Что волнует жителей Германии

Врачебная дисциплина со смертельным исходом

Около года назад Германию потрясли сообщения о манипуляциях врачей с органами для пересадки. Медиков уличили в подделке историй болезни для продвижения «нужных» пациентов в очереди на трансплантацию. Казалось бы, прокуратуре и карты в руки. Однако недавняя публикация в журнале Spiegel заставила посмотреть на проблему совсем под другим углом зрения.

Корреспондент беседует с медсестрой Беатой Х. Она работает в одной клинике с юных лет и до последнего времени считала свою работу лучшей в мире. Всё изменилось, когда клиника расширила ассортимент услуг, и Беата стала работать в отделении по пересадке печени. С тех пор ее жизнь превратилась в сплошной стресс. В чем же дело?

Беата показывает на кровать номер три. На ней лежит только что умерший мужчина. Ему было 72 года, и он был последовательным сторонником нездорового образа жизни. В последний год жизни организм взбунтовался и отказался переваривать сомнительные коктейли. 12-месячное воздержание уже ничего не меняло: печень мужчины практически прекратила свое существование, и спасти его могла только пересадка органа. При этом шансы на спасение оценивались даже не в процентах, а в промилле. Печень ему пересадили, но прожил он после этого только шесть недель.

В соседней палате лежит 20-летняя женщина, мать двоих детей. У нее тоже больная печень, и в случае пересадки органа ее шансы на жизнь были бы неизмеримо выше, чем у соседа по палате. Но ей пересаживать печень не будут, и она умрет через пару дней. Почему?

Для оценки необходимости пересадки органов разработана специальная шкала – Meld-Skore, которая должна оценивать срочность трансплантации и шансы на успех. Она включает в себя два показателя состояния печени и один – почек. Максимальная величина – 40 пунктов. В США печень пересаживают начиная с показателя 15-18 пунктов, в Германии планка установлена на отметке 35 пунктов, что означает: шансы на спасение крайне малы. У нашей молодой матери этот Meld составляет 22 пункта: она умрет от заболевания печени, а приговор ей подпишут ее же здоровые почки, которые не дадут ей «опуститься» до 35-ти пунктов!

Доктор Пауль Ф. рассказывает: он пересадил за свою жизнь много органов, но в конце концов ушел из этой отрасли в обычную хирургию: надоел «мартышкин труд», когда операции уникальной сложности приносят мизерный результат. Злоупотребления, уверен доктор, произрастают именно из противоречия в инструкциях, которые говорят «срочно», когда уже нужно говорить «поздно». Врачи «исправляют» истории болезни, чтобы спасти пациентов, у которых еще есть шансы, и рано или поздно попадают в поле зрения контролирующих органов. А когда врачи рискуют во имя спасения пациента, всегда есть соблазн: а почему бы не рискнуть не просто так, а за деньги, коль уж всё равно приходится ходить под дамокловым мечом? Выявленные год назад случаи «продвижения» состоятельных пациентов из Иордании и России сильно усугубляют такие подозрения.

Согласно действующему законодательству, трансплантационная медицина разделена на три финансово и организационно независимых института. Немецкий фонд трансплантации органов (DSO) отвечает за создание банка донорских органов, фонд Eurotrasplant является посредником в их распределении, а решения о непосредственной передаче органа больным происходит в 50-ти центрах трансплантации, действующих в Германии.

Статистика говорит, что в Германии каждые восемь часов умирает человек, которому не хватило донорского органа, но молчит о том, как часто умирают те, кто такой орган получил, но это не продлило им жизнь. Инструкции должны стать разумнее, но остаться жесткими. Они должны давать больше свободы выбора врачам, но и принимать на себя большую часть ответственности. Ведь врач всякий раз понимает: за каждой спасенной жизнью стоят две остановившиеся: за каждым донорским органом стоит, как правило, чья-то гибель, а за каждым прооперированным больным стоит тот, кто очереди на донорский орган так и не дождался.

Эльба экзаменует немецкий федерализм

Избыточная вода постепенно уходит и скоро уйдет совсем. Но уйдут ли вместе с ней в Северное море проблемы, которые снова обнажил немецкий потоп?

Не станем пересказывать, как вода прорывала дамбы, как прорехи латались взорванными баржами, как и сколько людей было эвакуировано: об этом более чем достаточно сообщалось в газетах и по телевидению. Нет смысла повторять за специалистами, сколько миллиардов евро «смыли» дождевые потоки. На Германию с 30 мая по 2 июня выпало 22,75 триллиона литров, что-то между двумя и тремя месячными нормами.

Интереснее собрать воедино замечания и предложения компетентных специалистов, высказанные в разных местах и по разным поводам. Эти высказывания так или иначе говорят о несовершенстве законодательства, полностью передавшего защиту от наводнений в компетенцию земель.

