Океанское странствие зоолога Леопольда Шренка

Океанское странствие зоолога Леопольда Шренка

   Знал бы Леопольд Иоганн фон Шренк, что его ожидает впереди, может и задумался бы, ехать ему или не ехать.
   В 1853 году отправлялся на Камчатку фрегат «Аврора». Великий князь Константин, генерал-адмирал российского флота, предложил Академии наук воспользоваться случаем и отправить на фрегате ученого для сбора сведений по этнографии и зоологии в новообретенном крае.
   В Академии бросились искать кандидатуру. И здесь, как говорится, Леопольд Шренк оказался в нужном месте и в нужное время. К своим 27-ми годам он закончил Дерптский университет, получил степень магистра зоологии. Совершенствовался в Берлинском и Кенигсбергском университетах, получил степень доктора. Сомнений в его ученой квалификации не было. Был он холостяком, а плавание предстояло длительное.
   Для военного моряка попасть в дальний вояж - счастье, но для человека штатского это счастье могло показаться весьма сомнительным. Но как бы Шренк ни относился к путешествию морем, он понимал, что для него как ученого другой такой возможности не будет, посему согласился без колебаний.
   Ему дали двух помощников, препаратора М. Шиля, великого искусника изготавливать чучела, и рисовальщика В. Поливанова.

   21 августа 1853 года «Аврора» покинула Кронштадт и направилась к далеким берегам. Время было тревожное. Начиналась война с Турцией, которую поддерживали Англия и Франция.
   Для экипажа «Авроры» неприятности начались уже через неделю, 27 августа фрегат сел на мель у местечка Троллеборг. С мели снялись, но медную обшивку ободрали.
   А 15 сентября Шренк, наверное, вспоминал того древнего грека, который сказал, что из трех его ошибок в жизни самой большой была та, когда он поплыл морем вместо того, чтобы пойти пешком. В тот день фрегат в Северном море попал в жесточайший шторм. Кренило так, что, казалось, судно лежит на боку. Что говорить об ученом зоологе, никогда раньше не плававшем на корабле, если даже опытные моряки вспоминали тот шторм с содроганием.
   Пришлось зайти в Портсмут для ремонта. 25 ноября 1853 года снялись с рейда, а еще через два дня вышли в Атлантику. Когда переходили экватор, Шренку и его помощникам пришлось принять участие в шутливом празднике. Ну и досталось же им!

   Зоолог время попусту не терял. В тропиках он производил измерения температуры через каждые два часа, днем и ночью. Тропики пересекли дважды, в Атлантическом и Тихом океанах. Впоследствии его данные использовали академик Э. Ленц и адмирал С. Макаров.
   15 января 1854 года пришли в Рио-де-Жанейро. О том, что война с Турцией началась, на фрегате узнали еще в Англии. В Рио-де-Жанейро из газет узнали о победе русского флота при Синопе. Это подняло дух экипажа. Но командир знал, что вступление в войну Англии и Франции – вопрос дней. Об этом ему сообщили сотрудники русского посольства перед отплытием фрегата из Англии. Капитан-лейтенант И. Изыльметьев, командир фрегата, торопился покинуть порт, хотя в команде появились признаки цинги. У англичан и французов была налаженная связь, и они первыми, узнав о начале войны, могли внезапно напасть. Он не хотел давать им преимущества.
   Через две недели, не отдохнув, вышли в море. Капитан вел фрегат кратчайшим путем – вокруг мыса Горна. Переход был длительным, в условиях плохой погоды и бесчисленных штормов. Шренку не пришлось стоять на вахтах, управлять парусами и делать многое другое, что делают моряки на корабле. Но он делил с ними кусок сухаря за столом, жил в холодной сырой каюте, спал на сыром белье, обходился, как и они, без горячей пищи во время штормов, и его качало так же, как других членов экипажа. Морская болезнь выматывала и душу, и тело. К тому же на фрегате началась эпидемия дизентерии. Переход занял 63 суток. Он мог быть и короче, если идти не в Кальяо, а ближе, в Вальпарайзо. Но Изыльметьев хотел оторваться от следовавших за ним английских и французских судов, поэтому пошел в Кальяо.
   В Кальяо пришли 3 апреля. Там увидели среди леса мачт флаги англо-французской эскадры. Положение фрегата оказалось еще хуже, чем в Рио-де-Жанейро. В городе свирепствовала желтая лихорадка.
   От американского капитана Изыльметьев узнал, что англичане специально держат в Панаме пароход, чтобы тот немедленно доставил в Перу известие о войне с Россией. Командир фрегата не строил иллюзий по поводу нейтралитета Перу, был уверен, что союзники без колебаний его нарушат, чтобы не упустить такую добычу.
   Следовало дать отдых команде, но как это сделать, если нужно ремонтировать фрегат и загружать провизию. Всех больных каждый день возили на безлюдный песчаный остров С. Лоренцо, чтобы они побыли на солнце, давали им лимоны и другие противоцинготные средства.
   Леопольд Шренк, не занятый корабельными делами, приступил к своим ученым занятиям, не побоявшись желтой лихорадки. Ему дали в помощь несколько матросов, и он организовал раскопки древних погребений в районе Лимы. Разрешения властей не спрашивали, тогда на это смотрели сквозь пальцы.
   Всё время пребывания в Кальяо он занимался раскопками и с большим сожалением оторвался от них, когда пришла пора прощаться с Перу. Впоследствии Шренк передал собранную им коллекцию из 60 предметов и 9 черепов в Музей антропологии и этнографии в Петербурге. Говорили, что собранная им коллекция не уступала собранию Копенгагенского Музея.
   А на фрегате работали днем и ночью. Из свежих продуктов удалось купить только тысячу лимонов и двух живых быков на мясо. Если учесть, что в экипаже было свыше трехсот человек, продуктов явно не хватало...

