь искавший правды, в молодости враг самодержавия и крепостного права, но человек раздвоенный и не сильный», как скажет о нем позже философ Николай Бердяев.

 

 Благодаря вмешательству Александра I, Венский конгресс положительно решил вопрос о государственной целостности Бадена и это надолго обеспечило русским симпатии баденцев, что, в свою очередь, привлекло к Шварцвальду дополнительное внимание российской знати. Одним из наиболее известных ее представителей стал князь Меньшиков, поселившийся в Баден-Бадене с своей женой - Леониллой Гагариной. Другой аристократ - граф Михаил Хрептович, построивший роскошную виллу в Шварцвальде, принимал у себя коронованных особ - кайзера Вильгельма и российского императора.

 

Собственно, еще Карамзин, путешествуя по Европе, пересек Шварцвальд, направляясь из Мангейма в Страсбург. Край не произвел на него особого впечатления: в путевых заметках он не уделил ему восторженных строчек. Начало же русскому паломничеству положил Николай Гоголь, приезжавший по совету Пушкина лечить геморрой и договариваться о публикации «Старосветских помещиков» с редактором местного журнала «Европа - хроника образованного мира» Августом Левальдом. Потребность  «печататься и лечиться на Западе» для наших писателей существовала уже тогда. Привычкой отдыхать «на водах», считает знаток русской культуры и автор книги «Русские в Баден-Бадене» немецкий писатель Клаус Фишер, россияне обязаны «основателю российского туризма» Петру I. Отменив действовавший до 1672 года запрет покидать русским свою страну, чтобы не набраться вредных привычек, царь Петр сам успел оценить пользу подземных источников, когда отдыхал в Карловых Варах после похода против шведского короля Карла XII. Вкуса в минеральной воде он, однако, не нашел и велел разбавлять ее водкой.

 

В 1848-м Шварцвальд облюбовал для себя сочинитель придворных од и член  Петербургской академии наук Василий Жуковский, которому незадолго до этого «милостиво разрешили» выйти в отставку. По иронии судьбы в Германию его привело пророчество Карла Маркса, обещавшего Европе пролетарскую революцию. Основатель российского романтизма, мать которого была пленной турчанкой,  боялся черни и был уверен, что восставшие неимущие начнут расправляться с богатыми прежде всего в России. Выехал в Дюссельдорф, где женился на дочери художника фон Ройтера, потом отправился во Франкфурт, а когда и там стало неспокойно - в Баден-Баден. Он надеялся укрыться в Германии от бродившего по Европе призрака коммунизма и умер в 1852 году, не зная, что его опасения сбудутся через 60 с лишним лет. То, чего он так боялся, свершилось на его родине в 1917 году. Постоянным гостем шварцвальдских курортов был друг Пушкина и единомышленник Жуковского князь Пётр Вяземский.

 

В царствование Николая I, подавившего восстание декабристов и создавшего 3-е жандармское отделение - прообраз соответствующего отдела КГБ, уезжали из России не только писатели. Охранка закрывала границы, отбирала паспорта. Но инакомыслящая российская интеллигенция находила возможности обмануть режим. С воцарением Александра II, когда опять  разрешили выезжать за границу, русские еще интенсивнее стали посещать Шварцвальд. Тургенев, поселившийся в Баден-Бадене на вилле семьи Виардо, вел оттуда обширную переписку с друзьями в России, встречался со Львом Толстым и Достоевским, одалживал им деньги для игры в казино. Приглашал к себе Якова Полонского, Федора Тютчева и Павла Анненкова, общался с немецкими писателями-романтиками Штормом и Мёрике, помог издать Бертольду Ауэрбаху в русском переводе его «Шварцвальдские деревенские истории» и роман «Сельский дом на Рейне», понравившийся Толстому. Принимал у себя именитых русских. Одним из немногих, кого он не жаловал, был Иван Гончаров. Поссорился он в конце концов и с Достоевским, ругавшим немцев «мерзким, глупым и непристойным народом» и посоветовавшим Тургеневу купить подзорную трубу, чтобы наблюдать за происходящим в России, от которой он так отдалился. Лишь с началом франко-прусской войны автор «Дыма», избравший местом действия романа Баден-Баден и Гейдельберг и считавший себя в какой-то мере «немцем», покинул Шварцвальд, последовав за супругами Виардо во Францию. Охота в лесах Шварцвальда навеяла Тургеневу темы «Охотничьих рассказов», местная природа легко узнается в его новелле «Призраки». С Баден-Баденом мы встречаемся в «Неосновательной прогулке» у Жемчужникова и в «Пошехонской старине» у Салтыкова-Щедрина, упоминающего знаменитую Лихтенталевскую аллею. Достоевский дважды наведывался в Шварцвальд, интересуясь в основном казино Баден-Бадена.

 

После 1871 года интерес к Шварцвальду стал падать. Русские начали осваивать Висбаден, Гейдельберг, Марбург, Мюнхен... Сколько поэм, романов, путевых заметок и рассказов русских поэтов и писателей поблекло бы, потеряв немецкие реалии. Единственным из русских писателей, в творчестве которого, не считая писем, не отражены реалии Шварцвальда был, пожалуй, только Антон Павлович Чехов. И все-таки «русский перекресток» в Шварцвальде связан, в первую очередь, с именем Чехова.

 

Е. Бовкун