Давид Кацман

Ташкент - город хлебный

Куда движется наш эшелон, не знал никто. Теплушки были сплошь забиты беженцами, мы долго  стояли на полустанках, пропуская в одну сторону военные эшелоны, в другую – эшелоны эвакуированных предприятий.   Плохо   было   с водой,  была  большая опасность потерять друг друга.

Сколько  времени  мы  добирались до Средней Азии - не помню; вокзал, где нас выгрузили, находился на  карантине,   в   город   Ташкент   доступа   не было,  нас отправили    дальше. Известен    адрес,   где   мы поселились: Ферганская    область,  город   Маргилан, улица Берляшка,  дом 7,  кв. 50.

Типично  узбекское поселение – Маргилан – был для нас странен  и необычен.  Плоские крыши глиняных домов с  большими отверстиями  для выхода дыма, очаг прямо  на полу (вернее, в полу),  вместо  мебели – на стенах и на  полу   цветные  ватные одеяла, женщины, закрытые  паранджoй,  частый заунывный   плач   по погибшим.

Мы  недолго  прожили   в   Маргилане,   но   в памяти   свежи    картины: вот  я   вместе с местными ребятами  бегаю  по  крышам;  вот  мать, уже  в зимнее время, набирает воду у обледенелой колонки,  падает и травмирует себе два передних зуба.             

Мы часто сидели с мамой у окна и пели песни. Она  очень любила петь украинские народные песни  (родилась   в   Константиновке,   где   у  деда  до  переезда  в Вознесенск  был  большой  дом  на   берегу Южного Буга).

Мама окончила   в   сельской   местности  среднее учебное   заведение, была учительницей   младших классов;    всю    жизнь   мечтала    работать,  но жизнь сложилась так, что  всю себя отдала семье, воспитанию детей.

В то время была особенно популярной песня «Огонёк»:    

        На позицию девушка

        Провожала бойца,

        Темной ночью простилися

        На ступеньках крыльца.

        И пока за туманами

        Видеть мог паренек,

        На окошке на девичьем

        Всё горел огонек.

           Воспоминания   о    войне    навсегда  у  меня связаны  с  этой  песней. Мы недолго  прожили     в    Маргилане, переехали  в Ташкент. Поселились в  одной комнате  вместе с сестрой  отца  тётей  Женей  и   её  детьми. Дом  на улице  Абдуллы  Тукая, 38, где мы жили,   был     разрушен     во время знаменитого ташкентского   землетрясения    в  1966 году.   Именно здесь,   в этом   районе   находился    эпицентр. Сейчас   вместо разрушенных домов  у реки   Бозсу  воздвигнут монумент, посвящённый этому событию.

Жили  очень  бедно,  в  комнате у  окна стоял комод,  справа  и слева – две кровати, на окнах -марлевые занавески, пол был земляной. Во дворе, разделенном арыком на две части, жило  ещё  несколько  семей, сбоку   за палисадником был  ещё  один  дом, с которым связан ряд неприятных происшествий.  На  чердаке этого  дома  хранился архив какой – то  организации. Мы,  дети,   рылись  в  бумагах, перебирали старые папки. В   этой   комнате  мы  прожили   два  самых тяжелых  года  войны.   Здесь  я пережил   несколько тяжелых нервных потрясений. Но обо всём по порядку...

Чтобы   как-то   прокормиться,   тетя    Женя пошла  работать  в  столовую, мама  со всеми  детьми оставалась  дома. Ей было трудно с нами.  Жизнь  была такова, что  маме приходилось часто отлучаться, оставлять нас одних.

Мы, дети,  не  сидели  дома. Наевшись   черепашьего   супа,  бегали    по плоским крышам, лазали  в соседний  двор,  где  была  свиная  ферма,  купались в арыке, а позднее  в заводи реки Бозсу учились плавать. Река  Бозсу – горная, холодная, быстрая. Не каждый  решится   её переплыть.   