   14 апреля, перед восходом солнца, когда над водой висела плотная завеса тумана, с фрегата бесшумно спустили шлюпки и стали буксировать «Аврору» с рейда в океан. Всё проходило в полной тишине. Когда туман рассеялся, наблюдатели с англо-французских судов не поверили своим глазам. Русский фрегат исчез вместе с туманом, будто растворился в океанской сини.
   Меж тем, «Аврора», уйдя за пределы видимости, вскоре получила юго-восточный пассат. За сутки фрегат проходил 180 миль. Стояла прекрасная погода, моряки обливались забортной водой на палубе, все чувствовали себя превосходно, больные стали поправляться. До экватора дошли за 16 дней. На этот раз Изыльметьев решил не искушать судьбу, и отказался от плана зайти на Гавайские острова, держа курс к восточным берегам Сибири. Его можно понять, но он совершил ужасную ошибку. На Гавайских островах союзников не было, напротив, там его дожидался российский фрегат «Диана». Ну, не было тогда современной связи...
   Начиная с экватора, ветер стал слабеть, но позже появился северо-восточный пассат, да еще какой! Небо, казалось, навечно затянуло черными грозовыми облаками, лил дождь, шел мокрый снег. Руки коченели, матросы и офицеры с трудом работали на мачтах. Начались простудные заболевания. Потом пошли густые туманы, что ещё больше осложнило жизнь и затруднило плавание. Радость была одна – фрегат двигался к цели.
    16 мая прошли тропик Рака. Направление ветра изменилось, начало штормить. Огромным волнением фрегат швыряло с борта на борт так, что он зачерпывал воду. От сырости негде было скрыться. Одежда, белье - всё мокрое, просушить невозможно. Люки и порты (для стрельбы из орудий) приходилось держать закрытыми, чтобы избежать водопадов при шторме. В жилых помещениях стояла невыносимая смрадная духота.
   Запас провизии стремительно иссякал. Питались солониной и сухарями, без горячей пищи. Не хватало питьевой воды. Порции уменьшили до предела.
   Но и это оказалось не самым страшным. На судне вновь вспыхнула цинга. Всё меньше офицеров и матросов заступало на вахту, нагрузка на здоровых возрастала, что, в свою очередь, вело к увеличению числа больных. Цинга приобрела характер эпидемии. Как назло, дули встречные ветры, приходилось много работать с парусами, изматывая тех людей в экипаже, кто ещё мог двигаться.
   Заболел и Шренк со своими товарищами. Он лежал в каюте, размышляя, доберется ли живым до России.
   Изыльметьев понял: в Де-Кастри, куда ему было предписано идти, им не добраться. Он приказал следовать в Петропавловск. Обстановка на фрегате становилась всё хуже и хуже. Врач давно не мог никому помочь, сам лежал недвижимо. 12 июня слег командир, передав командование старшему офицеру М. Тиролю. Воду выдавали по кружке в день.
   Наконец, о счастье, увидели очертания камчатских берегов. 19 июня 1854 года «Аврора» бросила якорь в Авачинской губе. Тринадцать матросов похоронили в море на переходе, 35 лежали при смерти, 142 человека не могли ходить, у остальных тоже имелись признаки болезни. Всех немедленно отправили в госпиталь. Не удалось спасти 19 человек. Местные жители несли зелень, молоко, свежее мясо, чтобы вернуть к жизни несчастных.

   Леопольда Шренка выходили, его помощников тоже. Но приключения зоолога не закончились. Его маленькой экспедиции довелось участвовать в Петропавловском сражении. Затем на корвете «Оливуца» он перешел в залив Де-Кастри. Потом была паровая шхуна «Восток». Пока военные строили укрепления, отражали атаки противника, Шренк занимался своим главным делом. Со своими товарищами на лодках и пешком он обследовал Приамурье и берег Сахалина, собирал бесценные для науки и практики материалы. Шренк завершил исследования и с грузом собранных коллекций и материалов через Сибирь вернулся в 1857 году в Петербург.

   За научные труды и мужество Леопольду Шренку дали жалование 1000 рублей серебром и наградили орденом Св. Владимира 4 степени.
   На основе собранных материалов ученый написал работы, обогатившие русскую науку. Он составил первые словари местных народностей – гиляков, айнов, ульчей, написал капитальный труд «Об инородцах Амурского края». За труды «Очерк физической географии Северо-Японского моря», «О течениях Охотско-Японского моря и смежных с ним морей», исследования на Амуре Географическое общество удостоило его Константиновской золотой медали.
   Продвигался он и по служебной лестнице: академик, затем директор Музея антропологии и этнографии в Петербурге, тайный советник.
   Но самым ярким впечатлением своей жизни он считал плавание на «Авроре». Там Леопольд Шренк проникся таким уважением к морякам, их тяжелому и опасному труду, что при всей своей занятости находил время, чтобы приезжать в Кронштадт для чтения в Офицерском собрании лекций по физической географии.
   Он оставил большое научное наследие. Не все его труды еще изучены, возможно потому, что написаны они на немецком языке.
   Но они найдут своих исследователей.