Лессинг и Мендельсон: история одной дружбы

Грета Ионкис (Кёльн)

В 1729 году в заштатном городишке Дессау в семье бедного переписчика Торы Менделя родился мальчик, нареченный на восьмой день Мозесом (Моисеем). Почти в то же время в немецкой глубинке, в городке Каменц, в семье протестантского священника Лессинга, образованного теолога и знатока многих языков, появился на свет сын Готхольд Эфраим. Кто мог предположить, что их пути счастливо пересекутся?!

Когда четырнадцатилетний Мозес пешком отправился в Берлин вслед за раввином Френкелем, с пяти лет обучавшем его древнееврейскому языку, и на пятый день едва живой дотащился до прусской столицы, Готхольд Эфраим досрочно заканчивал школьный курс в герцогской школе в Мейсене. Таможенник, пропустивший малорослого отрока с искривленным болезнью позвоночником через городские ворота (евреям было разрешено пользоваться воротами, через которые прогоняли скот), записал в своем кондуите: «Сегодня здесь прошли шесть быков, семь свиней и один еврей».

Кто мог знать, что спустя недолгое время этого еврея нарекут «немецким Сократом»?! Но тогда его занимало иное: как «зацепиться» в Берлине, ведь Фридрих Великий, этот «Вольтер Севера», гордившийся репутацией просветителя, не скрывал своей нелюбви к евреям. Его регламент о евреях граф Мирабо назвал «законом, достойным каннибала». Под сенью этого закона протекала жизнь юного Мендельсона. Но ему повезло: раввин Френкель не оставил способного ученика на улице. Несмотря на жесточайшую нужду, он продолжал обучение. Главная задача – овладеть немецким языком. В 1750 году Френкель порекомендовал своего ученика богатому еврею, торговцу шелками. Юноша стал учителем детей, а затем и бухгалтером своего хозяина, получил кров и стол.

Подвиг самообразования

Любознательный Мозес с помощью новых знакомых, молодых образованных евреев, гигантскими шагами продвигался в изучении не только немецкого, но французского и английского языков, а также латыни, постиг основы математики и естествознания. Огромное впечатление произвел на него труд средневекового еврейского философа Маймонида (Рамбам) «Наставник колеблющихся» (1190), в котором автор попытался согласовать учение Аристотеля с Талмудом. Юноша поражался смелости мудреца, который убедительно доказывал, что разум и вера – равноценные источники откровения.

Освоив латынь, Мендельсон обратился к труду английского философа-материалиста Джона Локка «Опыт о человеческом разуме» (1690), где разработана эмпирическая, т.е. основанная на опыте, теория познания. Еще больше он обязан немецкому философу, математику и физику Лейбницу, а «Новые опыты о человеческом разуме» (1704) стали его настольной книгой.

1754 год – скрещение судеб

Знакомством с Лессингом Мендельсон обязан врачу Соломону Гумперцу, который ввел юношу в образованные круги Берлина. Лессинг был там своим человеком, он уже шесть лет жил в столице. Явившись туда без гроша, но преисполненный энергией, юный Лессинг поначалу перебивался переводами, пародиями и подражательными комедиями. Но ко времени знакомства с Мендельсоном он был уже известным журналистом, критиком, рецензентом.

  Лессинг оценил способности молодого еврея, его пытливый ум и был очарован не только глубокой эрудицией, но и редким душевным благородством и кротостью. Сам он, в юности любитель танцев и фехтования, резкий, мужественный, энергичный человек, беспощадный полемист, был полной противоположностью Мендельсону.

В ранней пьесе «Евреи» (1749) Лессинг вопреки традиции создал образ благородного еврея. Сблизившись с Мендельсоном, c которым они поначалу встречались за шахматами, молодой драматург был счастлив тем, что подобный человек – не плод его фантазии, а существует в реальности. Во время публичной полемики с гёттингенским профессором Михаэлисом, считавшим, что такой тип человека просто не может возникнуть в еврейской среде «при тех правилах, образе жизни и воспитании, какие мы видим у еврейского племени, и при дурном обращении с ними», Лессинг не преминул рассказать о своем друге: «Он действительно еврей, молодой человек лет двадцати трех или четырех, достигший без всякого руководства больших знаний в языках, математике, философии и поэзии. Я предвижу, что он будет честью своего народа. Честность и философское направление его ума предвещают в нем нового Спинозу».

В письме Михаэлису Лессинг сообщает кое-что и о себе. «Родом я из Верхнего Лаузица (Саксония – Г.И.), отец мой – пастор в Каменце. … Учился я в Мейсене, потом в Лейпциге и Виттенберге, но если бы меня спросили, чему я учился, ответить было бы трудно. В Виттенберге я получил степень магистра. В Берлине живу я с 1748 года... Я не ищу себе в Берлине никаких должностей, а живу здесь только потому, что не имею средств жить ни в одном из других больших городов. Если я означу еще свои лета, коих насчитывается 25, то и кончена моя биография. Что будет дальше, представляю я на волю Провидения». Волею Провидения ему предстояло стать великим просветителем, отцом немецкого театра.

Знакомство, перешедшее в дружбу

Лессинг благотворно влиял на своего нового знакомца и оказывал ему посильную помощь. По совету Лессинга, Мендельсон перевел только что вышедший трактат Руссо «О происхождении неравенства между людьми» (1755), это было и своего рода упражнение в немецком слоге. Совместно они написали трактат об английском поэте Александре Попе, заинтересовавшись его философско-дидактической поэмой «Опыт о человеке» (1734).