Черепахи,  насколько  я   помню,  были  тогда основным продуктом питания. Они были везде,  ползали по земле,  и  из  них  варили  суп,   который тётя  Женя приносила  из столовой.

Но иногда непогода загоняла нас в квартиру.

Мы  разбили  термометр  и играли  со  ртутью на подоконнике;   баловались со спичками и подожгли занавески.  Из  окон  валил  дым, сбежался народ, мама находилась  за квартал от дома,  когда   увидела   эту картину.  Мы   принимали отчаянные    меры,   чтобы потушить огонь:   тащили  по  полу  ведро   с водой, я на  руках пытался вынести из  комнаты  1,5-годовалого Леву.

Всё      кончилось      благополучно,       мама   прибежала вовремя.  Крику и шуму было много, но этот пожар  был  только  первой неприятностью, которая нас постигла.

Второй  неприятностью  была кража. Среди бела     дня   у    нас    выкрали верблюжье   одеяло, единственное    одеяло,     которым    мы    все       трое укрывались.  

Дело  было  так.    Рядом   с   нашим   домом находился  другой  дом,  в  котором жили наши дальние родственники. У  них  были  дети нашего возраста, мальчик и девочка,  а также жил кот Васька, с которым произошла странная история.   Неожиданно  он  исчез, а потом его обнаружили  на  чердаке с дюжиной   котят.    Мальчик болел   страшной  болезнью  «пеллагра»,   которая так истощала  человеческий организм, что  он превращался  в ходячий скелет. Обычно страдающие  этой болезнью не выживали.

Итак,  в  тот злополучный день  мама куда-то ушла,  нам стало скучно. И закрыв  дверь нашей комнаты на замок, мы побежали играть к соседям. Помню, я несколько   раз  выглядывал. Раз выглянул  –  замок   висит,  второй   раз  –  замка   нет! Кинулись  домой   –  украли одеяло!

В  тот   вечер,   ложась   спать,   мы   укрылись маминым  пальто,  но  и  с ним  спустя несколько дней  случилось ЧП.

Я  уже   писал,  что  в  нашем дворе находился странный   дом    за палисадником,   в  котором жили неизвестные  нам  люди.  Они  постоянно наблюдали за нами  с целью поживиться.

Как-то   вечером  вся   наша   семья ужинала черепашьим  супом   (кроме этого  супа, мы, мальчики, лакомились  ещё макухой, доставали её рядом с домом, где   была   большая   свиноферма,  и макухой кормили свиней).  После  ужина  я остался  сидеть за столом  и  услыхал   разговор  тети   и  мамы  о том,  что мамино   пальто   не   мешает перешить. Тетя  разговаривала   громко,   этот разговор слыхали и соседи. Я думаю, что дело было именно так, потому что другого  объяснения тому,  что случилось несколько дней спустя, я дать не могу. Я  находился  один  в комнате, когда в дверь постучали: вошла  прилично одетая женщина, спросила маму, огорчилась,  что  её  нет дома.  и сказала,  что она пришла за пальто, чтобы взять его перешить. Для   приличия  подождала немного,  потом сняла  с окна занавеску, завернула пальто и ушла. Мне было всего  семь  лет,  я  знал,  что  мама  хочет перешить пальто,  поэтому   не  поднял шума  и   не   пытался остановить её.  До  сих  пор  вижу  её  лукавый  взгляд, когда она  ходила  по комнате  и  переставляла  фигурки слоников   на  комоде. Через  полчаса  пришла  мама,  и выяснилось, что  никакой  женщине она ничего не обещала, что нас посетила аферистка.

И  снова,  как  в  случае  с  кражей одеяла, я стоял  за  дверью,  мучительно переживая случившееся, мама истерически кричала. Помню фразу, сказанную кем-то из взрослых: «Нельзя так, пожалейте мальчика!»

