Прошлое - родина души человека (Генрих Гейне)

Логин

Пароль или логин неверны

Введите ваш E-Mail, который вы задавали при регистрации, и мы вышлем вам новый пароль.



 При помощи аккаунта в соцсетях


Темы


Воспоминания

                                                                     Владимир Песоцкий


 

           Отбомбимся


 

       Он сидел без обеих ног на самодельной деревянной тележке на заводских подшипниках с простой приветливой улыбкой на всегда аккуратно бритом лице, не клянчил и не канючил.

     Чистые галифе его были опрятно подвёрнуты, свежевыстиранная гимнастёрка без погон, всегда с чистым подворотничком, застёгнута на все пуговицы и подпоясана солдатским ремнём. На голове неизменно была фуражка с зелёным околышем, что говорило о принадлежности в недавнем прошлом к пограничным войскам.

      Все проходящие мимо военные отдавали ему честь, бывшие военные и просто гражданские с картузом на голове тоже непременно козыряли, остальные просто приветливо кивали. В ответ на приветствия он отвечал строго по-военному, бодро и чётко вскидывая руку к козырьку, как на военном параде.

     К нему не испытывали чувства жалости. Скорее всего, это было достойное уважение, продиктованное моралью и правом послевоенного времени. Видно, теперь опорой ему уже были не ноги, а вера в себя, в правоту своего создавшегося положения и в то, что он положил на алтарь своей судьбы.

       Он появлялся на одном и том же месте, но не часто и не регулярно.

     А когда мимо проходили военные лётного училища имени Леваневского (Николаевское военно-морское минно-торпедное авиационное училище лётчиков и штурманов им. С.А. Леваневского), он с улыбкой делал совсем не обязательное предложение:

      – Ну что, авиация, отбомбимся рубчиком!

      А если шёл  офицер в морской форме, это звучало по-другому:

      – Ну что, морячки, торпедируем рубчиком!

      Ничего, кроме денег, он просил не подносить, и этому была достойная и уважительная причина, о которой я узнал несколько позже.

      Понятное дело – не все это понимали и часто трактовали по-своему, тем более в такое трудное время.

       Говорят, что за ним ухаживала родная дочь, медицинский работник. Она запрещала ему выходить на улицу за пределы двора. Но что-то его всё же заставляло выходить за указанные пределы. Трудно было представить себе, как он перемещается сам один по улицам на своём не очень надёжном самодельном транспорте.

        И вот однажды мне довелось-таки увидеть его совсем в другой обстановке, которая, правда, и сложилась совершенно отдельно и независимо, хотя в те же самые времена, что поставило всё на места свои. Но всё по порядку.

 

       В цеху у нас сформировалась любопытная бригада слесарей-ремонтников. Всего в бригаде было пять человек, и имя у всех было  одинаковое – Александр. Бригадиром был Сан-Саныч, остальные – Петрович, Иваныч, Митрич и Ильич, так их и различали.

       В бригаду я не входил, но был тесно связан с ними по работе. А работал я токарем, и мне, только что закончившему ученичество и получившему разряд, доверили вместе с моим наставником, опытным токарем, новый токарно-винторезный станок полуавтомат ДИП 200.

    Станок установили несколько обособленно, и он выделялся своей необычной, но авторитетной новизной. Ремонтники постоянно приносили различные детали – изношенные, отработанные, всякого рода приспособления, и к этому разнообразию надо было быстро адаптироваться. Чертежи рисовали на ходу, а то и работали вовсе без чертежей. Пока я выполнял заказ, всем нравилось постоять рядом вместе со своими советами и понаблюдать за работой на новом станке.

     Однажды Петрович, постояв возле станка, пока я заканчивал его небольшую деталь, внимательно проверил все размеры и, довольный, так и сказал:

       – Молодец, вот нашёл своё место, так и держись, не пропадёшь!

       Приятно, конечно, но надо честно сказать: к концу смены уставал, возможно, с непривычки.

       Но главное – мне предстояло взять свою честно заработанную первую рабочую получку. Это звучало гордо и торжественно, такое бывает один раз в жизни.

       В народе, в рабочей среде бытовала негласная и вроде бы даже полушутливая традиция – «обмыть первую получку». А я считал это святым долгом прежде всего перед старшими, которые пацанами трудились у станков в голод и холод, стоя на ящиках, потому что не все доставали даже до шпинделя.

