Темы
Владимир Песоцкий
Ленд-Лиз
Всё, что могло тогда случиться, всё случилось. Всё произошло даже ещё раньше и, возможно, было на первый взгляд как совпадение совпадений. Но вся правда в том, что у этих совпадений есть своё, вполне понятное прошлое.
Понятное – но не значит, что оправданное или обоснованное, хотя некоторые умники утверждают, что содеянное содержит в себе оправдание. Категорически – нет! Потому что не всё содеянное можно оправдать. Зачастую – это причинно-следственная зависимость, возможно, как необходимость времени. Не следует искать этому оправдание, хотя должные выводы сделать не помешает.
К слову сказать, например, древние софисты утверждали: «Что ты не терял – то имеешь». Понятно, но зачастую «потерянное» не уходит и ещё долго (а иногда – всю жизнь) оно преследует нас. Это как у «потерявшего» ногу она продолжает чесаться.
Когда в жизни возникают ситуации, подобные тем, о которых пойдёт речь, неизбежно появляется желание начать всё сначала и по-другому, что является признаком потери памяти или сознательно испорченной памяти, и потому очень трудно бывает принять правильное решение на развилке без указателя. А он должен быть, этот жизненный указатель!
Говорят, что время поставит всё на свои места. И что собой представляет это самое время? Это цепочка нескольких поколений с разным мировоззрением с позиции «выжить». Попробуем понять наш конкретный случай.
Откуда взялся этот самый ленд-лиз, и что это такое? Ленд-лиз (lend – давать взаймы, lease – сдавать в аренду) – государственная программа США по поставкам своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасов, техники, продовольствия, медицинского оборудования, стратегического сырья. Принята эта программа была в марте 1941 года, и её полное название «Закон об обеспечении защиты Соединённых Штатов». Официальный срок окончания ленд-лиза – август 1945 года.
А с августа 1945 года ООН начала программу послевоенной помощи Украине и Белоруссии. Программа предусматривала поставки продовольствия, одежды, обуви, медикаментов, сельхозоборудования, семян, промышленного оборудования. За всё это предусматривалась полная оплата. Но исходя из того, что республики не имели права распоряжаться валютой (такая привилегия была только у правительства СССР), все указанные поставки получились для Украины и Белоруссии бесплатными. Завершилась эта программа в мае 1947 года.
Именно в эти трудные времена и происходили наши события. Но всё по порядку.
Пётр Петрович (или для нас, мальчишек, – дядя Петя) жил в конце нашей улицы по чётной стороне домов. Нечётного дома напротив него уже не было, потому что напротив дома дяди Пети была широкая балка. А последним домом по нечётной стороне был наш дом, и он был как раз над той самой балкой. Таким образом, мы были соседи... наискосок.
Для нас, мальчишек, дядя Петя был точным воплощением образов сказочных богатырей и богатырской силы. Выше среднего роста, широкоплечий, как говорят в народе, «косая сажень в плечах». Средних лет, кроткий характер, прямой доверительный взгляд.
Зная его от природы непомерную силу в руках, все, кто был с ним знаком, всячески избегали каких-либо рукопожатий. В силу своего кроткого характера он и сам старался не подавать руки и избегал какого-либо насилия.
А если кто из незнакомых по общепринятой традиции подавал руку в качестве приветствия, то он просто вяло протягивал в ответ свою ручищу. Но когда малознакомые делали по этому поводу замечания, то он, продолжая улыбаться, сжимал руку горемыки так, что тот со стоном приседал и долго ещё усилиями второй руки разминал занемевшие пальцы.
Он был женат, но детей у них не было. Был когда-то ребёнок, мальчик, но заболел и умер в это необычайно трудное военное время. Спасти ребёнка им не удалось.
Жена его была на удивление небольшого роста, миловидная, худенькая, болезненная. Но он в ней, как говорится, души не чаял.
В доме у них, как и во дворе, всё было чинно и аккуратно. Дом побелен, деревья ухожены, в том числе и клён у забора. Даже лавочка на улице была по-особому собрана: со спинкой и поручнями по бокам.
И всё это благодаря Верочке – его жене. Говорят, до войны она училась в сельхозинституте, но из-за войны не успела его закончить.