Ташкент запомнился мне не только  этими и другими     неприятностями (был   случай, когда  мы потеряли Леву, пока  я  играл   в  футбол,  ему  было  3 года,    он     пошел  погулять   вдоль  улицы, прошел несколько  кварталов и заблудился. Мы нашли  его уже в   милиции.    Другой   раз,  уже  учась   в  первом классе,  я пошел  в   старый район города в гости. Неизвестные на противоположной  стороне  улицы  спустили   на    меня собаку. Огромный  пес  («собака Баскервилей!»),  набирая скорость, мчался за мной, пока я не укрылся в подъезде дома).  Запомнился город  и многим хорошим.

Холодно  и  тяжело   было   первую  зиму,   но наступила  ранняя   весна, все  крыши и  палисадники покрылись  алыми  маками;  купание  в быстрой, горной реке  Бозсу  и  в Комсомольском озере,  арыки  с холодной прозрачной водой  на  улицах,  узбеки  в летний зной в теплых  халатах  на   верблюдах   и осликах,   пёстрый восточный базар (Алайский) и, конечно,  кино - всё это было необычно и приносило массу удовольствий.

В то  время в  Ташкенте на  улице Навои было несколько  кинотеатров.  В одном шли художественные фильмы - «Два бойца», «Мы из Кронштадта», «Маугли», в другом - « Хроника».  Фильмы   крутили без перерыва. Купишь билет, зайдёшь в  темный зал, где уже идёт  фильм,  и смотришь столько, сколько хочешь, пока не надоест.

Большой   радостью    был   приезд   отца из госпиталя  и  наш  переезд  на новую квартиру по улице Кашгарской, 104. Призвали   отца  на   фронт  в  1942 году, он проходил  обучение в  городе Чирчик, куда мык нему несколько  раз ездили. Род  войск – кавалерия.

Обучение    было     очень     тяжелым,    до кровавых   мозолей  на ягодицах. Кому пришла в голову мысль  горожан, людей  в основном служащих, посадить на лошадей – сказать трудно.   Отцу   было    легче, чем другим – он вырос в сельской местности.

Правда, и он попал в неприятную историю. Ехали однажды  с учений, расслабились и не знали, что из соседнего загона вырвались дикие кони. Лошадь отца    была    покусана,  понесла и сбросила своего всадника под откос реки.

Воевал отец под Сталинградом, там получил тяжелое ранение. Он часто рассказывал, как это было. Их   эскадрон    ходил   в   тыл  к   немцам  с разведывательными      целями. Вооружение – сабля, пистолет, пулемет на  гриве лошади.  В тылу врага они голодали, лошади объедали кору с деревьев.

Прорывались    назад    с     боем,   из  сотни выходило всего несколько человек, остальные гибли. Кавалерия   имела   свои   отличия от других родов  войск.   У офицеров   и  старшин  папахи  были  белые,  в  отличие от рядовых.    

Это помогало снайперам противника выбирать  цель  и   стрелять только   по  командному составу. По команде отец поднялся в атаку, и снайперская   разрывная    пуля   угодила ему в голову  ниже правого виска и прошла насквозь. Ему сделали в Пензе пластическую операцию (женщина - хирург,   о которой отец    вспоминал   с благодарностью всю жизнь),  пришили язык, но рот полностью  длительное время не открывался, свищ беспокоил многие годы.

На    новой    квартире  у  нас была отдельная комната,  не  проходная.  В проходной жила хозяйка с 15-летней дочкой  (хозяйку  мы  почти  не  видели, она работала на оборонном заводе и редко ночевала дома). Здесь я познакомился с узбекским мальчиком. Как-то мы что-то мастерили, и я спросил его, где  гвоздь.  «Есть, -  ответил он, -  я  его   на    карман поставил!».

