Пенициллин для Страны Советов

Начало

Рассказывают, что всё началось с банального насморка y Александрa Флемингa. Oн пару раз чихнул, и слизь из носа попала на чашку Петри. Чашка была грязной, в ней гнездились бактерии. Чашку, к счастью, никто не помыл, и через несколько дней Флеминг обнаружил, что бактерии исчезли. B 1922 году появилась его статья о лизоциме, антибактериальном ферменте, вырабатываемом человеческим организмом.

Существует куда менее «романтическая» версия: Флеминг не случайно чихнул, а сознательно исследовал носовую слизь. А впрочем, какая разница. Важен результат.

Прошло еще несколько лет, лаборанты Флеминга мыли лабораторную посуду по-прежнему небрежно, и однажды на грязной чашке Петри с бактериями золотистого стафилококка появилась плесень. Бактерии начали разрушаться, и Флеминг смог выделить вещество, которое иx уничтожало. Это и был пенициллин.

Вещество, которое получил Флеминг, прошло долгий путь до лекарства, спасшего миллионы человеческих жизней. Bыделили и полностью очистили препарат Флеминга Говард Флори и Борис Чейн. Остановка была за «малым»: наладить промышленное производство пенициллина.

В 1941 году по просьбе правительства США компания Пфайзер, которая сегодня известна всему миру, начал производить пенициллин для нужд армии. Aнглийский пенициллин, произведенный в США, поставлялся по ленд-лизу в воюющий Советский Союз.

Приехавший в СССР в 1944 году Говард Флори назвал госпожой Пенициллин Зинаиду Ермольеву, автора советского пенициллина – Penicillium crustosum. Еще в юности Зинаида Ермольева начала изучать свойства плесени. И неизвестно, кому бы принадлежала честь первооткрывателя пенициллина, не сочти  советские чиновники от медицины опыты Ермольевой мракобесием. Работа была прекращена и продолжена уже в осажденном Сталинграде. Ежедневно и ежеминутно рискуя жизнью, под бомбежками и обстрелами,  Ермольева и ее команда наладили профилактику острых кишечных инфекционных заболеваний среди населения. И там же продолжили работу над антибиотиком. Желтый пенициллин Зинаиды Ермольевой, пусть качеством и хуже английского, спасал раненых от заражения крови и неминуемой смерти.

Xочется добрым словом помянуть эту удивительную женщину и отдать должное не только ее таланту, но и ее душевной силе. Вирусолог Лев Зильбер, первый муж Ермольевой, был репрессирован. Второй муж, микробиолог Алексей Захаров, расстрелян в 1938 году. Вспоминала ли она об этом, работая под бомбами в Сталинграде. Наверное, вспоминала...

Вил Зейфман

В 1945 году в Австрии встретил победу четырежды орденоносец, майор войск химзащиты Вил Зейфман. А уже в 1946 году он был отозван из армии. Перед ним была поставлена цель: наладить в советской стране промышленное производство пенициллина.

Спустя годы Вил Зейфман писал: «Менее чем через год... удалось пустить в Москве первый опытный завод по производству пенициллина. Но хотя этот пенициллин уже был достаточно эффективным и спасал человеческие жизни, его качество …еще резко отставало от качества пенициллина в США и в Англии – безболезненного при введении и высокоэффективного при лечении. Тогда в США и Англию была командирована комиссия под руководством директора Всесоюзного института пенициллина Н.М. Бородина с задачей ... приобрести технологию и оборудование новейшего производства пенициллина.

Правительство США, несмотря на предварительную договоренность, запретило продавать СССР что-либо, связанное с пенициллином…», мотивируя это тем, что завод с таким оборудованием можно перепрофилировать на обогащение урана. Aнглийские фирмы поддержали этот запрет. Kомиссия Бородина ничего не могла изменить. И тогда они обратились к Борису Чейну.

Борис Чейн

Борис Хаин, внук могилевского портного, сын иммигранта Михаила Хаина и Маргариты Эйснер, сестры первого премьер-министра Баварии Курта Эйснера, родился в Берлине. Закончил университет, занимался исследованиями в берлинской клинике Шарите, а после 1933 года переехал в Великобританию. Офицер пограничной службы прочитал фамилию Хаин в английской транскрипции – Чейн. Это имя прижилось...

С 1935 годa Чейн работал в Оксфорде, где вместе с бактериологом Говардом Флори продолжил исследования Флеминга. Уже к 1940 году был выделен пенициллин в чистом виде. В 1945 году все три автора открытия пенициллина: Флеминг, Чейн и Флори получили Нобелевскую премию.

Выступая на церемонии вручения Нобелевской премии, Чейн сказал: «Очень благодарен Провидению, что именно мне, представителю одной из самых жестоко преследуемых рас в мире, выпало внести свой вклад в спасение солдат, пострадавших в борьбе с самой бесчеловечной из тираний».

Борис Чейн сразу же согласился помочь советской делегации. Еврей, потерявший в концлагере мать и сестру, больше любых политических соображений ценил возможность спасать человеческие жизни.

Россия была родиной его отца, сам он неплохо говорил по-русски. Разумеется, у него не было завода по производству пенициллина. Зато был патент на технологию. За символическую плату он предложил передать патент в СССР и выразил готовность поделиться знаниями по промышленному производству препарата.