Они часто сидели вместе на лавочке возле своей калитки и высокого каменного забора, аккуратно сложенного из ракушечника, за которым возвышался развесистый клён.
Одет дядя Петя был всегда скромно, но чисто и опрятно, обычно в простую тёмно-синюю рубашку косоворотку.
Когда они сидели вдвоём возле дома на своей лавочке в тени от веток ухоженного клёна, крепкие руки его спокойно лежали на коленях, а жена его, прильнув к нему всем своим тщедушным телом, крепко держалась за его левую руку и всегда приветливо и доверительно улыбалась. Очевидно, она видела в нём своё спасение, и он это молча и осознано принимал как важное и должное.
В такие моменты нам, мальчишкам, нравилось пройти мимо них и обязательно чинно, по-взрослому поздороваться. В этом как раз и был весь интерес нашего якобы взросления. И вот почему.
Дядя Петя всегда приветливо кланялся нам и обязательно приподнимал свой знаменитый картуз с кожаным козырьком. Точно так он здоровался и со взрослыми. Мы тоже в ответ кивали головой и строго по-взрослому приподнимали свои скромные кепочки.
Постояв немного за углом, мы опять проходили мимо них и опять вполне серьёзно здоровались с ритуалом поднятия картузов. Он отвечал неукоснительно по-взрослому должным образом, а его жена приветливо улыбалась нам и шутливо грозила своим пальчиком.
А ещё у них во дворе росло абрикосовое дерево колировка, и иногда они нас угощали крупными, сочными и по-своему вкусными абрикосами.
Абрикосовых деревьев у нас в каждом дворе было много и разных. Мы их любили и определённый период времени этим только и жили. Это, наверное, самый полезный продукт, рождённый самим солнцем и содержащий в себе его животворную силу.
Конечно, колированные абрикосы были крупнее, красивее и даже вкуснее, но вот солнца там всё же немного меньше – возможно, потому, что они были уже современнее, а значит, немного дальше от самой природы. Обычных абрикосов у нас было много, а этих было мало, и были они просто как гостинец.
Уличное «звание» дяди Пети было «корпус» – скорее всего, потому, что он работал на судостроительном заводе в цехе, где формируются корпуса будущих кораблей. К тому же это слово в какой-то мере соответствовало его внушительному виду.
Была у него ещё одна «уличная специальность»: именно его и только его приглашали и доверяли забивать кабанчиков, когда подходило соответствующее время. Для этого он использовал трофейный немецкий штык и делал своё дело безукоризненно точно и без проблем.
Так и шла бы их тихая, хотя и непростая по тем временам, жизнь под шелест кленовых листьев и цветущих абрикосов в собственном доме с чистым фронтоном, ухоженным клёном, если бы не эти нежданные и негаданные события...
Помнится, это случилось ранним утром в теплые майские дни, на улице ещё только-только рассвело. Я проснулся от негромкого непонятного сдержанного мужского разговора. Был удивлён тем, кто это мог прийти к нам в такое раннее время, и потихоньку выглянул в зал.
Увиденная картина осталась в памяти на всю жизнь. В зале, ближе к окну, стоял дядя Петя, занимая значительную часть небольшого оконного проёма. На нём был необычайно красивый мужской костюм-тройка.
Костюм точно пришёлся на массивную фигуру дяди Пети. В этом костюме он казался стройным, непривычно строгим, элегантным и даже похожим на какого-то президента.
Свободные плечи, немного приталенный пиджак, под пиджаком – жилетка и брюки не широкие, но и не узкие, как раз нужного большого размера. Такие большие размеры шили только на заказ.
Костюм был тёмно-синего цвета с редкой тонкой светлой полоской. Между прочим, тёмно-синяя рубашка косоворотка дяди Пети как-то даже гармонировала с этим костюмом.
Вот только обувь дяди Пети явно не соответствовала элегантному виду: это были обычные рабочие ботинки, и на голове его был неизменный картуз с кожаным козырьком. Возле входных дверей нашего зала лежала свёрнутая рабочая роба дяди Пети, перевязанная ремешком.
На бледном и непривычно растерянном лице его была полная неопределённость. Вышла и тётя Валя. Постепенно из разрозненных фраз дяди Мити и дяди Пети прояснилась следующая картина.
