14 февраля 2010 года в Дюссельдорфе проходил карнавал и был... суп – тот самый ностальгический, которым было полно наше счастливое пионерское детство, густой, наваристый, с мясом. И на каждом из пяти столов царила супница, от которой шел такой аромат, такой... А теперь по порядку.

...в кафе, было мило, по-домашнему, перед глазами разворачивались потрясающие виды Дюссельдорфа, его окрестностей, уходящих вдаль к Дуйсбургу, Нойсу и Крефельду. Мы сидели с кофейничками и чайничками, на тарелочках перед каждым лежали изрядные треугольники нежнейших, ароматных тортов. И жизнь была прекрасна, и солнце светило, и под нами проплывали деловые кварталы города, парки, озёра, сверкала лента Рейна. За все эти годы мы полюбили этот город, он стал своим, и сейчас наверху все радовались, узнавая любимые здания, проспекты.

...каждый раз, когда я проходил мимо этого дома, я не просто проходил, а спотыкался, упирался взглядом в эту табличку и дальше продолжал свой путь уже с этим именем, с этими скупыми и страшными датами. Он здесь жил, в таком же доме, в каком сейчас живу и я. Он даже родился в октябре – месяце моего рождения. Каких- то 70 лет (что это для истории?) разделяют нас, и на его месте мог быть я.

Дело в том, что на стене, прямо напротив меня висел красочный цветной плакат-призыв, на котором были изображены симпатичные молодые люди, парни и девушки, с чертежами и какими-то линейками под мышкой, бодро и стремительно куда-то шагающие. Подпись на плакате призывала молодёжь к знаниям, к науке.

     И кто же так остроумно придумал разместить этот плакат не где-нибудь, а именно там, где обильно распивается алкоголь! Я смотрел с завистью на этот плакат и уже мало реагировал на наше застолье.

Иногда говорят, что «...вот закрою глаза, и как наяву вижу прошлое: картины, события, даже в цветном формате». Возможно, существует некий биомеханизм обратного считывания и отображения внутренней памяти на ту же самую сетчатку при закрытых глазах или во сне. Другими словами, человек может считывать свою память, но только внутри себя.

Не исключено, что когда-нибудь человечество научится считывать нашу память прямо на экран или промежуточный носитель. Только как бы это не стало последним изобретением человечества... Скорее всего,  природа этого не потерпит и не простит.

Мазепа достал и победоносно развернул зачётную книжку.

 – Не спешите... Поскольку в клубе я Вас никогда не видел, Вам предстоит ответить на один последний вопрос – и зачёт у Вас в кармане. Скажите, кто в Одессе считается «королём болельщиков» «Черноморца», чьё постоянное место на 38-й трибуне не подлежит продаже?

Победная  улыбка медленно сползла с лица Мазепы.

 – Проконсультируйтесь у хозяина Вашего значка. Кстати, верните ему значок. А завтра мне всё расскажете. И не забудьте зачётную книжку!

В мире нет лишних деталей, и каждая имеет свой смысл. Луна настойчиво и бесцеремонно продолжала давить на нашу комнату. В комнате повисла какая-то другая ткань пространства – четырёхмерная: три обычных и плюс время. Было впечатление, что это время то остановилось, то пошло в обратную сторону, то стремительно пошло вперёд – прямо-таки адронный коллайдер в режиме тестирования! Как утверждал Герман Минковский, учитель Альберта Эйнштейна, действительно возможно смешение пространства и времени.

Были у нас свои поэты, писатели, музыканты, художники, выпускалась собственная газета. Помимо производственной и политической ситуации в ней как раз и печатались местные таланты. В то время быть поэтом, писателем, художником не считалась чем-то, за что можно было стабильно получать деньги, чтобы как-то прожить, да и меценатов пока ещё не было. Таково было веление времени – надо было подняться из послевоенной разрухи и физической, и моральной, и этичной. Прежде всего устраивались на работу, а потом уже искали и находили себя...

«Скорая» приехала быстро. Густой «аромат», разлитый в воздухе, подсказал врачу причину обморока, не вызывающую особых пугающих последствий. Однако опытная пожилая врач поняла, что не только опьянение вызвало такой глубокий обморок. Видимо, было сильное потрясение, от которого он и потерял сознание. Врач настаивала на госпитализации, но как-то неубедительно, так что Бике-дайза, жена Мамеда, категорически отказалась.

Видно, она почувствовала, что я смотрю ей вслед. Машинально я тоже поднял руку. Что это было? Может, это всё же было приглашение? Может, надо было догнать, остановить..? Нет. Скорее всего, мы просто навсегда попрощались. А они шли красиво, очевидно, как их и учили. Впечатление было такое, что прямо на Дерибасовской уже стоит самолёт, и сейчас начнётся посадка. Если бы в самом деле был такой самолёт с рейсом в тот самый новогодний вечер, я бы согласился полететь вместе со стюардессой Валентиной туда и даже без возврата обратно! Но увы, с судьбой нельзя договориться!