Лессинг радовался фантастически быстрым успехам друга, и когда Мендельсон вручил ему, год спустя после знакомства, рукопись «Философских разговоров» (1755), он опубликовал этот труд и ввел его тем самым в круг берлинских ученых. Не будь Лессинга, ему, скромному бухгалтеру еврейской фирмы, вход туда был бы закрыт. Многих поразило, что этот еврей укоряет немцев в том, что они, недооценивая свои возможности, преклоняются перед французскими образцами: «Неужели немцы никогда не осознают собственного достоинства? Хотят ли они вечно обменивать свое золото на мишуру соседей?» А ведь пример поклонения всему французскому подавал не кто иной, как прусский король Фридрих Великий.

В критических статьях, которые Мендельсон публиковал теперь в берлинских журналах своего нового друга, потомственного книготорговца и издателя Фридриха Николаи, где давно печатался Лессинг, он осмелился критиковать монарха за отвращение к немецкому языку.

Мендельсону было тридцать три, когда он женился на двадцатичетырехлетней дочери гамбургского купца, Фромет Гугенхайм. Он поспешил поделиться с другом своей радостью. Его брак и впрямь оказался счастливым. Через год после женитьбы Мендельсон по настоянию Лессинга принял участие в конкурсе, который объявила в 1763 году берлинская Академия. Предлагалось высказаться по вопросу: «Способны ли философские положения к такой же ясности, как положения математические?». В конкурсе участвовал молодой Иммануил Кант. Трактат Мендельсона получил первую премию, Кант оказался на втором месте. Преимущество исследования Мендельсона состояло в ясности и доступности изложения. Время показало, что автор «Критики чистого разума» стоит в иерархии философов много выше Мендельсона, но пока что в лучах славы купался Мендельсон. В том же году указом Фридриха Великого Мендельсону была дана существующая со средних веков привилегия покровительствуемого еврея (Schutzjude). Наконец-то исчезла угроза быть в любую минуту выселенным из Берлина.

Восприимчивый молодой человек сумел развить в себе такое чувство прекрасного, что его эстетические теории, в свою очередь, оказали влияние на Лессинга. Оно сказалось в знаменитом трактате «Лаокоон, или О границах живописи и поэзии» (1766), где он часто цитировал Мендельсона. Трактат был написан в Бреслау, куда Лессинг уехал в поисках постоянного места службы.

Прелюдия славы

Ошеломляющий успех выпал на долю сочинения Мендельсона «Федон, или О бессмертии души» (1767), написанного в виде диалога между учениками Сократа – Платоном и Федоном. Образцом ему служила работа Платона «Федон», в которой шла речь о последних часах Сократа перед тем, как он выпил чашу с ядом. В ней обсуждались вопросы бессмертия души. Появление сочинения Мендельсона было донельзя своевременным. Под натиском идей Просвещения христианская религия переживала глубокий кризис. Уже прозвучал призыв-приговор Вольтера в адрес церкви: «Раздавите гадину!» В обществе царило смятение умов.

Мендельсон возвращал образованной части немецкого общества надежду, которую похоронили было материалисты, а именно – веру в бессмертие души, в возмездие по заслугам. Переведенная на все европейские языки, книга эта на протяжении двух десятилетий поддерживала нравственность в обществе. Христиане были потрясены тем, что получили утешение от иудея. После выхода «Федона» Мендельсона, с легкой руки Гёте, называли не иначе как немецким Сократом.

Швейцарский пастор Лафатер, увлекавшийся физиогномикой и представленный Мендельсону, буквально влюбился в него, считая, что лицо философа есть отражение его прекрасной и благородной души. Но он же своими высказываниями в прессе, отнюдь не по злобе, спровоцировал Мендельсона на публичный спор об иудаизме и христианстве. Между тем он, миролюбивый и мягкий человек, этого спора не хотел, понимая, какие опасности он таит для еврея. Мендельсон был на грани нервного срыва, однако уклониться не пожелал. Философ поклялся перед лицом Бога, что верен религии своих предков, поскольку она не заключает в себе положений, противоречащих разуму и логике. Он подчеркнул, что иудаизм не задается миссионерскими целями: «Живи между моими современниками Конфуций или Солон, я, по правилам моей религии, мог бы любить этих великих людей и удивляться им, и мне никогда не пришла бы в голову смешная мысль обратить их в мою веру».

Он впервые открыто заговорил о положении своих единоверцев в обществе. «Презрительное мнение, которое имеют о еврее, я желал опровергнуть добродетельною жизнью, а не полемическими сочинениями», – писал Мендельсон. Он обратил внимание оппонента на нетерпимость, которую проявляют иноверцы к евреям. «Ведь по законам Вашего родного города, – пишет он Лафатеру, – Вашему обрезанному другу даже посетить Вас в Цюрихе запрещено».

В современном Берлине не сохранилось не только дома Мендельсона на Spandauerstrasse, но даже могильной плиты, на которой было начертано: «Здесь покоится рабби Мозес из Дессау». Она была взорвана нацистами в 1943 году.

Мысленно Лессинг в трудные для Мендельсона дни был рядом с другом, гордился им и поддержал его решение выступить с открытым забралом.