      Назавтра был выходной, а сегодня была получка. Странное это слово – «получка», хотя определяется оно совсем просто: получение денег за проделанную работу. А ведь оно реально намного более ёмкое, поскольку до этой самой получки надо многое в себе пересмотреть, перебороть, особенно когда говорят: «Вот будешь ходить в промасленной спецовке и получать деньги два раза в месяц: аванс и получку». Но мы начинали всё самостоятельно, сначала и с самого главного.

    Получка оказалась нормально приличной, я гордо сам расписался в ведомости, сопровождаемый приветливой улыбкой кассирши, даже мелькнула мысль купить ей мороженое. Положил деньги в заранее приготовленный простой кошелёк и достойно спрятал его во внутренний карман пиджака. Кстати, внутренний карман моего пиджака застёгивался на пуговицу.

     В конце смены я сам подошёл к Сан-Санычу и доложил о своём намерении следовать неписаной традиции. Сан-Саныч улыбнулся, но, пожалуй, и не удивился. Подумав, он предложил просто купить мороженое, лимонад – и на том спасибо.

      Но нет, на такое я не был согласен. Это же даже неуважение к самому себе! Чем я хуже? И что потом – всю жизнь хранить обиду и укорять себя? Да и хотелось быть уже взрослым и, главное, – наравне с остальными.

      После смены мы небольшой компанией – «бригада Сашей», я и мой наставник – направились в соответствующее общепринятое для таких случаев заведение. Конечно же, не в кафе и даже не в столовую.

      Честно сказать, вот не помню, были ли тогда кафе, или ещё их не было. Столовых было много, но там официально распивать запрещалось.

     Недалеко было другое заведение – то ли закусочная, то ли рюмочная, точно не помню. Помню, на входе заведения – широкое полукругом крыльцо в несколько ступенек. По дороге взяли водки и немного закуски. Всё это, конечно, спрятали по карманам, потому что не принято было заходить «со своим» в такие заведения.

     Прямо на ступеньках порога этой самой рюмочной немного в стороне от входа сидели несколько человек. На них трудно было не обратить внимание: их было четверо и все – с инвалидностью.

       К стене были приставлены костыли, один человек был в тельняшке и сверху бушлат, пустой правый рукав которого был заправлен в карман. Вместо ноги другого торчала самодельная деревянная култышка. «Хорошо тому живётся, у кого одна нога: и штанина не так рвётся, и не нужно сапога». Ещё один был без глаза с сильно обожжённым лицом.

          Сидевшие на пороге бодро поздоровались:

                – Приветствуем рабочий класс! С получки, небось? Правильно, пролетарии всех стран собирайтесь, не проходите мимо…

               – Ну, а вы чего ж не заходите?

               – Так и у нас будет получка. Вот сидим, ждём старшину, а потом, как и положено, – не хуже вас. Ничего, мы ещё покувыркаемся.

       В это время к крыльцу подрулила видавшая виды «Полуторка». Впечатление было такое, что она выкатилась прямо из того, военного времени.

       Все сидевшие встали и не спеша подвинулись к машине. Дверь открылась, в машине кроме водителя сидел тот самый пограничник. Вот теперь стало ясно, кто он, и понятно, как он передвигается без обеих ног.

        Двое из подошедших сели на подножку автомобиля, остальные стояли, опираясь на крыло и невысокий борт машины. Здоровались за руку, негромко разговаривали как давно знакомые люди с общим прошлым и общим теперешним. Это был непроизвольно войной созданный союз, чтобы выжить и чтобы достойно жить дальше.

            Старшина расстегнул нагрудный карман, достал аккуратно сложенные деньги и молча раздал их всем своим собратьям. Получается, просил он «отбомбиться» не столько для себя, сколько для всех своих подопечных.

       Потом у него в руках появилась солдатская фляга и четвертина чёрного хлеба. Открутил пробку фляги, и она, глухо стукнувшись, повисла на цепочке. Скорее всего, во фляге был спирт.

      – Вот и Фёдор покинул нашу заставу, помянем его по-нашему, как и ему было бы понятно. Давайте по глотку и без добавки, – как бы скомандовал старшина.

       Все молча кивнули. Солдат, даже бывших, объединяет приказ.

               Молча делали глоток, быстро занюхивали кто рукавом, кто хлебом, отламывали немного чёрного хлеба и передавали флягу и хлеб следующему. Держались уже более раскованно и даже шутили, если это можно было назвать шутками:

               – Царствие тебе небесное, тихий был наш Фёдор.