Дядя Петя возвращался с ночной смены. Шёл, как обычно –пешком, транспорт в те времена ночью уже не работал, и попутчиков на этот раз тоже не было. Опасно, конечно, было, но, рассчитывая на свои силы и внушительный вид, он особенно и не боялся, хотя в то послевоенное время было чего бояться.
И точно: уже ближе к Ингульскому мосту как-то сбоку и навстречу вышла явно приблатнённая компания с какими-то узлами, человек шесть-семь. Это было то, что в народе называется «гоп-стоп».
Но что с него, обычного работяги, можно взять! Потому он особо и не переживал. Мог бы и раскидать их, но зачем? К тому же один стоял, играючи «пером», другой потирал руку с кастетом. Наверняка было и более солидное средство принуждения.
Но произошло нечто совершенно необычное, если не сказать – удивительное.
К нему вплотную подошёл, возможно, их старшой – пиджачок, тельняшка, брюки клёш. И с улыбкой, озарённой золотой фиксой, негромко пояснил:
– Ну что, пролетарий, звать-то тебя как?
– Ну, Петром все зову, а что?
– Слушай ко мне, Петя, и не кипишись, шоб по-тихому, тогда плохо тибе не будет... Ну-ка, братва, доставай товар для примерочной! – весело скомандовал он своим.
Прямо из мешка вытащили аккуратно сложенный мужской костюм явно большого размера.
– Раздевайся, Петя, примеряем! Похоже, это прямо на тебя, и заметь – бесплатно!
– Да вы что, мужики, зачем вам моя рабочая роба? – искренне удивился дядя Петя.
– А вот тут ты, Петя, неправ. Робу свою заберёшь себе, а это тебе, рабочему человеку, подарок от ленд-лиза!
– Да вы шо, какая ещё Лиза, не знаю я никакой Лизы! Жена у меня дома и Вера её зовут.
– У тебя дома Вера, а у нас, Петя, веры нигде нет, и времени мало, народ уже пошёл, а там и мусора могут быть, – уже с угрозой отмерил их старшой.
Пока помогали переодеваться, тот же старшой строго предупредил:
– Только, Петя, не вздумай делать шухер и сразу не носи! Когда немного устаканится, скажешь – на барахолке купил, размер подходящий, баба продавала, не запомнил.
Вот так и появился у нас в доме рано утром переодетый дядя Петя. Домой он не пошёл, сразу зашёл прямо к нам, чтобы посоветоваться, что же теперь делать.
Сообща решили пока молчать, не горячиться, подумать. Дядя Петя у нас переоделся в свою рабочую одежду, сложил свой новый костюм, перевязал его ремешком и хмурый молча поплёлся к себе домой.
Буквально через пару дней ситуация более или менее прояснилась. Оказывается, в город прибыла международная помощь, которая быстро разошлась по организациям. На складе осталась только одежда больших размеров, с которой надо было ещё разобраться.
Особой новостью это и не было, рядовой случай, но всё же: в городе произошло ограбление товарного склада и, очевидно, налётчики по недосмотру опоздали. В результате им досталась та самая злополучная одежда больших размеров, от которой трудно было избавиться.
Это было уже потом, а дядя Петя, не переодеваясь, со своим подарочным костюмом, свёрнутым и перевязанным ремешком, прямиком направился к участковому милиционеру.
Похоже, что его образованная жена Вера сама приняла это неоспоримое решение, и он с облегчением ему подчинился. Участковый мог бы посоветовать что-либо поумней, но случай всё же был необычный, и потому ему рисковать не хотелось при всём уважении к столь знакомому и уважаемому посетителю. Но, как говорится, хорошо быть умным потом...
У участкового на приёме оказался случайный посетитель, которого надо было вначале спровадить, а потом принимать Петровича. Но сам Петрович вломился буквально напролом со своим костюмом, перевязанным ремешком, и в результате к вечеру того же дня новость уже была достоянием всего пригорода. Это была стратегическая ошибка.
Прошло несколько дней, и произошло то, что можно было бы и предвидеть с учётом того «нескучного» времени.
В то злополучное утро Петровича дома с работы не дождались. Возникла паника, и все во главе с Верой побежали к участковому, который прискорбно покачал головой, поскольку такой результат можно было и предусмотреть.