В советской делегации единственным химиком-технологом был Вил Зейфман. Вo время совместной работы в Оксфордской лаборатории между двумя учеными завязалась настоящая мужская дружба. Когда Зейфман уезжал в Москву, он получил от Чейна 100 страниц материалов, в которых подробно было описано оборудование и методы для производства пенициллина. Материалы были переданы в СССР совершенно официально, хотя это и вызвало недовольство в определенных кругах. Но нобелевский лауреат и оксфордский профессор не сильно переживал по этому поводу. Даже то обстоятельство, что в 1950 году его не пустили в США, Зейфмана не расстроило. Он всегда предполагал, что, несмотря на его научные заслуги и английский паспорт, страдающие снобизмом британцы относятся к нему как к выскочке-иностранцу. Может быть, поэтому Чейн решился ещё на один шаг.

Kроме патента советским ученым был нужен качественный штамм пенициллина. Чейн заказал в США «для своих опытов» пробирку с культурой грибка. Позвал Зейфмана, ткнул пальцем в лежащую на столе коробочку и сказал: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю». И вышел из комнаты. Потом вернулся, посоветовав ехать домой через Скандинавские страны – там в карманах не роются. Так и попала в СССР пробирка со штаммом пенициллина в кармане пиджака Вила Зейфмана.

Вил Зейфман вернулся домой и приступил к работе. Через год на московском xимфармзаводе N 40 началocь производство белого кристаллического пенициллина. 29 апреля 1949 года Зейфман получил благодарность за высокие достижения в работе. А менее чем через три недели случилось невозможное.

Нам нечему учиться у Запада!

В мае 1949 года Вил Зейфман был уволен из Института антибиотиков и исключен из партии. Произошло то, что случается, когда бал правят подлецы. А это было их время... Борьба с безродными космополитами, с низкопоклонством перед буржуазной наукой. Трудно было найти более подходящую кандидатуру, чем Вил Зейфман. Еврей – стало быть, безродный космополит. Дружил с буржуем Чейном – вот оно, преклонение перед Западом. Работал c невозвращенцeм Бородиным (незадолгл до того он попросил политическое убежище в Англии) – значит, и сам предатель. Всё это было вполне в духе того времени.

Сыграло роль и еще одно, особенно подлое обстоятельство. Донос на Зейфмана вышел из стен его лаборатории. Дело в том, что Вил Иосифович считал, что он и его команда не заслужили Сталинскую премию за создание пенициллина. Он заявил публично, что это – достижение английской науки. А Сталинскую премию получить хотелось – почет, уважение, деньги. И «соратники» соорудили донос, в котором поведали, что научные материалы, купленные по рекомендации Зейфмана у Чейнa, – никому не нужный хлам, а что не хлам, то давно в СССР известно. Коллеги Зейфмана, чиновники Минздрава и рыцари плаща и кинжала, оказались единомышленниками, объединенными девизом: «Нам нечему учиться у Запада!» В 1950 году Иуды от науки получили Сталинскую премии «За освоение в СССР производства кристаллического пенициллина».

Концертная программа в трех отделениях

На момент ареста eму было 39 лет. О своем крестном пути рассказал сам Вил Зейфман.

«После грубых и надругательских окриков мне вручают ордер на арест и обвинение в измене Родине. Оказывается, что единственной виной является нанесенный, якобы, стране ущерб за покупку материалов у Чейна…Tребуют подписать сфабрикованные следствием протоколы о том, что я – шпион (американский или английский – всё равно, только подпиши!) и изменник Родины.

Несколько зубодробительных сеансов, беспрерывные ночные допросы без права спать днем не дают результата – я не подписываю, что шпион, изменник, вредитель... Меня доводят до тяжелых сердечных приступов, и это им не помогает.

Потрясает не зубодробительство, не лишение сна и физические методы воздействия, а … фактор морального угнетения: над тобой издеваются не в фашистском застенке, там, у врага, а у себя на Родине.

Вот тут и приходит на помощь закалка, полученная на войне, опыт смотреть смерти в глаза, сознание своей полной невиновности – ничего не подпишу!

Я вынужден был более 1,5 лет следствия пережить то, что я назову «концертная программа в трех отделениях». Но даже в ту пору мне удалось себя отстоять настолько, что следственный аппарат вынужден был назначить авторитетную техническую экспертизу из крупных ученых и работников промышленности. Эта экспертиза признала полезными материалы Чейна и проведенную мною работу.

С меня сняли обвинение по статье 58.1а. Я вправе был ожидать реабилитации. Но, видимо, слишком обширна была перенесенная мною программа «трех отделений», чтобы меня выпустили на свободу... Поэтому меня «оформили» на 5 лет высылки в Красноярский край».

В 1953 году скончался «лучший друг советских учёных». И «уголовник» Вил Зейфман был освобожден по амнистии. Он успел еще защитить кандидатскую диссертацию, поработать по специальности в Риге и Ереване. И смог увидеться со своим старым другом Борисом Чейном, приехавшим по делам ВОЗ в Москву.

«Дело по обвинению Зейфмана В. И. пересмотрено Военной коллегией Верховного суда СССР 22 октября 1955 года. Постановление Особого Совещания при МГБ СССР от 28 июля 1951 года в отношении Зейфмана В. И. отменено и дело за отсутствием состава преступления прекращено».

Но кто же знал, что грядет Шестидневная война. Потенциальный «сионист» Вил Зейфман будет отстранен от всех разработок. «Концертная программа в трех отделениях» догнала Вила Зейфмана 12 октября 1971 года в Ташкенте. Расстрельную статью с успехом заменили два инфаркта, а было ему 60 лет.

Ирина Парасюк (Дортмунд)

Читайте также:

1. Ленд-лиз. Неоценимый вклад в победу. Журнал «Партнёр», № 4 / 2020. Автор Ф. Патрунов
2. Иммунитет против туберкулеза. Журнал «Партнёр», № 4 / 2019. Автор С. Кабанова
3. Медицина по Дарвину. Журнал «Партнёр», № 9 / 2012. Автор Р. Воробьёв