               – Так получается, чтобы в рай попасть, надо хотя бы умереть.

               – Неудобно как-то эдак получается…

               – Неудобно шинель в галифе заправлять.

               – Ничего, мужики, там апостол Пётр стоит на часах, он наших знает!

           Старшина глотнул последним. Немного раскраснелся.

        – А знаете, еще до войны мне мать рассказывала про Оптинских старцев, как они молились. Не помню точно, кто они такие, но молитву их я запомнил хорошо, наверное, потому, что и бабушка моя так же часто молилась: «Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить всё, что принесёт мне наступающий день!»

         – А что нам может принести этот самый наступающий день, поближе к апостолу Петру для встречи справа на краул?

         – Да не канючь ты, смотри веселее! Вон видишь – мужики уже заходят, – намекнул кто-то из повеселевших.

        – А ты не раскатывай губу, может треснуть от зависти… – была в этом и обида, и готовность быть как все и со всеми.

        А наша бригада, закончив перекур на воздухе, уже заходила в помещение рюмочной.

       Не видел я, чем закончилась эта встреча со старшиной, но  вскорости все четверо громко сидели за столом в углу рюмочной на своём излюбленном месте.

        – Мало их осталось, совсем мало, раньше собирались больше и шумели громче, – обратил наше внимание Сан-Саныч.

       Посвящение и «обмывание» проходило традиционно и заведомо понятно. Среди прочих тостов звучала твёрдая убеждённость в том, что надо держаться «трубы» (имелась в виду заводская труба,) и вместе мы – сила.

        Водку я пил наравне со всеми, хотя и в первый раз в своей жизни, не зная и понятия не имея, что надо иметь хотя бы примерное представление о норме алкоголя в организме, тем более молодом. Но одна особенность отвлекала и путала мне всё торжество.

       Дело в том, что на стене, прямо напротив меня висел красочный цветной плакат-призыв, на котором были изображены симпатичные молодые люди, парни и девушки, с чертежами и какими-то линейками под мышкой, бодро и стремительно куда-то шагающие. Подпись на плакате призывала молодёжь к знаниям, к науке.

       И кто же так остроумно придумал разместить этот плакат не где-нибудь, а именно там, где обильно распивается алкоголь! Я смотрел с завистью на этот плакат и уже мало реагировал на наше застолье.

     Очевидно, под действием алкоголя мне казалось, что молодые люди на плакате уже уверенно зашагали и прямо сейчас выйдут из рюмочной за знаниями, согласно плакатному призыву.

     Как я добирался домой, помню только отдельными эпизодами. Дома рухнул на кровать, не раздеваясь. Мне было плохо, меня ругали, но больше не за то, что что-то пропил, а за то, что надо знать норму и вообще от алкоголя надо держаться подальше.

     Выходной день прошёл болезненно, к тому же этот плакат и этот призыв прочно засели в голове и ещё долго не покидали меня.

 

     Работа шла своим чередом. Я записался на подготовительные курсы для поступления в институт. Это были вечерние курсы, которые надо было посещать после работы. Заснул на уроке один раз, потом – второй раз, понял, что так не получится и отказался от дальнейшей учёбы на этих самых вечерних подготовительных курса.

      Вскорости я решился и подал заявление на увольнение. Собралась бригада, пришёл мастер. Увещевали, обещали хорошую характеристику, помощь и всяческую поддержку для поступления в институт на вечернее отделение, не без основания убеждая меня не терять достигнутое, а только его совершенствовать и двигаться вперёд по месту работы.

     Не помогло – молодость, уверенность в себе и в том, что впереди ещё много времени и возможностей... Надо подготовить себя морально и, главное, материально и тогда уверенно двигаться к своей мечте.

Страница жизни была перевёрнута, и я окунулся с головой в неизвестное, но свободное плавание и, как сказал бы старшина пограничник, «отбомбился» на какое-то время.

 





<< Назад | Прочтено: 268 | Автор: Песоцкий В. |



Комментарии (0)
  • Редакция не несет ответственности за содержание блогов и за используемые в блогах картинки и фотографии.
    Мнение редакции не всегда совпадает с мнением автора.


    Оставить комментарий могут только зарегистрированные пользователи портала.

    Войти >>

Удалить комментарий?


Внимание: Все ответы на этот комментарий, будут также удалены!

Авторы