Участковый обратился в городской отдел милиции, и вскоре всё прояснилось – участковому разрешили свидание с арестованным Петровичем, и тот рассказал ему всё как есть, до мельчайших подробностей.
Да, Петрович был арестован и находился в городском отделении милиции. По рассказу Петровича, события того злополучного утра разворачивались следующим образом.
Был последний день работы в ночную смену, и дядя Петя, как обычно, возвращался домой пешком. Примерно на том же самом злополучном месте с переодеванием ему навстречу вышли двое. Один, который повыше, подошёл вплотную, второй остался стоять «на стрёме».
Подошедший был одет, прямо скажем, достаточно модно по тем временам: брюки, заправленные в хромовые сапоги, немного навыпуск, пиджак, светлая рубашка с отложным воротником, модная кепка на голове. Взрослый мужчина лет тридцати, заметно выпивший, он явно шёл не на мокрое дело: так, попугать или, может, немного пустить «кровянки» для устрашения.
– Ну шо, Петруччо ты наш непуганый, за шухер надо ответ держать, тебя же просили по-хорошему! – нешуточным злым взглядом, мельком оглядываясь по сторонам, он резким, заученным движением выхватил из-за голенища нож и приставил его к горлу Петровича.
В голове промелькнула вся жизнь. Неужели это вот так просто и ни за что, ни про что... А как же бедная Верочка..?
Того, что произошло дальше, не ожидал сам дядя Петя.
Инстинктивно отпрянув назад, он выбросил вперёд свой могучий кулак, вложив в него все обиды, потери и несправедливости прожитых лет.
Мощный удар пришелся нападавшему с ножом куда-то в переносицу, и тот рухнул на землю как подкошенный – очевидно, не выдержали шейные позвонки.
Нож нападавшего выпал из рук и громко звякнул о булыжник мостовой. Петрович отшвырнул его ногой и повернулся к тому, кто стоял «на стрёме».
Мгновенно оценив ситуацию, тот бросился наутёк с криком:
– Караул, грабят, убивают!
Петрович застыл как памятник. Перед ним неподвижно лежал прилично одетый человек, совсем не похожий на грабителя. Ужас на время сковал Петровича, а тут засвистели свистки, и появился сводный патруль.
В те смутные времена иногда в городе формировался сводный ночной патруль милиции совместно с вооруженным военными патрулём.
Петровича схватили, арестовали, началось скоротечное следствие. Дома у него был произведен обыск, был изъят тот знаменитый немецкий штык, с которым его приглашали на кабанчиков.
Состоялся суд. Петровича признали виновным в превышении допустимой самообороны, да и то только потому, что потерпевший оказался известным фигурантом в уголовных делах и был в розыске. Немного помог и участковый милиционер, организовав сбор подписей и предоставив хорошие характеристики.
И отбыл наш добрый сосед Петрович в долгую неизвестность, возможно, даже и невозвратную.
Жена его Вера, совершенно не приспособленная к самостоятельной жизни, из-за боязни мести со стороны уголовного мира наглухо закрылась в своём доме, никуда не выходила. А вскорости и совсем слегла. Соседи помогали, как могли, исходя из доброй памяти о Петровиче.
Вызвали дальних родственников Веры. Они приехали и жили с ней некоторое время, не особо заботясь о её здоровье и её будущем. Слабое здоровье и пережитые непомерные потрясения окончательно свалили её. Не стало у Петровича его верной жены и спутника жизни...
И всё же сам Петрович выжил и, к всеобщей радости и к не меньшему удивлению, он появился в своём доме примерно через год с лишним. Но появился он на костылях, без одной ноги.
Когда его спрашивали, как же это случилось, он рассказывал, что где-то там, в Сибири, на работах заключённых по разгрузке угля, он упал с вагона прямо под проходящий поезд. Принимавший его на учёт наш участковый милиционер немного позже уточнил, что уголовный мир нашёл Петровича и там, в Сибири, и он упал не сам – его столкнули под поезд.
Конечно, наш сосед Петрович внешне заметно изменился, поседел, немного ссутулился, но не потерял своей богатырской стати. Будучи на костылях, первым долгом отыскал могилу своей жены Веры и привёл её в порядок. Родственники Веры покинули дом, и Петрович потихоньку стал приводить его в первозданный порядок, заведенный его покойной женой.