Например, Дрезден. Хотя вода здесь и дошла до центра, ее в большей степени удалось удержать в границах русла за счет наращивания дамб и строительства новых стен. Саксонцы – молодцы? Но эти молодцы благополучно «передали» весь поток соседям, и из Магдебурга пришлось эвакуировать 23 тысячи человек.

Есть места, где стены с восточной и западной сторон находятся в компетенции разных земель. Из-за этого, например, жители Саксонии-Анхальта обижаются на бранденбуржцев, что те нарастили стену выше на 80 см, «призвав себе в союзники» закон о сообщающихся сосудах.

Специалисты утверждают: гораздо эффективнее строительства и укрепления дамб просто дать рекам разлиться в специально отведенных низинах. Но как раз в этом вопросе и мешает полная самостоятельность земель в вопросе о наводнениях: ведь отдать под такие «польдеры» нужно будет свою землю, годную для строительства или сельского хозяйства, а пользу от этого извлекут те, кто живет ниже по течению и даже в другой земле.

А что же те, на чьи плечи легли основные проблемы потопа, то есть простые немцы, не облеченные властью и не имеющие ничего вне стен домов и подворий, залитых водой? Вот они-то как раз оказались на высоте. О каких-либо проявлениях паники даже говорить не приходится: их ментальности чужда паника. С немецкой невозмутимостью и обстоятельностью они по утрам интересовались: что там показывает уровнемер, на какую высоту устанавливать козлы для кроватей, чтобы на следующее утро проснуться «над» а не «под» водой?

Немецкий гимн не зря начинается со слова Einigkeit – единство. Люди, которые в обычной обстановке живут как бы каждый сам по себе, в экстремальной ситуации оказываются исключительно сплоченными и самоотверженными. Те, кому повезло жить в верхней части городов, сами стучатся в двери «нижних»: приходите переждать беду, наш дом – ваш дом. Люди, поселившиеся у реки, всегда отличались особенной общностью. История разливов знает много примеров солидарности, готовности помочь, доходящей до самопожертвования. Они могут быть беспечными в благополучные времена, они могут не хотеть видеть уродующие пейзаж дамбы или разводящие сырость и комаров польдинги, но становятся организованными и ответственными, когда это необходимо. Нет числа добровольным помощникам, возводившим насыпи и наполнявшим мешки песком – от солдат до школьников. Einigkeit und Recht und Freiheit!

Немцы любят свои реки, и мутные дождевые потоки не размоют этой любви. Рейн, Дунай, Эльба – это магические слова, это их поэзия и их история. Даже наводнения, добавляющие в эту историю трагические страницы, оборачиваются гордостью за народ, который не разучился мужеству и добродетели.

Реки снова «устроили» стране экзамен. Народ сдал его как всегда на «отлично», власти – снова на «удовлетворительно». Трогательно было видеть канцлера Германии в резиновых сапогах, но задача, которую предстоит решить к следующему наводнению, потруднее, чем участие в спасательных работах: как создать некий координирующий федеральный орган для согласованных действий, сохранив при этом конституционную самостоятельность земель?

Только три четверти людей, проживающих в Германии, являются коренными немцами. Окончательные данные всеобщей переписи населения свидетельствуют: сегодня в Германии проживают 80,2 млн человек, из которых 74 млн – немцы, 6,2 млн – иностранцы. 15 из 74 млн немцев являются иммигрантами в первом или втором поколении. Интересно, что количество людей, живущих в собственном и арендованном жилье, подразделяется примерно в соотношении пятьдесят на пятьдесят.

Министр внутренних дел ФРГ Ханс-Петер Фридрих предлагает ввести требование предполетной онлайн-регистрации авиапассажиров. Органы безопасности должны еще до въезда иностранцев в страну проверять, не находится ли кто-то из них в списках разыскиваемых или уголовно преследуемых лиц. Подобная система эффективно действует с 2009 года в США: лица, въезжающие в страну без визы, должны перед полетом заполнить анкету на соответствующем интернет-сайте с указанием имени, даты рождения, места жительства и номера кредитной карты.

Немецкая разведка привлечет около 100 новых специалистов и до конца 2018 года выделит 100 млн евро на слежку за пользователями интернет-сервисов. Глава ведомства Герхард Шиндлер заявил, что государство не должно уступать преступным элементам в использовании возможностей технического прогресса, для чего нужны новые правовые и технические средства. Через пять лет Шиндлер надеется достичь такой же эффективной работы, как Агентства национальной безопасности США. Правда, как изменится при этом понятие «неприкосновенность тайны почтовой переписки»?

Ахмадиты Гессена (члены секты, отколовшейся от ислама) создали официальную общину. Теперь она является официальной частью Германии («органом публичного права»), имеет право создавать собственные кладбища и взимать налоги. Эта община насчитывает всего 300 тыс. членов (в Германии это в основном пакистанцы), но отныне власти Гессена могут предлагать общине воздвигать мечети во вновь строящихся микрорайонах, если среди их жителей есть ахмадиты.