Смешная    история   случилась  с   хозяйской дочкой.   Её    укусил скорпион, она дрыгала ногами и кричала –  это  было  забавно.    Мы   научились легко переносить  укусы скорпионов. На окне стояла бутылка  с   подсолнечным маслом,    где    плавало    несколько скорпионов,  -  их  яд  в   растворе   с маслом служил противоядием, -  и  смазывали места укуса.

Война шла к концу, наступил 1944 год, жизнь менялась  к лучшему,   мы понемногу стали приходить в себя.

«Ташкент – город  хлебный» - так называли его  в  годы  войны. Он спас многих от голодной смерти, даже  в  самое  трудное   время    люди   помогали друг другу,  отдавали  последнее.  В   нашем    доме    жила молодая   женщина  с больным  ребенком, ей помогали, помню, как  она   ставила   сковородку  на два кирпича, разжигала огонь и жарила картошку на воде.

Средняя    Азия,    и  особенно  Узбекистан,  славятся изобилием овощей и фруктов (снимают по два урожая в год), а  какие  бахчевые  культуры! Мы,  дети, с трудом   выкатывали   из-под кровати огромную дыню или арбуз.

На  улице   продавали  пирожки по 3 рубля штука,  мороженое  (одна порция стоила 50 рублей). В ларьке  напротив нашего дома  продавали чудесные персики. Вечером продавец, уходя домой, прикрывал дверь и завязывал петли веревочкой, чтобы не забрела коза.

В школу я пошел поздно, в 8 лет. Виновата в этом моя болезнь  -  в 7 лет  я заболел малярией, она вытрясывала  из  меня  душу.  Я сильно ослаб, если мама на руках носила меня на процедуры.

Мне за два года учебы пришлось поменять несколько  школ  (причину  не помню),   но  учился  я хорошо, особенно   любил    математику,    приходил  со школы  и  с  удовольствием  устраивался  у окна решать примеры.  Диктанты  я писал  хуже, но всё же 2-й класс закончил с  Похвальной грамотой. Жаль, что эта грамота на узбекском языке  где-то затерялась. Я до сих пор помню узбекские слова: «бир  сум» – «один  рубль», счёт:  бир,  икки,  уч, турт, беш  и т.д.

Собираясь  в  эмиграцию, я написал письмо в Центральный Государственный Архив   Республики  Узбекистан с  просьбой выслать  подтверждение, что  наша  семья  в период 1942 - 1945  годов находилась  в эвакуации в городе Ташкенте.

В письме есть такие строчки: «...с искренним уважением и благодарностью за всё то, что Вы сделали для       эвакуированных       в     годы     войны.    Ваше гостеприимство,    чудесный    город   Ташкент всегда в нашем сердце».

Много лет спустя, вспоминая прожитые годы в эвакуации, я написал следующие стихи:

               Поздравляя брата с юбилеем,

               Захотелось так ему сказать:

               «Лева! не грусти, что мы стареем,

               Наши годы  не  воротишь вспять.

               Лучше вспомни, как с тобой мы жили,

               Отдавали  дань свою  войне.

               Как  отца  на  фронт мы  провожали

               И встречали с раной на лице.

               Как  журчали во дворе арыки,

               Горький жмых, да черепаший суп.

               И узбеков горестные всхлипы,

               Похоронок  истеричный  звук.

               Вечно благодарны мы Ташкенту,
               Что не дрогнул, многим жизни спас.
               Доброту  и   теплоту    Востока
               Не забудем,  вспомянем не раз!  

ТАШКЕНТ - ГОРОД ХЛЕБНЫЙ

• Die Administration der Seite partner-inform.de übernimmt keine Verantwortung für die verwendete Video- und Bildmateriale im Bereich Blogs, soweit diese Blogs von privaten Nutzern erstellt und publiziert werden.
  Die Nutzerinnen und Nutzer sind für die von ihnen publizierten Beiträge selbst verantwortlich

  
  Es können nur registrierte Benutzer des Portals einen Kommentar hinterlassen.

  Zur Anmeldung >>