Участковый устроил его на работу на полставки на нашей почте, и он добросовестно выполнял свои обязанности – занимался в основном посылочными ящиками и другой попутной работой. Жил тихо и скромно. Иногда к нему заходили мужики, бывало, что и с бутылкой.
А время шло, и наступила долгожданная пора спелых абрикосов. Мы наслаждались этим чудом природы, мы были довольны, и нам хватало всего.
По вечерам наш сосед дядя Петя с непокрытой седой головой частенько сидел на покосившейся лавочке возле калитки своего дома с потемневшим фронтоном. Привычной тени от ухоженного клёна уже не было, потому что этот ухоженный клён спилили на растопку дальние родственники Веры.
Единственное, что осталось от прежних времён – так это роскошный колированный абрикос. Это было зеркало природы. Когда дерево цвело пышным бело-розовым цветом, оно было похоже на счастливую невесту, пройти мимо которой нельзя было, не заглядевшись и не вспомнив Веру, жену Петровича, это дерево вырастившую.
В один из таких вечеров мы с дружком решили пройти как прежде мимо дома дяди Пети и поздороваться по-взрослому, поскольку мы действительно повзрослели на целый год с лишним.
Дядя Петя смирно сидел на лавочке, возле него на месте его жены Веры стояла небольшая плетёная корзинка, доверху наполненная крупными, красивыми колированными абрикосами, и он с удовольствием раздавал их прохожим. Прохожих в конце улицы было маловато, но он терпеливо сидел и ждал кого-нибудь.
Мы приготовились, привели себя в порядок, надели свои кепочки и чинно направились к дому соседа наискосок. На подходе к лавочке мы сняли свои кепочки и поклонились с приветствием. Дядя Петя обрадовался и так же приветливо замахал руками, даже пытался приподняться, но это по понятным причинам не получалось. Знаменитого картуза с кожаным козырьком на его седой голове уже не было.
Он с искренней, добродушной улыбкой попросил нас подойти поближе и стал угощать своими крупными колированными абрикосами:
– Берите, берите, угощайтесь, эту колировку Вера сама прививала и сама вырастила! И вас она часто вспоминала, как вы ходили и здоровались тогда. Детей она очень любила...
Мы не спеша и с достоинством взяли по несколько крупных абрикосов.
– Да нет, берите ещё, давайте, в картузы свои кладите, домой понесёте! Вера была бы очень рада...
Мы аккуратно наполнили свои фуражечки с расчётом угостить ещё и дома своих.
Лицо дяди Пети постепенно становилось более строгим, и на нём уже появились не знакомые нам морщины. Поскольку спинки у лавочки уже не было, он устало прислонился своим могучим телом к каменному забору, как бы образуя цельный непобеждённый монолит.
– Жалко Верочку, глупо как получилось... Даже стыдно и теперь. Почему я тогда не понял, что это всего лишь ленд-лиз и сказал, что это подарок от какой-то Лизы? А она расстроилась. А надо было эти тряпки просто молча на костре спалить – и всё на этом. И эти фраера меня так дёшево купили...
Мы молчали, не особо вникая в это понятие «ленд-лиз» и кто такие эти самые фраера, и как они могли купить человека, тем более такого, как наш дядя Петя.
Помолчав некоторое время, дядя Петя, не глядя на нас и не обращаясь конкретно к нам, неожиданно негромко заключил:
– Да куда б вы делись на моём месте... – тем самым, возможно, успокаивая себя тем, что не он один виноват во всём, а время такое выпало на его долю, и любой мог оказаться на его месте.
Мы попрощались, уходили молча, а он еще некоторое время с улыбкой на добром лице махал нам своей сильной рукой.
Природа способна создать гармонию силы, здоровья и доброты, но не успевает за остальными с их алчностью и стяжательством. Возможно, потому, что социальная эволюция опережает естественную, биологическую.
БЫЛО ВРЕМЯ "КАРИБСКОГО КРИЗИСА"
Мне понравилось?
(Проголосовало: 9)Комментарии (0)
Удалить комментарий?
Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!
Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.
Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.
Войти >>